Толпа - Эдвардс Эмили
— Что такое, Эши? — спрашивает она и собирает волосы в пучок, перед тем как осмотреть расцветший розовый куст.
Заметно, что она слегка улыбается, и Эш понимает, что она услышала его с первого раза, но хочет еще комплиментов, а он и не прочь ей угодить.
— Я говорю, что ты совершенно удивительная. Профи. Кажется, ты всегда знаешь, как сделать так, чтобы все вокруг сияло, а гости чувствовали себя как дома.
Видно, как на стройных ногах Элизабет напрягаются мышцы, когда она поднимается с розой в руке и благодарно улыбается, а затем медленно говорит:
— Ну, а вот твоя жена так не думает…
— Что? Не говори глупостей. Конечно, она считает так же.
Эш старается скрыть удивление: если Элизбет заметит, то вновь замкнется в себе. Максимально непринужденно он спрашивает:
— Почему ты так думаешь?
Упираясь рукой в поясницу, Элизабет потягивается.
— Да она тут кое-что сказала недавно, когда новая соседка из восьмого дома нам помахала.
— И что же она сказала? — интересуется Эш тем острожным тоном, каким расспрашивал бы об Альбе, если бы она что-то натворила.
— Она сказала мне, чтобы я была с ней «милой».
У Эша вырывается отрывистый удивленный смешок.
— Нечего смеяться, Эш! Меня это очень задело.
Элизабет осторожно выбирается из цветника, забирает у него бокал, делает пару глотков, возвращает бокал и продолжает:
— Получается, она хотела сказать, что обычно я бываю не особо милой. Или что люди не считают меня милой. Конечно, я в курсе, что не всем нравлюсь, особенно хипповатым подружкам Брай, но если честно, то и они мне не слишком-то нравятся! Так что мне все равно.
Эш знает, что «хипповатые подружки» — это Роу и Эмма.
— Элизабет, я уверен, она ничего такого не имела в виду. Брай любит тебя как родную сестру.
Элизабет кивает; она знает это.
— Ты поговорила с ней?
— Нет.
Элизабет прищуривается и улыбается. Она похожа на Клемми, когда у той есть секрет.
— Я сделала круче: пригласила Розалин, новую соседку, на барбекю.
Эш снова смеется и предлагает Элизабет отпить у него еще вина, но она качает головой. Тогда он спрашивает:
— И что она?
Элизабет кивает и пожимает плечами.
— Ну-у, пока не знаю. Судя по ее одежде и по тому, что она художница, она та еще хиппушка — у нее в доме точно где-то горела ароматическая палочка, — но я стараюсь быть милой и воздерживаться от оценок.
Эш одобрительно показывает большой палец и интересуется:
— А кто еще придет?
Он поправляет тлеющие угли для барбекю, а Элизабет снова берется за секатор и набрасывается на куст лаванды.
— В этом году я решила, что гости в основном будут с Сейнтс-роуд. Понятное дело, вы, ребята. Моя старая школьная подружка Шарлотта приедет на машине из Лондона; мне кажется, вы пару раз встречались.
Эш кивает, вспоминая строго одетую статную женщину, которая громко говорила о конных скачках.
— Ну и наши завсегдатаи — Крис и Джеральд, Джейн. И да, еще эта новая женщина, Розалин. И Клемми рассказала Лили, прежде чем я успела вмешаться, так что Роу и Лили тоже зайдут. У Стива, к счастью, какой-то заказ с его кейтерингом.
Элизабет подходит к столу и начинает расставлять маленькие нежные букетики.
— Сразу после ярмарки Джек отвезет мальчиков на ночь к бабушке и дедушке, это тоже хорошо.
Когда речь заходит о Максе и Чарли, Эш чувствует, как у него внутри что-то сжимается. Его собственные сыновья, Тео и Брэн, остаются у них с Брай каждые вторые выходные, но Эшу этого недостаточно. И никогда не было достаточно, но по какой-то неясной для него причине он все время избегает говорить об этом с Брай. Надо отдать ей должное: несмотря на усилия Линетт, мальчикам нравится Брай, и они ей тоже. Но однажды Эш услышал, как в разговоре с Элизабет она назвала себя «родителем мальчиков на полставки», и понял, что даже и спрашивать не нужно: ее «нравятся» никогда не перерастет в «люблю».
— Как там угли? — спрашивает Элизабет, глядя на ярко-оранжевые язычки пламени.
Эш еще раз старательно перемешивает их, чтобы показать, как он за всем следит.
— Все под контролем, будут готовы через двадцать минут, как заказывали, — отвечает он ей с улыбкой.
— Прекрасно. Я достану мясо из холодильника перед самым приходом гостей.
