Дни, месяцы, годы - Лянькэ Янь
Но яростный свет в зеленых глазах смягчился. Волк наконец моргнул, правда, тотчас снова уставился на старика, но Сянь-е ясно видел, что его сизо-каменный взгляд подернулся бархатистой влагой.
Из-за гор палым листом прилетел шелест закатившегося солнца. Сянь-е медленно отвел конец коромысла от волчьего лба и опустил его на траву.
Завтра я приду, сказал он волку, и принесу с собой чашку похлебки.
Волк переступил передними лапами, затем вдруг развернулся и неторопливо побрел вдоль озерца к выходу из ущелья. Немного отойдя, он коротко оглянулся на старика и двинулся дальше, а мягкое молчаливое эхо его шагов летело по длинному ущелью, медленно затухая. Сянь-е глядел ему вслед, пока волк не скрылся за поворотом, и тогда наконец выпустил коромысло, в изнеможении опустился на корточки, вытер испарину со лба, передернул плечами и тут заметил, что его белое исподнее насквозь промокло от пота.
Сянь-е тяжело вздохнул, у него не осталось сил даже подняться на ноги. Сидя на корточках, он подобрался к кромке воды, лег ничком и стал хлебать родниковую воду, словно истомленный жаждой вол. Прохладная влага мигом разлилась по телу и добралась до самых пяток. Вдоволь напившись, Сянь-е умылся и взглянул на небо: красное зарево над скалой сделалось тонким, словно бумага. Он наполнил ведра, поставил их на землю и стал снимать исподнее.
Сянь-е решил искупаться.
Волк, а волк, забравшись в воду, говорил Сянь-е. Ты уступил мне два ведра воды, но где же я раздобуду кукурузную похлебку? Принесу-ка я завтра пару крысиных тушек, я знаю, ты любишь мясо. Совсем я состарился, подумал Сянь-е, силы уже не те, придется уступить. А вот попадись ты мне лет десять назад, да чего там, даже пару лет назад, ты бы судьбу благодарил, что живым остался. Сянь-е молол языком, оттирал с себя грязь, мутил прозрачную воду. Искупавшись, вылез на берег и справил нужду, тем временем тонкое алое зарево над скалой побледнело, оставив по себе только светло-красную тень.
Сянь-е накрыл ведра двумя пучками травы, повесил их на коромысло и стал медленно пробираться к выходу из ущелья. Под тяжестью ведер коромысло гнулось дугой, ведра покачивались в такт шагам, но трава не давала воде расплескаться. Хриплый скрип коромысла бился о скалы, убегая к выходу из ущелья. Я и правда состарился, думал Сянь-е, надо идти потише. Доберусь до тропы, пока совсем не стемнело, а там можно не бояться, луна выведет меня к склону. Приду, побрызгаю на кукурузу водой, и белые пятна перестанут шипеть да расползаться во все стороны.
Сянь-е неторопливо пробирался к выходу, не подозревая, что ему навстречу идет целая стая волков.
Тот бурый волк размером со Слепыша шел впереди, указывая дорогу. Увидев Сянь-е, стая резко остановилась. Но в следующий же миг бурый волк оглянулся на сородичей и смело повел их прямо на старика.
Сянь-е словно громом поразило – он понял, что угодил в ловушку. Зачем же я полез купаться, думал старик. Зачем я так долго сидел у воды. Лучше бы поскорее выбрался из ущелья, шел бы сейчас по тропе, а волки остались бы ни с чем. Крутя в голове эти мысли, Сянь-е принял невозмутимый вид, медленно опустил ведра на землю, снял их с крюков, развернулся и пошел с коромыслом прямо на стаю, будто в грош не ставит таких соперников. Шел он неторопливо, крюки на коромысле покачивались в такт шагам. Стая и Сянь-е двигались друг на друга. Два десятка шагов между ними быстро сократились до десяти, но Сянь-е, по-прежнему спокойный, размашисто шел вперед, словно собирался нырнуть в самую гущу волчьей стаи.
