Канта Ибрагимов - Дом проблем
— Это памятник Ленина из Грозного?
— Да! Вы не уберегли, снесли. Ты это помнишь? А я, с твоей помощью, вывез, сохранил, на постамент. Хе-хе, ты забыл классика. «Вы договариваетесь до «вывода», что революцию нельзя делать при помощи воров и бандитов, нельзя делать без интеллигенции. Понятно, что довели себя до болезни: жить вам, вы пишете не только тяжело, но и «весьма противно»!!! «Углубляются расхождения с капитализмом!»
Не хочу навязываться с советами, а не могу не сказать: радикально измените обстановку и среду, и местожительство, и занятия, иначе опротиветь может жизнь окончательно. Крепко жму руку. Ваш Ельцин». ПСС, том 51, страница 23.
— При чем тут Ельцин? — возмутился гость. — И не капитализм, а коммунизм у Ленина в оригинале.
— Хе-хе, это у Ленина. А я тебе процитировал ответ на письмо, которое ты мне доставил.
— А вы и его прочитали? — в волнении Ваха полез в папку, конверт на месте. — Или есть копия?
— Мастаев, не будь дурачком. Этот текст набирали на компьютере секретари, помощники, адъютанты. Не будь наивным. Если хочешь, прочитай, а я уже знаком. Распечатай. «Искренне Ваш!» Читай.
«Президенту Российской Федерации Борису Николаевичу Ельцину
Уважаемый Борис Николаевич!
Ваше активное участие в миротворческих процессах на территории СНГ вселяет в меня надежду на то, что происходящее в настоящий момент в Чеченской Республике Ичкерия является трагическим недоразумением. Мне кажется, что Вы не в полной мере владеете информацией по Чеченской Республике, иначе трудно оценить Ваши недавние категорические заявления о том, что Россия не будет решать чеченский вопрос силовыми методами, ибо Ваши заявления расходятся с реальной действительностью.
У меня сложилось впечатление, что Вы, занятые проблемами мировой политики, не уделяли должного внимания вопросу взаимоотношений России с Чеченской Республикой. Именно это и побудило меня обратиться в очередной раз к Вам.
Положение дел таково. В Чеченской Республике Ичкерия была оппозиция. Лица же эти являются не оппозицией, а людьми, стремящимися прийти к власти на российских штыках. Среди сторонников этой так называемой оппозиции нет ни одного летчика-чеченца, тем более военного. Поэтому всему миру ясно, что под прикрытием так называемой оппозиции действуют российские наемники, спецконтингент российских Вооруженных Сил.
Вы, Борис Николаевич, должны отдавать себе отчет в том, что любой обман рано или поздно раскроется. Иностранные журналисты зафиксировали все акты российских Военно-воздушных сил на территории Чеченской Республики. Они знакомят мир с фактами авиабомбежки мирных населенных пунктов российскими вертолетами. Имеются многочисленные жертвы среди мирного населения, нанесен значительный материальный ущерб. Пока необъявленная война России и Чеченской Республики носит вялотекущий характер, но только потому, что чеченский народ из всех средств решения конфликтов предпочитает мирные. Последняя надежда, которая у нас еще остается, — это надежда на то, что Вы своим личным авторитетом можете призвать к порядку зарвавшихся политиков, ведущих самостоятельную линию и играющих с огнем, готовых разгореться углей кавказской войны.
Я предлагаю провести личную встречу со мной для обсуждения и урегулирования всех наших вопросов. Одновременно выражаю Вам искреннее заверение в том, что не было и нет проблем и вопросов, которые не могли бы быть решены путем переговоров. История и народы не простят нам, если мы в этих условиях не проявим мудрости и стремления остановить дальнейшее развитие военного конфликта, пока это возможно, а отдадим это на откуп тем, кто завязал российско-чеченский узел и пытается разрубить его мечом. Иначе процесс может приобрести неуправляемый характер.
Искренне Ваш,
Президент Чеченской Республики Ичкерия Грозный, 03.10.1994 г.».[147]— Ну что? — поняв, что Ваха прочитал, спрашивает Кнышев. — Ваш генерал все ерепенился, ерепенился, а, как порохом запахло, — «искренне Ваш!» Не надо. Поздно. Теперь нас с панталыку не собьешь.
— Вы начинаете войну?
У них возник спор. Видать, Митрофан Аполлонович оказывал на Мастаева какое-то воздействие, потому что с ним Ваха стал коньяк хлестать, а потом закурил, охмелел. И тогда они говорили о красивом Грозном, о знакомых и почему-то о Дибировых — матери и дочери.
Где-то за полночь позвонили. Кнышев очень долго по телефону говорил. После этого Ваха засобирался в гостиницу.
— Куда? Здесь столько места. Раз пришел, то оставайся, — они еще долго сидели. И Митрофан Аполлонович твердил: — Люблю, люблю я тебя, дурака. За то и люблю, что наивный дурак. Давай еще по одной. Ты — спать, а мне еще поработать надо.
С зарею Ваха на ощупь пробрался на кухню, включив свет, он искал воду, внутри жгло. И тут он увидел письмо президента Чечни и сверху, как резолюция, знакомый почерк Кнышева:
«09.10.1994 г. По-моему, не стоит этого брать всерьез и отвечать. Лучше подождем и посмеемся. Сегодня дадим в печать для смеху с директивой редакторам: всячески высмеять и паки и паки ругнуть наших интеллигентов, чеченов и правозащитников-либералов-подлецов. Приеду — поговорим еще.
С комприветом Кнышев (ПСС, том 51, страница 29)».— Мразь, — процедил Мастаев и подумал: «Не будь он в гостях, избил бы Кнышева». Не желая более оставаться в этих хоромах, он второпях оделся и безуспешно пытался отворить входную дверь — столько секретных замков, как просто спиной ощутил опасность. Развернулся, перед ним Митрофан Аполлонович в роскошном золотом шитом халате, а в руках, с некой нарочитостью, блестящий, маленький пистолет, то ли зажигалка.
— Что? Надоело мое гостеприимство?.. Даже не прощаясь. Хе-хе. Как-то не по-горски ты себя ведешь.
— Зато вы по-ленински.
— Да, все, что создано, — хозяин развел руками, — это благодаря теории и практике Ленина, — непонятно, имеет ли он в виду свою квартиру или все вообще. — И я, в отличие от некоторых безграмотных придурков, верен идеалам коммунизма.
От волнения заикаясь, Мастаев хотел было возразить, да получилось что-то невразумительное, к тому же дверь за ним быстро захлопнулась.
До гостиницы «Россия», благо все в центре Москвы, можно было дойти и пешком. Однако погода испортилась, почти по-зимнему шел колючий, мелкий снег, подгоняемый таким же негостеприимным северным ветром. Поэтому Ваха стал одним из первых пассажиров метро и, разглядывая схему, обнаружил вечные названия: «Ленинский проспект», «Площадь революции», «Октябрьская», «Марксистская», «Пролетарская» и другие. А его станция вроде переименована — «Китай-город», а вот памятник революционеру Ногину[148] также на почетном месте.
