Джудит Леннокс - Зимний дом
Когда он был с Робин, то клялся себе, что больше никогда не увидится с Ивлин. Все остальные проблемы — отсутствие денег и того, что можно было бы с натяжкой назвать карьерой, — рядом с Робин казались не такими важными. Когда он был с ней, казалось, что все как-нибудь утрясется. Но, занимаясь любовью с Ивлин, бывшей отражением его темной стороны, забывал о Робин. Только раз, неожиданно столкнувшись с мисс Лейк в фойе театра и услышав презрительное «Это твоя маленькая подружка, Фрэнсис?», он посмотрел на Ивлин с неприязнью. Обычно он думал об Ивлин с неприязнью, когда оказывался от нее далеко.
Время от времени Ивлин туманно намекала на то, что им следует оформить отношения; тем не менее это внушало Фрэнсису надежду. «Это так удобно: одинокой женщине всегда нужен спутник». Но когда они расставались, Фрэнсис испытывал смешанные чувства. Женитьба на Ивлин могла бы поправить его финансовые дела, однако мысль об этом пугала его. Если бы он был вынужден жениться, то предпочел бы Робин. Робин не требовала от него постельных фокусов. Но у Робин самой не было ни гроша.
Иногда Фрэнсису приходило в голову бросить обеих. Уехать из страны и записаться в Иностранный легион. Тогда Робин могла бы выйти замуж за Гая, который был влюблен в нее вот уже несколько лет, а Ивлин нашла бы себе другого раба. А он, Фрэнсис, вспомнил бы свое предназначение и наконец совершил нечто великое, способное заставить всех забыть о том, что он сделал со своей жизнью.
У Майи и Хью вошло в привычку встречаться три воскресенья из четырех; первые выходные месяца она продолжала проводить в одиночестве. На тактичный вопрос Хью о том, куда она ездит, Майя ответила неохотно, после чего Хью, всегда уважавший ее право на уединение, больше об этом не спрашивал.
Хью научил Майю ездить верхом, плавать на лодке под парусом и узнавать цветы, росшие по берегам реки. Жара продолжалась, а в конце августа началось настоящее пекло. Они заехали подальше в Болота и устроили пикник на краю поля. Когда они поели, Майя села, прислонившись к стволу дерева, а Хью лег и положил голову ей на колени. Когда он закрыл глаза, Майя посмотрела на него сверху вниз и увидела тонкие морщинки вокруг глаз и серебристые пряди в светло-русых волосах.
— Хью, ты седеешь.
Майя вырвала седой волос и предъявила его в качестве доказательства.
Он посмотрел на волос и застонал.
— Скоро у меня начнут выпадать зубы.
— Бедняжка. Представляю тебя седого, в собственном коттедже с садиком…
Она улыбнулась, подняла глаза и увидела, что на горизонте собираются облака, затягивая голубое небо.
— Я буду ворчливым старым холостяком с собаками и трубкой. А ты?
Хью прищурился; в сгущавшихся сумерках его глаза казались золотистыми.
Она никогда об этом не думала. Приучила себя жить только настоящим, зная, что человек, который не может противостоять своему прошлому, не может рассчитывать и на будущее.
Майя пожала плечами.
— Не знаю…
— Майя, ты не меняешься. «Не гнет их ветер, не валит буря»…
Хью сел и потер затекшую шею.
— Ревматизм, дорогой, — насмешливо сказала Майя и начала собирать корзину для пикника.
Над их головами нависла грозная туча в форме огромной наковальни. Пока Майя складывала коврик, Хью сунул корзину на заднее сиденье. Все вокруг потемнело. «Лето кончилось», — подумала Майя; внезапно ею овладело уныние. Должно быть, Хью заметил выражение ее лица, потому что подошел, обнял и на секунду привлек к себе.
— У нас впереди еще много-много лет, — сказал он.
Тут на пыльную землю упали первые крупные капли и им пришлось разойтись.
— Мы обгоним его. — Хью включил двигатель.
Сначала Майе показалось, что это ему удастся. Машина мчалась к проселку, оставляя за собой длинный шлейф пыли. Они добрались до места, залитого солнечным светом, и оставили тучу позади. Майя засмеялась.
— Получилось, получилось!
Она обернулась и увидела, что у Хью смеются глаза.
Но в Болотах дождь все-таки настиг их. Машину с открытым верхом заливали потоки ледяной воды, смешанной с мелкими градинками. Майя слышала раскаты грома и вскрикивала, когда на кожу попадала особенно крупная градина. Барабанная дробь капель и грохот заглушали шум двигателя.
— Наверно, нужно поставить крышу! — крикнул Хью и съехал на обочину.
Майя вышла из машины и стала помогать ему. Но пальцы ее не слушались, а застежки были тугими и мокрыми. Хью пришел помогать ей; когда Майя попыталась освободить крышу из гнезда, их тела соприкоснулись. А потом (Майя так и не смогла понять, как именно это случилось) она очутилась в его объятиях и они начали целоваться, забыв про дождь и град.
Майя ощущала только его теплое тело, обнимавшие ее руки, губы, прикасавшиеся ко лбу, к глазам, к шее. И… о боже… собственные губы. Она сама не понимала, как сильно хотела этого. Ее тяга к нему была бездумной и инстинктивной, обусловленной физической потребностью, от которой Майя считала себя застрахованной. И лишь крошечная часть ее души стояла рядом и следила за тем, как начинает трескаться броня целомудрия, которую она носила последние пять лет.
Когда в конце концов Хью отпустил ее, Майя поняла, что промокла до нитки. Краска размазалась по лицу; шелковое платье было безнадежно испорчено. Пыль превратилась в грязь, а дождь все еще продолжался, струи обдавали плечи и грудь. Хью заставил ее поднять голову, и когда Майя увидела выражение его глаз, то поняла, что впервые в жизни смогла сделать кого-то совершенно счастливым. Ничего подобного Майя до сих пор не испытывала, и это подстегнуло ее.
— Хью, милый… — прошептала она, и хотя шум дождя пересиливал другие звуки, Майя сообразила, что он понял ее.
Они сели в машину и молча поехали дальше. После привольных Болот Кембридж казался слишком деловитым и многолюдным. Впервые в жизни Майя ненавидела собственный дом за его холодную официальность, за то, что в нем есть слуги, за мраморные полы, за темное полированное дерево, за тусклые гравюры, изображавшие охотников и лошадей. Принимая ванну и переодеваясь, Майя решила, что все это необходимо сменить. Здесь нужны цветы, книги и непринужденные разговоры, как у Саммерхейсов; только тогда это мрачное здание превратится в настоящий дом.
Кода Майя спустилась, Хью зажег в гостиной камин и сушился перед ним. Они поужинали вместе, но почти ни к чему не притронулись и едва пригубили вино. Когда они сидели в оранжерее и сквозь распахнутые двустворчатые окна от пола до потолка смотрели на мокрый сад, тишину нарушали только звуки радио. Было еще жарко, и от теплой земли шел пар. Все вокруг было усыпано розовыми лепестками — цветы не выдержали напора дождя. Газон превратился в цветной ковер — розовый, абрикосовый, белый и красный. Ветер вздымал лепестки, танцевал с ними, а потом бросал под деревья и стены.
