Эмэ Бээкман - Возможность выбора
Реди и в последнем классе рос, как ивовая тростинка, брюки и рукава были ему вечно коротки.
Потом? Тело пылало, казалось, простыни были из войлока. Глубокий сон пришел лишь в половине пятого.
Орви остановилась у стола старухи Эрле, держа в протянутой руке ключ. Старуха Эрле даже не пошевельнулась. Орви опустила руку и стала искать в сумке паспорт.
— На кой мне твой паспорт? — фыркнула сторожиха. Она не на шутку рассердилась. Старуха отодвинула в сторону с заляпанной чернилами зеленой бумаги письма и газеты, только что доставленные почтальоном. Теперь у нее было по чему стучать кулаком.
Смущенная Орви улыбнулась и повесила ключ на гвоздик.
— Манеры как у графини из гостиницы люкс, — бурчала старуха. — Может, прикажете мне еще встать и распахнуть перед вами дверь?
Орви постаралась уйти как можно быстрее. У стола собрались любопытные, они принялись перебирать письма. Старухе Эрле было все равно: любой мог взять чье угодно письмо или газету.
К парадной двери общежития была приделана мощная пружина, открыть дверь было не так-то просто. Говорят, что Реги Эртс, тот самый, что каждое утро занимается бегом, тренирует на этой двери свои мускулы.
Ступив на обледенелую лестницу, Орви взмахнула руками, чтобы удержать равновесие.
Холодный воздух бодрил, и тревога постепенно улеглась.
На противоположной стороне улицы две старухи торговали на ступеньках магазина букетиками из веточек брусники и бессмертника. Орви вспомнила, что она с лета не была на кладбище. Она остановилась в раздумье, но голос совести не становился громче и не гнал ее пойти поставить свечку за упокой души.
Орви поплелась к центру города.
В подвальном кафе на углу народу было немного. Лишь несколько женщин стояли в очереди у прилавка. Орви заказала кофе и, неожиданно для самой себя, рюмку зеленого ликера.
Она села за стол, отодвинула в сторону вазу с одинокой веткой и уставилась на рюмку, наполненную зеленой липкой жидкостью. Она вдруг поняла, почему заказала этот мерзкий напиток.
Как-то они с Реди зашли погреться в похожее кафе. Они сели за столик напротив какой-то женщины, сидевшей в одиночестве перед чашкой кофе и рюмкой зеленого ликера.
Присутствие незнакомки сковывало и Реди и Орви. Они одновременно помешивали ложечкой кофе, и Орви исподтишка разглядывала случайную соседку по столу. Та женщина показалась Орви жалкой и грустной. Вероятно, ей было тогда столько же лет, сколько Орви сейчас. Орви забыла про молчавшего Реди и с жадным любопытством украдкой разглядывала незнакомую женщину. Она пыталась представить себе ее судьбу. Наконец она решила, что этой женщине сильно не повезло в жизни и у нее, должно быть, нет своего угла, раз она утром в ее-то годы сидит в таком убогом месте и потягивает ликер. «Какой же надо быть дурой, — с осуждением думала Орви, — чтобы так гробить свою жизнь. Уж я-то ни в коем случае не дойду до такого, ни в коем случае», — решила Орви, глядя мимо чужой несчастной женщины, и, словно давая клятву, крепко ухватилась за руку Реди.
4Орви помешивала ложечкой кофе и разглядывала рюмку, наполненную зеленой жидкостью. Женщины легче становятся алкоголиками, чем мужчины, такое предостережение она вычитала в какой-то газете. Орви глотнула и задержала дыхание, чтобы не чувствовать приторного запаха ликера.
«Хоть бы никто не сел за мой столик», — повторяла про себя Орви. Она, наверное, взорвется от злости, если какая-нибудь смущенная парочка усядется напротив и девчонка с совсем еще детским лицом уставится на нее своими голубыми глазами.
Они с Реди проучились вместе все школьные годы, но до последней четверти одиннадцатого класса относились друг к другу абсолютно равнодушно. Странно, все эти годы они просидели почти рядом — парта Орви была сразу за партой Реди, но они как будто не замечали друг друга. «Если бы мы сидели наоборот, то я давно понял бы, кто находится возле меня», — сказал позднее Реди.
Интересно, что он написал в своем дневнике про Орви впоследствии?
Вначале, наверное, со страницы на страницу бежали оды. Реди был очень чувствительным. Если подумать, то, наверное, и Орви была такой же.
Орви оторвала взгляд от пустой рюмки. Хмурая продавщица протирала тряпкой прилавок, она чуть не смахнула чашку с кофе. Ее вовремя забрали. Когда мужчина, державший в руках чашку, повернулся лицом к залу, Орви вздрогнула и откинулась на спинку стула.
Маркус подошел прямо к столику Орви и уселся, как будто так и должно быть. Почему не Реди оказался случайно здесь, в кафе, субботним утром? Снова Маркус. Именно Маркус!