Его выдержка напугала волков, они сбавили шаг и остановились у входа в ущелье.
Сянь-е шел им навстречу.
Два волка во главе стаи отступили на шаг назад. От этого шага сердце у старика немного успокоилось, он уже не чувствовал прежнего смятения и двигался еще быстрее и резче, шаги его так грохотали по ущелью, что со скал посыпались мелкие камешки. Волки бесстрастно следили за приближением старика, наконец Сянь-е дошел до того места, где ущелье сужалось, словно бутылочное горлышко, окинул глазами отвесные скалы и замер на месте. Между скалами здесь было не больше двух шагов, и Сянь-е занял это место, чтобы волки не могли зайти ему за спину и взять в кольцо.
Теперь кто кого перестоит.
Сянь-е до отвала напился воды и не чувствовал ни голода, ни жажды. Главное не отступать, думал старик, если устою на ногах, как знать, может, выберусь отсюда живым. Солнце забрало с неба последние красные тени. Потемневшее небо сделалось одного цвета с волчьими шкурами. В ущелье с тихим шорохом спускалось безмолвие горных сумерек. Пока волки не догадались, что у него на уме, Сянь-е пересчитал их – в стае было девять волков, три больших, четыре размером со Слепыша и два совсем волчонка.
Сянь-е стоял на месте, словно дерево, вросшее в землю.
Бирюзовые глаза волков походили на горящие бусины, развешанные в темноте. Над ущельем нависла черная гора тишины. Сянь-е не шевелился. И не издавал больше ни звука. Наверное, волки поняли, зачем он так бойко шагал им навстречу – чтобы первым занять теснину между скалами. Матерый волк взревел прерывистым сизо-красным воем. И стая снова двинулась на старика.
Сянь-е взмахнул коромыслом и со всей силы ударил им по земле.
Волки остановились.
До них было не больше восьми шагов, в последнем свете сумерек Сянь-е разглядел, что у одного из трех матерых порвано левое ухо, а еще он немного хромал. Сянь-е пристально разглядывал этого волка. Какое-то время они смотрели друг на друга в упор, а потом матерый снова взревел хриплым воем, и стая двинулась на старика. Когда между ними осталось не больше шести шагов, старик перехватил коромысло и замахнулся, целясь в середину стаи, целясь в голову вожака.
Волки снова остановились.
Сянь-е глядел на вожака, краем глаза следя за остальными. Ярче всего глаза горели не у матерых волков, а у двух волчат, которые то выбегали вперед, то возвращались в середину стаи. Их глаза сверкали, словно вода на солнце, а из-под воды проступали смятение и страх. Волчата то и дело оглядывались на вожака. А он в ответ выл сизо-красным воем, понятным одной лишь стае. Последние отсветы на небе померкли, ущелье накрыло кромешной тьмой, а глаза волков сияли, словно изумрудные озерца. От выхода из ущелья потянуло сизым духом волчьих шкур. Он был бледнее, но отчетливей густой и липкой крысиной вони. Сянь-е вспомнил о кукурузе, подумал, что за это время сухотка успела сожрать всю зелень на листьях и перекинуться на стебель. Главное, чтобы она не добралась до сердцевины, думал Сянь-е, если на макушке останется хоть немного зелени, кукурузу еще можно спасти. Старика вырвала из раздумий сизая плеть волчьего воя, он вздрогнул, проморгался и сказал себе: сейчас надо думать только о стае, зазеваешься хоть на секунду – угодишь волкам в зубы. По счастью, волки не заметили, что старик отвлекся. Повинуясь вою вожака, стая двинулась было вперед, но Сянь-е взмахнул коромыслом, крюк ударился о скалу, и по ущелью полетело ледяное эхо, а волки снова отступили.
