Толпа - Эдвардс Эмили

Через пару минут Эш подходит к Джеку и хлопает его по спине:

— Прости, чувак.

— Ты точно в порядке?

— Да, похоже, я что-то подхватил — у Альбы простуда, так что… — его голос звучит слабо и неубедительно.

Эш возобновляет бег, двигаясь мелкими осторожными шагами, как восьмидесятилетние старики, участвующие в марафонах. Пару минут спустя они через калитку выходят в поле, на пологий склон. Перед ними раскинулся миниатюрный Фарли; отсюда город, который прячется под защитой зеленых холмов, кажется идеальным, как на картинке. Джек сразу узнает главные достопримечательности — средневековый замок в центре города, уродливый квартал типовой застройки, спортивный комплекс с играющими в футбол ребятишками. Между ними втиснулись кафе, муниципальные здания, частные магазинчики и вездесущие супермаркеты «Уэйтроуз». Город не растет вширь, поскольку ограничен землями национального парка, и цены на недвижимость здесь стабильно высокие. Местные жители постоянно раздражаются из-за притока богатых иммигрантов из Лондона. Похоже, Эш пришел в норму: дорога спускается под горку, и дыхание у него выровнялось — поэтому Джек осторожно продолжает разговор.

— Так вот, это письмо, не знаю, не слишком ли это? То есть, я понимаю, что она беспокоится о Клемми, но вот так заявлять, что Клем не может дружить с непривитыми детьми — это перебор, нет? Мы будто выбираем, с кем может дружить наша дочь, и критерий отбора: совпадают ли ценности других родителей с нашими.

— Я так понимаю, — говорит Эш, продолжая смотреть прямо перед собой, — вы не из тех родителей, которые хотели бы держать Клемми взаперти, в тепличных условиях, да? Вы хотите, чтобы она жила полноценной жизнью. Значит, вам придется позволить ей рисковать. Ходить в школу, кататься на велике, переходить через чертову дорогу… Опасность повсюду, и возможно, все это еще более опасно, чем вероятность заразиться полиомиелитом или еще чем. Мне кажется, вам нужно прикинуть, насколько велик риск того, что Клемми подхватит один из этих, как их там, вирусов, и если подхватит, то насколько велик риск, что она серьезно заболеет. Я это все к чему: когда ты в последний раз слышал, чтобы кто-то заразился туберкулезом? Мне лично кажется, что риск минимален. Ну, серьезно…

Джек не знает, что и сказать. Он этого не ожидал. Он-то думал, что Эш, с его левыми взглядами, заботой об общественном благе и подпиской на научно-популярные журналы будет изо всех сил защищать необходимость вакцинации. С другой стороны, для него это все абстрактная теория. Конечно, его тут не было шесть лет назад, когда Клемми страшно болела, когда Джек приходил с работы и видел дикий взгляд Элизабет, которую била нервная дрожь. Кошмарные ночи, когда он просыпался от того, что Элизабет рыдала, прижимая к себе крепко спящую Клемми. Брай беспокоилась о подруге и пыталась поговорить о ней с Джеком, но он ее успокаивал: естественно, Элизабет временами чувствовала себя разбитой — у нее ведь двое сорванцов и маленькая дочь. Любой на ее месте чувствовал бы, что не справляется. Когда Клемми болела, Брай и Эш только начали встречаться, так что самый тяжелый период Эш не застал. Он не знал, какой ужас испытываешь, когда твоя малютка вся синяя оттого, что не может вздохнуть. Эша не было здесь, когда Элизабет не спала по две недели, с ужасом думая, что если она хоть на минуту закроет глаза, то ее ребенок умрет во время приступа. Ему не приходилось поднимать Элизабет с кухонного пола. Эшу не надо было отвозить дочь в отделение интенсивной терапии. Он не знал, что из-за навязчивого страха они стали ходить к психотерапевту и ездили на прием вместе с Клемми, которая агукала в детском кресле под неусыпным присмотром Элизабет. Эш не знал, каково это, когда твоя жена не доверяет тебе твоего же собственного ребенка.

Эш останавливается, когда они подбегают к калитке, которая выходит на Невилл-роуд, ведущей к кладбищу, а затем в город, а если пойти в другую сторону, то домой, к Сейнтс-роуд.

