Дислексия - Олонцева Татьяна

Какой текст?

Понимаете, тут такое дело, у одного человека убежал нос. Он разъезжал по городу и важничал. Нос, а не человек.

Ну и чушь, это вы в интернете прочитали?

Это случилось в девятнадцатом веке, а именно двадцать пятого марта.

Блин, вы серьезно?

Газеты писали, что нос прогуливался по Невскому проспекту, потом по Таврическому саду и даже был магазине, есть свидетели.

Саня пишет на доске предложение: «Человек без носа остался с носом».

Как вы понимаете это выражение?

Настя поднимает руку: это значит «остаться в дураках, потерпеть неудачу».

Неудача потерять нос или остаться с носом?

Потерять. Ой, остаться. Фу-у, я запуталась, нос этот ваш.

Саня читает вслух: «Коллежский асессор Ковалев проснулся довольно рано и сделал губами „брр…“».

Седьмой «Г» делает губами «брр».

«Испугавшись, Ковалев велел подать воды и протер глаза полотенцем: точно, нет носа!»

Седьмой «Г» трет глаза, выкручивает носы, дергает за волосы.

Седьмой «Г» любит, когда Саня читает. Они успокаиваются. Даже слушают. Они уже знают, что не будет каверзных вопросов о том, что хотел сказать автор, подчеркните эпитеты, составьте план.

Саня читает им вслух без условий, даром. А потом они обсуждают. Или молчат. Или не успокаиваются и не слушают, потому что текст слишком трудный или седьмой урок, хочется бегать, а не читать.

Саня приносит им «Пакс»: приключения мальчика и лисенка. «Зверский детектив»: вот, отведайте мухито. «Я не тормоз» Игнат записывает стихи и мысли в желтый блокнот. Саня загадывает подарить каждому по такому блокноту. Она купит пятнадцать желтых блокнотов и принесет их на последний урок. Каждому напишет хорошие слова, пожелания хорошо учиться. Чего не сделаешь в день последнего урока.

«…В глазах его произошло явление неизъяснимое: перед подъездом остановилась карета; дверцы отворились; выпрыгнул, согнувшись, господин в мундире и побежал вверх по лестнице. Каков же был ужас и вместе изумление Ковалева, когда он узнал, что это был собственный его нос!»

Двадцать минут они держатся, потом начинается.

Горленко приседает, бьет себя по бокам и кукарекает, он птица. Птица берет пенал Осиповой клювом и скидывает на пол. Осипова смеется, садится на Горленко верхом, теперь он лошадка. Дэн садится вторым всадником, все падают, Ян бьет Дэна ногой, Горленко орет, его зажали, Осипова лупит Яна ладонями.

Началось, говорит Саня.

Саня говорит: прекратите. Сначала она их просит, потом кричит, потом снова кричит, потом разнимает, потом оттаскивает, отходит.

Саня поднимает глаза к потолку. Потолок стоит на месте, ему спокойно, он ровный. Между Саней и потолком пролегает пропасть.

И пропасть эта — Дудиново.

В Дудиново все выглядит так, будто только что выиграли войну. Во имя победы построили церковь, потом суд, потом школу. Засадили аллею березами. В центре стоит Анжей. Его пинают, а он улыбается.

Уходите отсюда, будет что-то нелепое, говорит он. Что? — спрашивает Саня.

Что вам от меня нужно?! — орет она классу. Ее крик эхом отскакивает от стен.

И застывает там, между ней и потолком. В пропасти между словами и действиями. Слова о гуманизме, героизме, подвигах. А реальность — это принуждение. Саня пытается найти равновесие, но у нее нет события, равного слову. И снова молчит. Она учитель молчания. Учитель абсурда, сна.

Как во сне, срабатывает пожарная тревога.

Анжей зажимает уши руками. Смирнова проснулась.

Неожиданно из-за шторы выходит Лида. Она пряталась, но никто ее не искал. Лида отчужденно садится на место, достает зеркальце.

Саня выглядывает в коридор, там уже выстроились седьмой «А», седьмой «Б».

Каждый раз одно и то же: спускаются на первый этаж, оказывается, что тревога ложная, возвращаются. Вот и прошел урок, весело.

Идут кто как, Саня старается быть впереди, но она не знает дороги. Спускаются по черной лестнице. Саня оглядывается, она здесь впервые. Это дети ее ведут, а не она их. На лестнице пахнет погребом, валяются окурки, пивные банки. Стены покрылись испариной. Капает. Спускаться всегда страшнее, чем подниматься, думает Саня. Что там внизу?