О чем бы они стали говорить с Реди? Здравствуй, здравствуй, как поживаешь? Все нормально, да? Ах, ты там работаешь. Довольна? Да-а. Вот и весь разговор.
С Маркусом они прожили вместе почти десять лет. Больше трех тысяч шестисот дней — о господи, целая вечность! Кроме того, Маркус оказался здесь не случайно. В последнее время он подстерегал Орви по утрам каждую субботу. Иногда это веселило ее, но чаще всего вызывало досаду. Странно, что Маркус все еще не может успокоиться.
— Ты вышла из своего общежития, точно лунатик, — произнес Маркус с упреком. В первые месяцы после свадьбы, вставая по утрам с постели, Маркус каждый раз желал доброго утра и спрашивал, хорошие ли сны ей снились. Теперь же они не виделись целую неделю, а Маркус даже не удосужился поздороваться.
Маркус словно читал мысли Орви.
— Я поздоровался, но ты пронеслась мимо. Ты так устаешь от своей новой жизни, что даже на улице дремлешь.
Задиристый тон Маркуса не понравился Орви.
— Какое тебе дело до меня? — спросила она, вертя в пальцах пустую рюмку.
Маркус распахнул свое широкое пальто, глубоко вздохнул и отхлебнул кофе.
— Я без тебя как крыша, с которой содрали железо, — поразил он Орви своим признанием.
Медленно, подыскивая слова, он снова принялся жаловаться на свое одиночество. Но глаза его оставались по-прежнему невыразительными. Казалось, он пользуется чужими, заученными словами, смысл которых не доходит до его сознания.
— Впервые кто-то решился пойти наперекор твоим желаниям, вот и все, — усмехнулась Орви. — Просто невероятно, что такой беспомощный и слабый человек, как я, мог служить тебе щитом.
— Душа стала такой чувствительной, все время скребет на сердце, — пробормотал Маркус.
— Ничего, скоро новая скорлупа нарастет, покрепче прежней, — произнесла Орви.
— Я стал бояться людей, — сказал Маркус.
— Давно уже, — кивнула Орви. — Только раньше ты этого не замечал, я была рядом — тоже вроде человек. Чего ты жалуешься — сам же стремился к свободе и независимости, чтобы тебя ничто не тревожило!
Тут Орви задумалась. Ведь и ее первым желанием, когда она уходила от Маркуса, было обрести свободу и независимость.
— И тебе не легче, — высказал предположение Маркус. — Свалилась на пустое место и лежишь, как жук вверх ногами. Поверь, только я могу помочь тебе встать на ноги, а ты — тот человек, без которого не обойтись мне.
— В конце концов, я знаю сама, что мне делать и чего не делать, — раздраженно бросила Орви.
— Едва ли знаешь, — прищурился Маркус.
— Пора и научиться, — неуверенно ответила Орви.
— Я там на крыше, на ветру, приколачиваю железо, вокруг грохот, а я все слышу твой голос, — Маркус глотнул. — Словно ты испугалась во сне и зовешь меня, ищешь защиты: «Маркус!»
Орви охватило беспокойство. Она выпила бы еще этого мерзкого ликера, только бы погрузиться в тупое теплое оцепенение. Лучше, если слова Маркуса не дойдут до ее сознания. Пусть отвяжется! Кому легче оттого, что он выбивает из колеи и себя и ее. Хватит! Орви пожалела, что у нее от природы такой мягкий характер. Она не умеет стукнуть кулаком по столу, чтобы отогнать прошлое, отшвырнуть подальше все воспоминания, связанные с запахами и звуками, которые стремятся пробудиться в памяти от зимней спячки. Запах подушки, загадочное тиканье в стене, шорох за обоями — все это слышалось в темноте до того, как проходил первый трамвай. Или те холодные предрассветные часы, когда натягиваешь одеяло до подбородка, а за пронизанными голубым лунным светом занавесками звенит необъятный холодный мир. Жуткий в своей остекленелости и благословенный потому, что находится поодаль. Весной из окна просачивался запах черемухи. Орви так и не собралась посмотреть, где же на задворках цветет этот куст.
— Поверь мне, многое будет по-другому, стоит тебе только захотеть, — не отставал Маркус.
Орви вдруг пожалела, что, услышав ревущий телевизор, она решила избавиться от мыслей о Реди. Ее охватило странное чувство вины, словно она до сих пор не выполнила какую-то давнюю, подкрепленную кровью клятву. Интересно, узнал бы ее Реди теперь, встретив на улице? Орви жила по принципу — лишь бы день прошел, где уж ей равняться с Реди. Те, у кого дни заполнены до отказа, скоро забывают незначительные факты из прошлого. Ведь на самом деле они были с Реди вместе, нос к носу, как сказала Лулль, лишь несколько месяцев — весну и пол-лета.
