Там темно - Лебедева Мария
Злость потом. Сейчас Яся ищет.
На кухне темно, только два ярких оконца – телевизор да телефон. Светит прямо на подбородок, смартфон продолжает лицо – будто Ясю туда засосёт. Может, так оно и случится. Или уже. Не заметила.
От энциклопедий – к сомнительным сайтам, где половину экрана скрадывает тизерная реклама, слагает невероятные мифы. Страшные, мерзкие, кликабельные – это для смелых, кто отважится всё же узнать. Или для глупых, что иногда равноценно.
Похудеть всем поможет простая советская…
ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ В ИСТОЧНИКЕ.
Ком червей вас наутро покинет, если пить одну ложку…
ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ В ИСТОЧНИКЕ.
Акушеры ахнули, увидев, что лезет из…
ЧИТАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ В ИСТОЧНИКЕ.
Окунись в тот источник, там где-то на дне знание об устройстве Вселенной.
Яся хмурится. Если там, в источнике, не большая белая птица, то катитесь вы все со своими сенсациями, катитесь, как ком червей, не успевая ахнуть.
Бесполезно.
В своих поисках Яся не преуспела.
Совсем уж отчаявшись, пав ниже некуда, решила зайти в группу, где всяких ищут. Там выкладывали фотографии – смазанные, чаще всего со спины, – и писали, к примеру: «Ищу девушку, сидела напротив в автобусе, с чёрными волосами, ты супер, найдись». Иногда – без знаков препинания, и завзятые шутники проявляли ярко себя, отпускав замечания вроде: «Кто с волосами, автобус?» С ума сойти, как смешно. Высшая лига юмора. А грамотеи писали: «Русский выучи сперва!» и в рекомендации этой тоже допускали ошибки. Была также тема: если на фото попал кто-либо ещё, например старикан, следовало писать, что ищут как раз старикана. Не, ну поняли, да, ну ведь да? Не девушку, а старикана! Можно было вот так пошутить, если не застолбил про автобус.
Если существовало когда божество-покровитель комментов, тогда его лик в юникоде – пугающий смайлик 😂, у которого то ли истерика, то ли радостное лицо. Юморески, случайные шутки, любая картинка не в тему – подношения, чтобы задобрить его, чтобы верить – смеётся до слёз, а не хохочет и плачет.
Никакую девушку в итоге не находили, и от постоянного повторения одних и тех же запросов, в одинаковой степени смазанных мутных фоток, все девушки сливались в одну, неуловимую, безликую, которую искал весь город, смутный идеал, Прекрасную Даму с тысячей лиц.
Яся быстро пролистывает фотки – птицы нет, видели только котёнка, собаку, чью-то зарплатную карту и просят отозваться всех увиденных незнакомок.
От последнего Ясе становится не по себе, будто это её фоткали втихаря со спины, про неё написали – ищу, отзовись. Вспомнилось резко, как, добираясь до дома, Яся ускоряет шаг, если показались вдали знакомые очертания, как руки в карманах куртки сжимаются в кулаки. И как отпускает пружина тревоги, если всё хорошо, показалось.
Новое сообщение.
– Хочешь, я его побью? – интересуется приятель.
Новое сообщение.
– Давай я его побью! – предлагает подруга.
Яся не хочет. И вовсе без драк здесь будет кому-нибудь плохо. Так непривычно: не делая ничего, всё равно оставляешь следы. А если совсем не решать – тогда будет плохо двоим. Хотя нет, если нехорошо Ясе, то страдает абсолютно каждый в округе: смысл хоть в каком-нибудь чувстве, если не с кем его разделить.
Новое сообщение.
– Я понимаю про птицу.
Яся цепляется за телефон, сжимает во влажной руке.
Тот знакомый зачем-то решил выслать голосовое – ну когда это было бы к месту? – и Ясе ужасно не хочется слушать, но если это про птицу, то пускай те голосовые будут хоть сутки кряду. Знакомый говорит задумчиво:
– Я, когда преисполнился (так и сказал – «преисполнился»), видел не птицу, но восьмиглазую крысу, вот что я видел тогда.
– Это другое, – сердится Яся. – Это вообще, блин, другое.