Внизу Ада Викторовна измеряет температуру, добро пожаловать в ад, улыбается она, что потеряно на качелях, найдется на каруселях.

Уборщица Лена открывает раздевалку, надо взять куртки и выйти на площадку.

За школой занесенная снегом площадка. В снегу стоят пятиклашки, седьмой «А», седьмой «Б», восьмые классы, девятый. Саня с седьмым «Г» присоединяется к строю. Встают в два ряда вдоль периметра. Саня не знает, что надо делать. Просто стоять.

Ждите, шепчет Нинель Иосифовна.

Вера Павловна в шубе машет руками, раздает указания: ждем начальника, сохраняем лицо, сохраняем спокойствие.

Из сарая выходит Пал Алексеич.

А ну равняйсь, рявкает он, отработка пожарной тревоги. Что мы знаем об эвакуации? В нашей школе четыре запасных выхода. Со схемами и порядком вывода классов ознакомиться каждому. Детям шторы не скручивать, из окна не выбрасываться. Парты не ломать, стены не рушить.

А дверь у столовой заколочена, что делать? — спрашивает Наталья Власовна.

Дверь плечом выбить.

Я должна выбить?

Мужчин позвать.

Каких мужчин, у нас одни женщины.

Женщин позвать.

Вся школа стоит полчаса на морозе. Стоит покорно, готовая к подвигу. Куртки наспех накинули, шапки забыли, сменку не переодели. Ждут.

Саня стучит зубами.

У Веры Павловны пиетет перед военными. Через дорогу воинская часть.

Когда Вера Павловна произносит слово «офицер», у нее дрожат губы.

По снегу идут сапоги. Сапоги чеканят шаг лестницей Маяковского. Новенький, шепчутся учителя, перевели к нам из Москвы.

Товарищи, говорит Вера Павловна, объявляю проверку открытой.

Каждая учительница по кругу должна назвать класс, количество учеников в классе и сколько человек на месте.

Шестой «Б», говорит Анна Николаевна, двадцать три ученика, девятнадцать присутствуют, четверо отсутствуют.

Седьмой «А», говорит Наталья Власовна, двадцать два ученика, все присутствуют.

Седьмой «Б», продолжает Татьяна Васильевна, двадцать четыре ученика, двадцать три присутствуют, один болеет.

Саня судорожно вспоминает, сколько учеников в седьмом «Г», кого сегодня нет, спрашивает.

Седьмой «Г», в классе пятнадцать учеников, семнадцать присутствуют, двое болеют, говорит Саня сапогам не своим голосом.

Что же такое, срывается Вера Павловна, считать вас не научили, вы же позорите нас перед офицером.

Да у него носа нет, выкрикивает Горленко.

Седьмой «Г» прыскает. Все затихают.

Сапоги приближаются.

Кто сказал?

Я, говорит Саня.

Сапоги долго смотрят на Санины «мартинсы». Потом замечают красные кеды, розовые сандалии, голубые кроссовки. Сапоги задумываются и молчат.

Наконец гремит командный голос: всем раздать сапоги. Вопросы есть? — спрашивают сапоги.

Нет, говорит Нинель Иосифовна.

Вера Павловна, белая в черной шубе, раскачивается на ветру от холода и волнения.

На следующий день к школе подъезжают два камаза и выбрасывают пятьсот пар сапог. Все мальчики помогают солдатам разгружать «помощь школе от государства». Сапоги укладывают в подсобку. Туда, где Вера Павловна хотела устроить кружок художественного мастерства. Но на это дело выделили не компьютеры и краски, а сапоги. Чтобы дети не мерзли.

Сапоги укладывают в подсобку и больше никогда не трогают. До следующего года, до февраля.

Весна

Мне пришла рассылка с цитатами Пришвина о весне. «Пост пополам хряпнул, — говорит писатель. — Мороз-утренник схватил метель. Восходит солнце богатое, и к полудню является весна».

Я говорю Сане: посмотри в окно, там зеленая проталина, а там черные грачи, а вот человек, похожий на Пришвина. Это картина. Это весна.

Однажды Саня просыпается раньше будильника. За окном не тьма, не холод, а матовый пыльный свет. Харматан из «Американхи». Такой воздух. Далекий и романтический, думает Саня и представляет Африку.