Противостояние подвесным мостом соединяло глаза вожака и Сянь-е, и каждое движение их век раскачивало мост, заполняя ущелье тревожным эхом. В темноте Сянь-е видел только глаза волков, зеленые бусины зрачков неподвижно висели в воздухе, и стоило им хоть немного сдвинуться с места, как старик взмахивал коромыслом, и бусины снова отступали. Время медленно катилось по воле старика, словно повозка, запряженная старым бессловесным быком. Вышла луна, круглая, словно волчий глаз, стало быть, сегодня середина месяца, пятнадцатое или шестнадцатое число. Налетел ветерок, и по спине у Сянь-е будто проползли земляные черви. Он знал, что это стекает пот. Ноги немели от усталости, по телу разливалась ломота. Неподвижное противостояние с волками выматывало старика куда быстрее привычной работы в поле. Больше всего на свете ему хотелось увидеть, как волки ложатся на землю, устав стоять неподвижно. Пусть хотя бы переступят на месте, чтобы размять лапы. Но волки не шелохнулись. Они стояли полукругом в шести шагах от старика и не сводили с него глаз, неподвижные, словно отесанные непогодой камни. Сянь-е слышал мерный стук, с которым перекатывались их зрачки, видел отсветы на холках, когда ветер со скрипом раздувал жидкую шерсть. Разве мне их перестоять, спрашивал себя старик. И отвечал сам себе: хоть в лепешку расшибись, а стой! Но у волков по четыре лапы, возражал себе Сянь-е, а ты человек на двух ногах, да к тому же старик, восьмой десяток разменял. Силы небесные, отвечал на это Сянь-е, не успела ночь наступить, а ты уже дрогнул, неужто собрался даром сгинуть в волчьей пасти? Один из волчат не выдержал и улегся на землю, даже не посмотрев на вожака. Следом улегся и второй волчонок. Вожак глянул на них и взревел пурпурным воем, в ответ волчата разом обернулись и заскулили, их голоса протянулись в темноте, словно нежные зеленые побеги, и стая снова притихла. Волчата сдались первыми. Но стоило им улечься, как зараза усталости перекинулась на Сянь-е, и его ноги разом обмякли. Хотелось пошевелиться, размять суставы, но вместо этого старик только резко напряг и расслабил мышцы на ногах, дернув коленными чашками, и остался стоять в прежней стойке. Нельзя, чтобы матерые заметили, что ты шатаешься, будто какой-то волчонок, думал Сянь-е. Дашь слабину, и они тут же бросятся в бой. Будешь стоять смирно – выживешь, говорил себе Сянь-е, а начнешь шататься – навсегда сгинешь в этом ущелье. Луна с востока переместилась на юго-запад, спекшийся запах облаков, проплывавших по небу, подсказал Сянь-е, что завтра снова придет жара и солнечные лучи на гребне будут весить самое малое пять цяней. Сянь-е взглянул на небо и в паре десятков шагов от луны приметил густое облако. Подумал, что, когда оно наползет на луну, ущелье ненадолго окажется в тени. Старик стоял на месте, словно вросший в землю пень, и ждал. Наконец луна скрылась за облаком, по коже черным шелком заскользила густая тень, Сянь-е бесшумно согнул сначала одно колено, за ним другое и тут же почувствовал, как забитые каналы в теле прочистились и ноги снова наполнились силой. Сянь-е выпрямил спину, и крючки на коромысле зашелестели, словно рвущаяся влажная бумага. В этот миг тень добралась до стаи, и старик увидел, как зеленые огни, словно огромные светляки, подались вперед. Он взревел и со всей силы застучал коромыслом о скалы. Шум осыпающегося с кручи песка ручейком бежал мимо ног старика, а когда все звуки стихли и тень от облака доползла до выхода из ущелья, Сянь-е увидел, что пять волков из девяти подступили ближе, до них оставалось не больше пяти шагов. По счастью, Сянь-е успел размять ноги, а грохот его коромысла не дал волкам подойти слишком близко, теперь он мог стоять в своей боевой стойке хоть до самого утра.