Аплодисментами заходится телевизор – чтобы спрятаться от соседей, нужно выбрать самостоятельно шум. Тихо тут не бывает. Домик такой, как коробка от обуви: прорезать в ней окна, отогнуть приглашающе двери – будет вовсе и не отличить. Стены уж точно картонные.
Это, наверное, первый их дом, где оказался телик. Мама его не включала, а Ясе он казался чем-то вроде ещё одного соседа, и, оставаясь одна, она то и дело отыскивала пульт, почему-то затянутый в мутный пакет и перевязанный тонкой резинкой, – и сразу как будто в квартире появлялся кто-то ещё. Иногда – даже целые толпы.
В телешоу кричит человек, человек из народа, рабочий. Кажется, сварщик. Он пытается канцеляритом описать свои чувства к жене. Та – бродячий сюжет телешоу – родила пятерых от соседа. Муж и ей, и другим объясняет, как ему больно, языком протокола – чужим, не своим языком, потому что не знает иных сложных слов, а то, что сейчас ощущает, – непросто. Нужны тут другие слова, не те же, какие ты достаёшь, чтоб поменять на штаны, шаурму там, травмат.
Человек с интернета – какой-то там блогер – уверяет, мол, 98,8 % детей внутри браков рождены от соседей по дому. Со статистикой спорить непросто, и практически невозможно – с блогером из самого интернета.
Пятеро грустных детей бродят по студии, натыкаясь на бортики, – студия сделана как-то навроде вольера, чтобы никто не кидался на зрителей или там, например, не сбежал. Дети чувствуют эту тревогу, но не умеют назвать.
Человек из народа бросается на соседа. Речь превращается в писк, так запикивают непристойность – всё как надо, ну дети же смотрят.
Ведущий сыто, довольно кивает, делает шаг назад. Приходит жена и с разбегу бухается на колени, говорит – роковая случайность. Вероятно, попутал бес. Её реплики – из дешёвых любовных романов, потому что пришла в телешоу, где с ней говорили о ней, и лачили кудри красивей, чем когда-то на свадьбу, как будто она была трагическая героиня.
Сварщик колотит соседа, рядом руки ломает жена, блогер снимает себя на их фоне. Следующим, по идее, в студию вызовут беса.
Человек от культуры – возможно, актёр – решает: настал наилучший момент, чтобы поведать притчу. Хорошо поставленным голосом в уши всем заливает куриный бульон для души.
Зрители в студии ой негодуют, зрители жаждут расплаты: виновата, конечно, жена, можно тут ведь в неё чем-то бросить?
То были хорошие, добрые люди, пока всё и шло хорошо. Совершенно такие, как были давно, ужасно давно (только книга об этом и помнит). Смотрели на странного, громкого, которому только за то и назначили смерть, – и никто ничего не сказал. А потом разошлись по домам, обнимали своих детей. А потом сделали сувениры про казнь и таскали их на груди.
Дальше что – непонятно, ведь Ясин сосед решает опробовать дрель.
Маленькие фигурки на экране бодро раззявили рты, визжит вместо речи сверло. Смысл не то чтобы изменился.
В конце ведущий попросит беречь себя и своих близких, он всякий раз о том просит. Берегите себя, своих близких.
Далёких не берегите.
Яся слушает вполуха. Коллизии этой семьи – не предмет её интереса. Поорали – закончили, дальше пошла уже новая передача. Может быть, с тем же ведущим. Он живёт на телеканале.
Яся вскидывает голову. Там какой-то усатый мужчина восклицает: «Конечно, конечно, любой девочке так тяжело без отца». И руками размахивает весьма убедительно – видно, знает, о чём говорит. Зал синхронно кивает: да-да-да.
Яся косится на экран. Усач уже объяснял, какой должна быть настоящая женщина. В этом он тоже был экспертом, так что все ложные женщины получили с десяток советов.
Яся задумалась о том, тяжело ли ей жить без отца. Выходило, что не особо. То, что не принадлежало тебе, нестрашно и потерять.
Тяжело было видеть, как мама изображает, будто бы полный порядок, когда всё ни разу не так. Яся пыталась заговорить, но мама меняла тему, а то и вовсе начинала сердиться. Такое теперь было часто.
