Эрик Сигал - История любви
— Черт возьми, а ты чего ждала?
— Господи, меня просто тошнит от всего этого.
— Меня тоже, — ответил я.
Мы долго ехали, не говоря ни слова. Но что-то тут было не то.
— От чего это «от всего» тебя тошнит?
— От того, как ты отвратительно обращаешься со своим отцом.
— А как насчет того, что он со мной отвратительно обращается?
И тут началось! Всей своей мощью Дженни набросилась на меня в защиту родительской любви. Все эти итальянско-средиземноморские взгляды. И что у меня нет к нему ни капли уважения.
— Ты все время ему хамишь и хамишь, все время!
— Он мне тоже, Дженни. Или ты не заметила?
— Я уверена, ты ни перед чем не остановишься, только бы достать старика.
— Достать Оливера Барретта Третьего невозможно…
И после короткой паузы она добавила:
— Разве только женившись на Дженнифер Кавиллери…
У меня хватило выдержки свернуть на стоянку какого-то рыбного ресторана у дороги. Выключив двигатель, я в бешенстве повернулся к Дженни.
— Ты действительно так думаешь?
— Отчасти, наверное, да, — сказала она очень тихо.
— Дженни, ты не веришь, что я люблю тебя?! — крикнул я.
— Верю, — ответила она по-прежнему тихо. — Но каким-то сумасшедшим образом ты любишь и мое низкое общественное положение.
Я ничего не мог придумать, что сказать, кроме «нет». Я повторил это несколько раз с различными интонациями. Ну, то есть я так расстроился, что даже задумался, нет ли доли правды в ее отвратительном предположении?
На нее тоже жалко было смотреть.
— Я не могу судить, Оливер. Но думаю, что отчасти это так. Я ведь тоже люблю не только тебя самого. Но и твое имя. Твой порядковый номер.
Она отвернулась, и я подумал: уж не собирается ли она заплакать? Но она не заплакала, а завершила свою мысль:
— Ведь все это тоже часть тебя.
Я посидел, глядя на неоновую надпись «Устрицы и мидии». Больше всего я любил в Дженни ее умение заглянуть внутрь меня, понять вещи, которые самому мне не было нужды облекать в слова. Вот как сейчас. Но хватит ли у меня духу посмотреть правде в глаза и признать, что я не совершенен? Ведь она-то увидела и мое несовершенство, и свое. Господи, каким недостойным я себя чувствовал!
Я не знал, что сказать.
— Хочешь устриц или мидий, Дженни?
— А хочешь в зубы, подготовишка?
— Хочу, — сказал я.
Она сжала кулак и размахнулась, а потом легонько прижала его к моей щеке. Я поцеловал его и потянулся к ней, но она уперлась рукой мне в грудь и рявкнула, как сущий бандит:
— Веди машину, подготовишка! Живо за руль! Жми!
Так я и сделал.
* * *Главный пункт беспокойства моего отца касался того, что он считал излишней торопливостью. Спешкой. Нетерпением. Я забыл его точные слова, но помню смысл проповеди, которую он мне прочел за обедом в Гарвард-Клубе — речь главным образом шла о том, что я спешу. Я вежливо напомнил ему, что я уже взрослый человек и что ему не следует исправлять мое поведение или даже комментировать его. Однако он заявил, что даже мировым лидерам нужна время от времени конструктивная критика. Я счел это не слишком тонким намеком на его участие в первом правительстве Рузвельта… Но я не собирался давать ему повод для воспоминаний о Ф. Д. Рузвельте и о его роли в реформировании Банка США. Поэтому я промолчал.
Как я уже сказал, мы обедали в бостонском Гарвард-Клубе, и я, по его словам, ел слишком быстро. А это значит, что вокруг были сплошь его люди. Его однокашники, его клиенты, его обожатели и т. д. Все подстроено, сомнений тут не было. Если прислушаться, можно было разобрать, как они бормочут: «Вот идет Оливер Барретт!», или: «Это Барретт, знаменитый атлет».
Между нами происходил очередной раунд псевдоразговора. Только на сей раз у нас и темы не было.
— Отец, ты ни слова не сказал о Дженнифер.
— А что тут говорить? Ты ведь поставил нас перед свершившимся фактом, разве нет?
— И все же, что ты о ней думаешь?
— Я думаю, Дженнифер замечательная девушка. И с ее происхождением пробиться в Рэдклифф…
Вся эта чушь собачья про общество равных возможностей, про Америку в роли плавильного котла — он просто хочет уйти от ответа.
— Говори по делу, отец.
— Если по делу, то юная леди здесь ни при чем. Все дело в тебе.
— Почему?
— Это твой бунт. Ведь ты просто бунтуешь, сын.
— Не понимаю, почему бунтом считают женитьбу на красивой и умной студентке Рэдклиффского университета? Не понимаю. Она ведь не какая-нибудь сумасшедшая хиппи…
— Она много чего не…
Ага, начинается.
— Отец, что тебя больше раздражает, — что она католичка или что бедная?
Он ответил почти шепотом, слегка подавшись ко мне:
— Что тебя больше привлекает?
Я хотел встать и уйти. Я ему так и сказал.
— Останься и говори, как мужчина.
А не как кто? Как мальчишка? Как барышня? Как мышонок? Так или иначе, я остался.
Сукин Сын испытал неимоверное удовольствие, что я не встал из-за стола. Было видно, что он расценил это как еще одну свою победу надо мной.
— Я только прошу тебя немного подождать.
— Что значит немного?
— Закончи юридическую школу. Если у вас настоящее чувство, оно выдержит это испытание временем.
— Чувство настоящее, но какого дьявола я должен подвергать его навязанным кем-то испытаниям?
Мой намек был, по-моему, ясен. Я не собирался ему уступать. Ему и его произволу. Его стремлению подавлять меня, контролировать мою жизнь.
— Оливер, — начал он новый раунд. — Ты еще не достиг совершенно…
— Совершенно чего? — черт побери, я терял выдержку.
— Тебе нет двадцати одного года. По закону ты еще не взрослый.
— Насрать мне на твое по закону!
Сидящие по соседству посетители, наверное, услышали эти слова. Чтобы сбалансировать мой выкрик, Оливер III ответил мне зловещим шепотом:
— Если женишься на ней сейчас, на меня больше не рассчитывай! Эта глупость тебе дорого обойдется!
— Отец, да кто на тебя рассчитывает?!
Я ушел из его жизни, чтобы начать свою.
9
Оставалась проблема визита в Крэнстон, штат Род-Айленд, который лежит чуть дальше на юг от Бостона, чем Ипсвич — на север. После неудачной попытки представить Дженнифер моим родителям я не был уверен в удачном знакомстве с ее отцом. Ведь меня ждет итальянско-средиземноморский синдром любвеобилия, осложненный тем, что Дженни — единственная дочь, выросла без матери и, значит, ненормально близка с отцом. Следовательно, мне предстояло столкнуться с целым букетом эмоций, которые описываются в книгах по психологии.