Она обводит взглядом сад и размышляет:
— Что еще? Ах да, подушки для стульев, и давай-ка я принесу тебе ведерко со льдом для вина. Пожалуй, мы готовы.
Элизабет уходит на кухню, а Эш откидывается на спинку шезлонга, чувствует на лице солнечные лучи и думает: «Да, жизнь прекрасна».
— Папа!
Альба вприпрыжку выбегает из кухни, несется по травянистому склону к солнечному пятну, и Эш выдает выразительное «ох!», когда она утыкается головой ему в живот. На ярмарке ей разрисовали лицо; черные полосы и оранжевый, переходящий в белый, намекают, что она, наверное, тигр. Выглядит неплохо, но Альба умудрилась слизать всю краску вокруг рта, и кружок незакрашенной кожи точно показывает, как далеко достает ее язык. Возможно, именно для этого она и облизывалась.
Эш целует ее в темные кудрявые волосы, после чего Альба бежит дальше, чтобы выгулять на столе своего нового игрушечного бронтозавра. Из дома доносятся заглушающие друг друга голоса: Брай и Элизабет. Голос Брай выше, чем обычно. Она извиняется — вероятно, за Эша.
Выходя из кухни в сад, Брай говорит Элизабет:
— Не понимаю, о чем ты! Выглядит великолепно, как всегда прекрасно.
На Брай старое платье, белое с легким цветочным принтом, которое когда-то очень нравилось Эшу, но теперь выглядит слегка потрепанным. Брай почти не пользуется косметикой, но сегодня чуть-чуть накрасилась. Тушь под ее темными глазами немного размазалась — вероятно, она про нее забыла. У нее в руках сумочка, кофта Альбы, розовый фламинго Фред, сок для Альбы и ведерко со льдом. Она выглядит так, будто сейчас потеряет равновесие, все выронит и растянется прямо на лужайке. Хаос, который вечно сопровождает его любимую жену, и напряженное выражение ее лица внезапно заставляют Эша занервничать, и это очень досадно, ведь он так славно проводил время. Глядя на него, Брай приподнимает одну бровь. Он понимает все, что ему нужно знать. Что ему не стоит сидеть здесь, рассматривать ее и пить вино и что она порядком вымоталась на ярмарке. Он довольно неуклюже приподнимается с шезлонга, отчего выглядит более пьяным, чем на самом деле, и подходит к ней.
— Возьми ведерко, у меня пальцы к чертям замерзли, — цедит она сквозь зубы.
Эш не сразу реагирует, и она повторяет громче: «Ведерко!» — и он хватает ведерко и сок Альбы, ставит их на стол.
— Брай, возьми свое вино! — зовет из кухни Элизабет, и в это время звонят в дверь.
Прежде чем поздороваться со всеми, Эш спешит в туалет наверху, поскольку дорога к нижнему, у входной двери, перекрыта прибывающими гостями. Семейная ванная комната идеально чиста, белоснежная ванна блестит, как в рекламе чистящего средства, а игрушки для купания аккуратно собраны в плетеную корзинку. Стоя перед унитазом, Эш держится за край раковины. Слабенький голос разума, напоминающий голос жены, твердит, что пора закругляться с вином, но он не готов сдаваться и пить воду. Он не хочет беспокоиться о Брай и… твою ж мать, он забрызгал ободок унитаза. Он смотрит вниз, из пачки аккуратно сложенных экземпляров «Нэшнл джеографик» торчит листок А4 со словами «Марк Кленси, чья годовалая дочь Марта…». Он вытирает ободок унитаза и застегивает ширинку. Он знает это имя — непонятно откуда, но имя Марка Кленси ему знакомо. Он тянет за потертую серебристую цепочку, чтобы смыть за собой, и достает из журнала несколько скрепленных вместе страниц. Это статья с сайта Би-би-си. Малышка на фото улыбается в камеру. Он читает заголовок «Смерть Марты не должна быть напрасной».
Эш снова хватается за раковину. Марк. Марк Кленси… И тут размытые воспоминания фокусируются в яркое пятно. Он раньше работал с Марком. Да… Марк был менеджером по проектам в «Шварце», швейцарской компании, в которой Эш был партнером, до того как ушел и начал свой бизнес. Он вспоминает славного парня, надежного, трудолюбивого, который шел по жизни с улыбкой и не подозревал о надвигавшейся трагедии. Статья короткая, несколько сотен слов, но каждое из них, и это ясно даже при беглом просмотре, — маленькое взрывное устройство, начиненное болью и сожалением. Беззвучный вопль пронзает его насквозь. Он видит ангельское личико Марты и ощущает, насколько ужасающе легким был ее гробик. Он сильнее сжимает край раковины, и вдруг дверная ручка начинает трястись и поворачиваться вправо и влево.