— Я думаю, вам стоит разослать письмо, но сформулировать все немного иначе: как вы знаете, Клемми не привита, бла-бла-бла, так что, если ваш ребенок не очень хорошо себя чувствует, мы будем признательны, если вы пропустите этот праздник, — что-то в этом роде.

Джек не выдерживает:

— Чувак, дело не в том, что она не привита, а в том, что ей нельзя делать прививки.

— Ладно, прости, но это в принципе одно и то же, разве нет?

Джек немного отстает и пропускает Эша в калитку первым.

«Это ни разу не одно и то же», — думает он.

— Да, пожалуй, хорошая идея. Спасибо.

Эш улыбается, довольный тем, что решил еще одну проблему друзей, и начинает бежать, на этот раз энергично, в сторону дома. Джек отстает. Лучше бы он не заводил разговор о письме и вообще не упоминал о нем. На сердце у него тяжело, тело словно налилось свинцом. Уже дома, в дÿше, прокручивая в памяти весь разговор, Джек понимает, что его беспокоят не слова Эша, а то, как он их произнес: как будто они были заранее отрепетированы, как будто он ждал этого разговора, и все это тоже не давало ему покоя.

Пока Элизабет делает покупки в интернете, Джек ест мюсли. Клемми, молодчина, пытается играть в крикет вместе с мальчиками. Слышен звук удара мяча о биту, и Клемми в третий раз кричит: «Я возьму!»

Он с опаской следит за ней и кричит: «Отлично пробежала, Клемми!» Но он знает, что мальчишки станут над ней смеяться — над ее гордым раскрасневшимся личиком, неуклюжим бегом, — совсем скоро им надоест смотреть, как она изо всех сил старается, и оживление сменится раздражением. После дÿша он просмотрел статью о малышке, которая умерла от менингита. А он-то занимался ерундой, разглагольствовал с Эшем, беспокоился о том, что подумают другие! Первое и единственное, что он должен делать, — это защищать тех, кого любит, а свою дочку он любит больше жизни.

— Кстати, милая, я думаю, что твой вариант письма просто идеальный.

Его жена отрывает взгляд от экрана, снимает очки:

— Ну что ж, хорошо. Я тогда отправляю его, да?

— Да, конечно, — он встает из-за стола, она выгибает длинную шею, пока он целует ее в губы. — Чем скорее, тем лучше.

Сейчас пять, и Эш вот уже час сидит у Джека и Элизабет в саду и пьет вино. Он чувствует умиротворение и приятное опьянение. После утренней пробежки вино действует быстрее и мягче. Бедняга Джек, как только приехал, вынужден был отправиться со всеми тремя детьми в «Неттлстоун» на школьную ярмарку. Эш помахал ему на прощание, довольный тем, что его задача, согласно плану Элизабет, — возиться с барбекю. Он с удовольствием следит за тем, как Элизабет хлопочет по хозяйству. Она абсолютно невозмутима. Как лебедь, который безмятежно плывет по речной глади, но при этом непрерывно работает мощными лапами. У нее полно забот, но она спокойна и все контролирует. Это потрясающе. Он смотрит, как она расправляет отутюженные белые скатерти на столах и добавляет последние штрихи, сервируя салаты, приготовленные вчера вечером, — с чечевицей, с бататом, с горошком и с латуком и другими овощами — все украшенные зеленью и нежными цветочками из сада.

Однако иногда Элизабет перегибает палку. Эш вспоминает про письмо, о котором Джек говорил на пробежке. Порой кажется, что ей нравится бесить людей. Но сейчас ему не хочется думать о письме, и он просто наблюдает за Элизабет — как она осторожно, на цыпочках, встает на клумбу, чтобы срезать несколько цветов. Она аккуратно причесана и отлично выглядит в своем легком голубом платье, сквозь которое просвечивает гладкая бледная кожа, а запачканный мукой фартук придает ей уютный домашний вид. Эшу потребовался год или два, чтобы привыкнуть к ее строгим принципам, но сейчас ему нравится, что он может восхищаться ею и при этом не испытывать романтических чувств. Это прекрасно: чувствовать к ней любовь, но не желание.

— Знаешь, Лиззи, ты удивительная, — провозглашает Эш со своего шезлонга возле барбекю.

В ответ на его слова она хмурит лоб: она ненавидит, когда ее называют Лиззи.