Золотой воскресник - Москвина Марина Львовна
– Хорошо у тебя, Мишка, идиоты получаются! – восхищался его гениальной игрой звукорежиссер.
– Миш, дай реакцию на удар по голове!
– Ёбс! – радостно и звонко воскликнул мой Тушканчик.
Прислали предложение “Муж на час”. Я обрадовалась, думала – подразумеваются цветы, шампанское, театр, влюбленные взгляды… Оказывается, это касалось текущего крана… развески картин!..
Лёня выходит из Пушкинского музея, слышит звуки музыки – что такое? Смотрит, сидит охранник и играет на губной гармошке.
– Прям фашиста напоминает – во всем черном и на губной гармошке! – рассказывал Тишков.
– И что, хорошо получается?
– Ну да. Нормально…
Писатель Валерий Воскобойников вспоминал, как в питерском журнале “Костер” готовили к публикации повесть Юрия Коваля “Пять похищенных монахов”. А в этой повести сообщается, что в городе Карманове делают бриллианты.
Вдруг в цензуре задержали тираж. Воскобойников, служивший в то время зам. главного редактора, побежал разбираться. Ему объясняют:
– Нельзя называть город, где производят бриллианты.
– Да это придуманный город, – объясняет Валерий Михайлович. – На самом деле такого города нет!
– А бриллианты?
– И бриллиантов нет!
– А вы можете написать расписку, – спросили Воскобойникова, – что тут все выдумано от первого слова до последнего?
– Могу.
Так вышел “Костер” с “Пятью похищенными монахами” Коваля.
– Особенно я люблю бездонные произведения, – говорил Коваль. – “Чистый Дор” или “Куролесова”… “Куролесов” пока не окончен. Может быть, я еще одного нахулиганю.
– У меня в загашнике тридцать-сорок шикарных начал, – говорил Юрий Осич, – и я в любую минуту могу их продолжить, только ущипни меня за задницу!
В редакции журнала “Мурзилка” празднуем Новый год. Собрались детские писатели, художники, пир горой. Патриархи – поэты Роман Сеф, Ирина Токмакова, Яков Аким, главный редактор Татьяна Филипповна Андросенко восседают за отдельным столом. Я пристроилась к ним на край скамеечки, подняла бокал и так искренне, от всей души говорю им:
– Здоровья! Здоровья! – и упала под стол.
Познакомила писательницу Аллу Боссарт с поэтом Романом Сефом и его женой. Жена Романа Семёновича протянула руку:
– Ариэлла.
– Ариэлла!.. – мечтательно произнесла Алка. – Боже мой! Если бы меня звали Ариэлла – вся жизнь у меня была бы другой…
Когда у Дины Рубиной вышел роман “Синдикат”, Бородицкая расстроилась, что там все про Москвину да про Москвину, а про Бородицкую ни слова.
– А надо было себя более ярко проявить, – сказал наш Сергей, – чтобы обратить на себя внимание Дины. Например, совершить какое-нибудь злодеяние.
После выхода “Синдиката” мне позвонил какой-то пожилой человек и сказал:
– Значит, вы реальное лицо? Я так и подумал. И без труда узнал ваш телефон. Вот я хочу с вами посоветоваться: как жить?
– С таким же успехом, – говорю, – вы можете позвонить Тарасу Бульбе, доктору Айболиту, бравому солдату Швейку или Робинзону Крузо… Но раз вы дозвонились мне, я вам отвечу…
– Как ты думаешь, какую сделать обложку к моей книге, чтобы было… рыночно? – застенчиво спрашиваю Серёгу, ставшего акулой книжного бизнеса.
– К твоей книге, – он отвечает, – надо что-то такое, что к ее содержанию, в принципе, не имеет никакого отношения!
Пора сдавать летний пиджак Тишкова в химчистку. Лёня жмется, ему жалко денег, тем более дело происходит зимой и химчистка сильно подорожала. Последний раз мы сдавали туда его пальто двадцать лет назад.
