Фред Бодсворт - Чужак с острова Барра
П. Л. пожал плечами.
- О господи! Идея, достойная промышленных тузов! Им так же нужен биолог, как, скажем, звездочет! Все это чистейшая показуха... еще одна коммерческая приманка. Не хватает только на воротах начертать: "Вали сюда, богатый сброд! Мы дадим вам садовников для ухода за вашими садиками и дипломированного эксперта по вопросам биологии для ухода за естественным садом, окружающим вас".
— Я отлично знаю, что это чистейший фарс, — нетерпеливо сказал Рори. - Но для меня это прекрасная возможность пробиться с помощью биологии в общество деловых людей. Это крупная, разветвленная организация, и там есть масса возможностей выдвинуться. Покамест я нужен им только как биолог, но мне говорили, в дальнейшем может подвернуться и кое-что получше.
Кое-что получше! — взорвался П. Л. — А разве в самой биологии мало дела? Раздвигать границы человеческого познания, расширять научное понимание окружающей нас среды... той основы, на которой воздвигнуто наше индустриальное общество. Ты не смеешь проституировать хорошую научную подготовку ради продажи участков помешанным на деньгах магнатам.
— Смею. И уже занимаюсь этим. История с гусем пошла мне впрок. Я не создан для биологии.
— С тех пор как ты встретил свою крошку-скво, ты ведешь себя как настоящий псих и болван. — П. Л. встал из-за стола, волосы у него над лбом возмущенно задергались. - Нетронутые дебри севера... с розовыми фламинго, доставленными из Флориды! Чертовы кретины! И если ты опустишься до всей этой публики, станешь таким же пошлым ублюдком, как и все они!
Несколько дней после этой перепалки Рори сомневался в правильности своего решения. Но потом получил послание, развеявшее последние сомнения. Это было официальное письмо от управления по охране живой природы штата Иллинойс. Гусыню канадской породы с желтой лентой на шее видели среди тысяч других канадских гусей в урочище близ озера Хорсшу в дельте Миссисипи, в Южном Иллинойсе. Гусыня держалась от других гусей обособленно, говорилось в письме, и, по-видимому, была одиночкой. Белощекого гуся подле нее не было.
Это было похоже на неприятное, издевательское напоминание о лете, проведенном в Кэйп-Кри, и кончине матери. Письмо из Иллинойса разбередило старые раны, всколыхнув прежние угрызения совести. Теперь Рори с нетерпением ожидал июня, когда он наконец приступит к работе на новом месте и навсегда расстанется с прошлым - с биологией и теми мучениями, которые она ему принесла.
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
Один-два раза в каждые десять лет таинственный мор нападает на охотничьи угодья мускек-оваков, дичи остается во много раз меньше, и всех, кто питается мясом, подстерегает в этих краях голод. Волки и лисы тощают и в поисках пищи рыщут далеко от своего логова. Изо всех жителей этих мест легче других людям, которые могут поддержать себя подледной охотой — ловят рыбу и бобров.
Но порой случается, что бесснежье и мор совпадают, приходятся на одну и ту же зиму. Лишенные снежного покрова, реки и озера промерзают до дна, трудно становится ловить рыбу, трудно охотиться за бобрами. Тогда призрак голода начинает витать и над мускек-оваками. Голод представляется им естественной приметой всякой зимы, но постоянное затяжное голодание ведет к голодной смерти, и нелегко сказать, где кончается одно и начинается другое.
Те из мускек-оваков, кто ушел не слишком далеко, возвращаются в фактории и получают там кредит в Компании Гудзонова залива или пособие от государства. Но семьи, угодья которых намного отстоят от побережья, оказываются перед трудным выбором. Нелегко охотиться в пути; ежедневно продвигаясь вперед, невозможно поставить рыболовные сети. Нередко кажется, что именно в зимнем лагере наилучшие шансы продержаться до весны, до прилета гусей, этого внезапного и драматического окончания голодной поры. Поэтому они ждут и надеются. Но ждут порой слишком долго.
В эту зиму Биверскины решили ждать. После рождества Кэнайна потеряла всякое представление о времени; прошло много-много недель, и она полагала, что теперь, должно быть, середина февраля.
Ранним утром она сидела на постели и смотрела, как мать готовит завтрак. Дэзи Биверскин двигалась медленно, мокасины шаркали по земляному полу, от былой расторопности не осталось и следа. Залоснившаяся от жира юбка топорщилась, болтаясь мятыми складками. Дэзи спала не раздеваясь, и клочья гусиного пуха из перины пристали к сальным пятнам. Джо Биверскина в землянке не было: накануне он ушел на охоту и ночевать не возвращался.
Кэнайна заглянула в чугунок, который кипел на печи. Там виднелись рыбьи потроха и голова с остекленелыми глазами. Кэнайна поймала ту рыбу накануне - первую за четыре дня. Несколько месяцев назад она с ужасом смотрела бы на это варево, теперь было немыслимо выбросить голову и внутренности - ничто не вызывало у нее тошноты, и она ждала, не испытывая ничего, кроме голода. Дэзи всыпала в чугунок три чашки овсянки для заправки. С ужасом наблюдала Кэнайна за тем, как исчезает в чугунке овсянка; на лице матери было написано стоическое безразличие.
— Это последняя овсянка, — сказала Кэнайна.
— Да, последняя, — отозвалась Дэзи.
Вот уж несколько недель, как Джо Биверскин собрал последние, еще не вмерзшие в лед капканы. Потом помог Кэнайне закинуть сети в маленьком озерце в миле от лагеря, где вода не промерзла до дна. Чтобы закинуть сети, потребовалось четыре дня, потому что нужно было сперва лыжами разгребать глубокий, по пояс, снег, а потом уже прорубать лед толщиной в ярд, а то и больше. Кэнайна ежедневно осматривала сети, отец снова отправился на охоту.
Вот уже шесть недель, как на троих людей и двух собак у них было по одной-две рыбины в день, и редко-редко Джо случалось подстрелить кролика или куропатку. В последние недели рыба почти не попадалась, и это был тревожный знак - значит, в крошечном озерце она уже почти выловлена. Несмотря на постоянные уговоры Кэнайны, регулировать расход купленных в лавке продуктов даже не пытались, потому что, отправляясь на охоту, Джо Биверскин, подобно продувшемуся игроку в кости, который верит, что ему повезет в следующем круге, был убежден, что подстрелит лося или оленя-карибу, тот и прокормит их до весны.
Чай и сахар давно уже вышли, теперь кончилась овсянка. Осталось лишь несколько фунтов лярда да дюймов на шесть муки на дне последнего мешка.
