Анатолий Иванов - Повитель
— Поохотился… Тьфу, черт!
— Я же говорил, — подал голос Петр.
— Да ведь я здесь часто ходил — ничего. За время дождей расквасило. Кабы не ружье — крышка. На него опирался. Ну, пойдем к костру, продрог я.
С мыска переправлялись на твердую землю, кидая под ноги осиновые ветви. В руках держали на всякий случай по длинной жерди. Тонкие ветви хлюпали по воде, прогибались, но выдержали.
Костер, разложенный Петром полчаса назад, чуть-чуть курился. Только разожгли его, стал опять накрапывать дождь.
— Лихорадку схватишь еще. Пойдем, что ли, домой. Там отогреемся.
— Пойдем, — коротко отозвался Петр.
Всю дорогу шли под мелким дождем — впереди Петр, за ним отец. Петр нес в руках сапог. Второй сапог и ружье остались в болоте.
Вечером Анисья молча стирала пропахшую болотной гнилью одежду мужа и сына.
В течение недели никто — ни Петр, ни Анисья — даже словом не обмолвились о происшедшем. Жили так, будто и не случилось ничего, будто не был он, Григорий, на волосок от смерти.
На восьмой или девятый день Григорий не выдержал:
— Эх, вы!.. Утони я — обрадовались бы…
— Господи, что говоришь-то ты, — промолвила Анисья, покачав головой.
А Петр промолчал. Григорий медленно подошел к нему, наклонился и заглянул в глаза.
— Так какого черта лез тогда ко мне по болоту?! — Григорий сильно встряхнул Петра за плечи. — Ведь захлебнулся бы сам в трясине!
— А ты что, не полез, если бы тонул… кто-нибудь? — спросил, в свою очередь, Петр. В глазах его было только удивление.
Григорий отмахнулся, неслышно отошел прочь, медленно и изумленно повторяя несколько раз: «Кто-нибудь… Ага, кто-нибудь…»
И с новой силой ощутил: нет у него сына.
* * *А следующей весной, когда Петр сдал экзамены за девятый класс, отец, покалывая его глазами, спросил:
— Кончил учебу?
— Раз приехал домой, значит, кончил.
Григорий подергал себя за ус, точно пробуя, крепко ли он держится.
— Вот что, Петро… Ты уже мужик вроде, а?
Петр промолчал. Отец усмехнулся и продолжал:
— Я думаю — хватит тебе на батькиной шее сидеть. Работать надо. Как ты думаешь?
— Думаю десятилетку кончить.
— Ну, ученьем сыт не будешь… Курсы трактористов нынче зимой в МТС открываются. Понял?
Петр не только понял, он давно знал, что спорить с отцом бесполезно, и несмело подал голос:
— Лучше уж на шофера тогда… — Хотел добавить: «Как Витька Туманов», — но побоялся.
— Дурак. На тракторе больше заработаешь, — бросил Григорий. Он посидел немного, хлопнул ладонью по столу, застланному клеенкой, и проговорил: — Решено.
Петр поднял было на него глаза, но отец не дал ему возможности возразить.
— Ну, ну, что? Договоренность уже есть с директором МТС, место для тебя оставлено. Лето погуляй — и хватит. Нечего тебе баклуши бить. Ступай.
Вечером того же дня Петр рассказал Витьке о решении отца.
— Ну а ты что? — поинтересовался Туманов.
— Что же мне делать? Поеду, — вздохнул Петр.
Витька внимательно посмотрел на него. Петр поднял голову:
— Ты чего?
— Какой-то ты… пришибленный, — сказал Витька.
— Как это?
— Да так… — И пояснил: — Вялый какой-то, будто сроду не высыпался. Я давно советовал тебе — вступай в комсомол. Мы разбудили бы тебя, встряхнули.
— Э-э, не до комсомола мне… Отец и так… А тут бы…
— Ну, как знаешь, — холодно ответил Виктор. — Что ж, может, работа на пользу пойдет тебе. Людей увидишь и… окрепнешь, в общем!
Осенью Витька уехал учиться в десятый класс. Петр с завистью проводил его. До самых снегов не знал, куда деть себя с тоски. Теперь он с нетерпением ждал курсов трактористов. Но их открытие задерживалось.
— Чего ходишь, как сонный, из угла в угол? — спросил как-то отец.
— Тут не уснешь, сдохнешь с тоски. Где они, твои курсы? Пойду хоть сено возить на ферму.
— Сиди, без тебя навозят, — грубо отрезал отец.
Только перед самой весной Петр наконец уехал на курсы.
4
Однажды, придя к кузнице, где ремонтировали к весне бороны, брички и всякий инвентарь, Бородин увидел там Ракитина.
— Что, нажаловался в райком? — спросил он, присаживаясь на снятый с колес и опрокинутый ящик брички-бестарки. — Чего вообще лезешь куда не надо? Что тебе вот на кузне понадобилось?
— Проверяю, как ремонтируют брички, бороны к весне, — спокойно ответил Ракитин. — По правилу — тебе бы проверять-то надо как председателю. А ты… — И, видя, что Бородин собирается что-то сказать, чуть повысил голос: — Ну, вот что! Если опять сейчас за старое примешься — Ракитин, мол, на мое место метит, — то зря. Не поможет уже! Понятно?
В голосе Тихона прозвучали металлические нотки. Бородин удивленно и неожиданно для самого себя спросил:
— Гм… Это почему?
— И вообще, — продолжал Ракитин, оставив его вопрос без ответа, — давай-ка поворачивай в другую сторону, занимайся как следует делами, раз ты председатель пока…
— Вот как! Пока?! — тихо и насмешливо произнес Бородин.
— Вот именно, пока, — повторил Ракитин. — Мы своевольничать тебе в колхозе не дадим теперь. Запомни.
— Кто это — мы? — воскликнул Бородин, вскакивая. — Не много ли берешь на себя?
Но Ракитин, не обращая больше внимания на Бородина, пошел прочь. Вместо Тихона Бородину ответил кузнец Степан Алабугин:
— Мы — это колхозники.
— Чего, чего?! — обернулся Бородин в широкие, настежь открытые двери кузницы.
Алабугин в прожженном ватнике отер пот с широкого, лоснящегося лица, насмешливо проговорил:
— Вот тебе и чего…
И опустил с плеча на наковальню тяжелую кувалду. Из-под кувалды во все стороны брызнули искры.
«Мы — это колхозники!» Бородин вспоминал слова бывшего своего работника теперь каждый раз, когда встречался с Тихоном. Да, колхоз — не только Бутылкин, Тушков, Амонжолов. Это и Ракитин, и Туманов, и Алабугин, и Евдокия Веселова, и Марья Безрукова, и многие другие.
Весна для Бородина началась необычно.
Как-то недели через две, после того как сын уехал на курсы трактористов, Григорий сидел дома, поглаживая лежащую у него на коленях собачью морду. Неожиданно из конторы прибежал запыхавшийся счетовод.
— Там… в конторе… из района приехали, — сказал он, размахивая руками, будто это помогало ему извлекать из глотки слова. — Тебя требуют…
— Скажи приезжему, чтоб ко мне шел, — ответил Бородин счетоводу, не вставая с места. — Что он, не знает, где председатель живет? Анисья! Сообрази-ка насчет обеда…
Счетовод опять замахал руками:
— Отправляли его к тебе, не идет. Вскипел только: «Я разве в гости к председателю приехал!» Партийный секретарь, шепнул мне Ракитин. По фамилии Семенов.