Я говорю:
– Второй раз в жизни у тебя наметилась какая-то связь с химчисткой, а ты упираешься.
– Так, значит, вот что такое жизнь! – воскликнул он. – Два раза в химчистку сходил – и на кладбище?
“Дорогая Марина Львовна! И дорогой Леонид Александрович! Очень соскучился по вас и решил написать это печальное письмо. Что я делаю? Как всегда, заполняю пустоту ненужными рисунками и грустными историями. Где Лия? Почему она не пишет? Глаза мои смотрят то на вас, Марина Львовна, то на Леонидаса, а язык покажите Лии, если она объявится. Не поленитесь, напишите мне письмо. Любящий вас Р. Габриадзе”.
Серёжа учится водить машину.
– Ты слишком резко жмешь на тормоза, – объясняет ему инструктор. – А тут надо – как на тромбоне. Тромбонисты знают: чуть-чуть сильнее подул – другая нота…
Пишу книгу о Японии – про японские сады камней.
Звонит Лёня Бахнов:
– Хорош воспевать Японию, обратись к своим корням! (Приглашая на фестиваль еврейской литературы.)
– А как бьется сердце автомобилиста, когда ты отправляешься получать номер! – волнуется наш Сергей. – Если ты не заплатил – это полностью непредсказуемое дело. Все хорошие, благозвучные номера – они дорого стоят и давно разобраны. Ты же можешь получить только “хрем” или “фук”, хоть не “лох” или “поп”… Не дай бог на “уй” будет оканчиваться – что-то будет напоминать из ненормативной лексики уничижительное…
В начале 90-х бесплатно уже неудобно посещать врача, как-то надо заплатить, а как?
– В Евангелие от Луки хорошо ли положить десяточку? – спрашиваю Тишкова.
– В Евангелие от Луки, – ответил он, – хорошо положить тридцать рублей.
Искусствовед, переводчик, ведущий телепередачи “Мой серебряный шар” Виталий Вульф работал в Институте международного рабочего движения (ИМРД) в отделе международных организаций, которым заведовал мой папа. И когда бы Вульф ни отпрашивался с работы, Лёва его всегда отпускал.
– Как я могу не отпустить Виталия, – говорил он, – если тот приходит ко мне уже с билетом на самолет и заявляет: “Лёвушка! Я сегодня улетаю в Новосибирск в Академгородок на встречу со мной…”
Фестивальщик Михаил Фаустов, задумавший охватить пожаром книжных ярмарок все населенные пункты планеты, столкнулся с неожиданной трудностью. Писатели, которых он зовет за собой, особенно именитые, спрашивают:
– А город, куда мы едем, – миллионник?
– Миллионник! – уверенно отвечает Миша, даже если этого места нет еще на карте.
Лёня читает рукопись, которую мы прочим на первую премию в конкурсе “Заветная мечта”, и хохочет над ее незадачливым автором.
– Зато вещь большая, проблемная, – говорю, – школьная повесть, года полтора человек сидел…
– Да-а, всю дурь вложил, какая была, без остатка!
Лечу в Новосибирск на книжный фестиваль “Открой рот”. Миша Фаустов предупредил, что в аэропорту меня встретит литературный критик Константин Мильчин и отвезет в Бердск.
– Я, – говорю, – буду в полосатой шапке, похожая на Инну Чурикову…
– А Мильчин будет с бородой, похожий на Костю Мильчина, – сказал Михаил.
– Жаль, что я отвлекла вас от вечеринки, – говорю Мильчину по дороге из Новосибирска в Бердск.
– Ничего страшного, – ответил Костя. – До сорока я только и думал, как бы выпить. А после… как бы НЕ выпить!
У меня на выступлении в первом ряду сидел заместитель мэра по ЖКХ, слушал, смеялся, радовался, а потом подошел и спросил:
– А если я тоже захочу что-то написать, но у меня совсем нету времени, могу я купить рассказ у какого-нибудь молодого писателя и выдать его за свой?
