Даниил Гранин - Картина
Прозвенел звонок. Тучкова отпустила детей. Теперь, когда она осталась перед ними одна, директор твердо повторила, что имеется кабинет рисования и ничего страшного, если оттуда дом Кислых виден сбоку.
— Сбоку! Да там никакого эффекта! — со страданием воскликнула Тучкова.
— Кабинет рисования, по ее мнению, надо сюда перевести, — насмешливо пояснила директриса. — А биологию, ту можно куда-нибудь на ща. Видите, Сергей Степанович, как у нас каждый педагог за свой предмет бьется.
— Это хорошо, — примирительно сказал Лосев.
Тучкова избегала обращаться к нему, а директриса, та предпочитала обращаться именно к нему, и даже когда выговаривала Тучковой, то тоже смотрела на Лосева.
— Математику, биологию они будут изучать и в своих вузах, техникумах, на разных курсах, — страстно заговорила Тучкова, — там о специальности позаботятся. Искусство же — наше дело. Поймите: то, что мы успеем дать им в школе, с тем они и останутся. На всю жизнь. Этому, кроме нас, кроме школы, к сожалению, никто не научит… Только если они сами. Но для этого надо в них вселить любовь. Успеть! Хотя бы интерес зажечь. Во взрослости уж поздно. Это так важно!..
За стеклами очков, в темноте ее глаз все бурлило, двигалось. Плотная выпуклая ее фигурка рядом с директрисой выглядела упругой, спортивной. Лосеву нравилось, что Тучкова не прибегает к его помощи, никак не ссылается на тот разговор в его кабинете.
— …Наконец-то они могут видеть перед собою настоящее высокое искусство. Не копию! Они сами пробуют рисовать… Вы бы послушали, как мы здесь собираемся и обсуждаем со старшими.
— И курите вместе со своими учениками, — не выдержав, одернула ее директор. — Вы уж простите, Сергей Степанович, у нас тут свои страсти-мордасти. Вот, готовы школу в художественное заведение превратить, — со смешком заключила она и кивнула, отпуская учительницу и заканчивая этот непредвиденный разговор.
В тоне ее нечто относилось и к Лосеву, не то чтоб осуждение за эту картину, но некоторая претензия была.
— И все же мы будем вас просить, — упрямо сказала Тучкова, — биологию можно на третий этаж…
— Знаете что… — начала уже раздраженно директриса, Лосев остановил ее своей улыбкой.
— Все это не имеет значения…
— То есть как это? — вскинулась Тучкова.
Он посмотрел на нее и не сказал то, что хотел.
— Поживем — увидим. Пока что ремонт, ремонт нужен, — приговаривал он, обходя шкафы с чучелами «птиц нашего края» и лисицы, которая стояла тут испокон веку: потрогал старенький скелет на медных проволочках.
Выходя, он издали взглянул на картину, сказал:
— Вид отсюда неплохой, а?
— Да, вид, конечно, — подтвердила директриса, она была опытным директором и все поняла.
А он задержался взглядом, будто обернулся, как тогда, спрыгнув с лодки, в ту первую весну, когда только построили школу и было наводнение, снесло мост и их перевозили на маленьком дощанике на школьный берег. Это было в пятом классе, новая школа казалась дворцом с роскошными никелированными дугами раздевалки, с физкультурным залом, таким высоким.
— Что вы заторопились, Сергей Степанович? — спросила директриса.
Никуда он не торопился, она же не видела, что на самом деле он несся по лестнице, размахивая брезентовым своим портфельчиком, пионерский галстук выбился из-под куртки. На площадке они наклеили жеваной живицы, так что девчонки, которые бежали следом, прилипли своими подошвами, за ними и химичка Анна Сергеевна.
Директор показывала на береговой склон, изрытый еще с войны старыми, обвалившимися землянками зенитчиков. Все это она хотела сровнять, засадить цветами, сделать розарий.
Там, где сейчас спортплощадка, когда-то был тоже пустырь с глухими дебрями лопухов, крапивы, иван-чая, место самых страшных приключений, кровавых сражений, веселых историй. Потом самосвалы засыпали ее кучами щебня…
Он посмотрел на директрису с горечью пятиклассника Сережки Лосева: неужели она не понимает, что это будет катастрофа, где же играть, где воевать… Конечно, ему, Сергею Степановичу Лосеву, было известно, что в городе имеются оборудованные площадки для игр, и даже установили в парке фигуру Гулливера и избушку на курьих ножках, но теперь-то он увидел, что все это не то, — ни в какое сравнение не идет с этим дивным, заросшим могучим чертополохом, высоченной крапивой, замусоренным склоном. Удивительно, что директриса не понимала, что цветники и газоны не красота, а, наоборот, скукотища, никому не нужная затея; то, что она считает приведением в порядок, на самом деле — разрушение и полное варварство.
Она же смотрела на Лосева с недоумением. Обычно повсюду, где можно, он требовал сажать цветы, разбивать клумбы, она надеялась на одобрение, поскольку ныне на косогоре взрослые играют в карты, там выпивают, целуются.
Взгляд ее подозрительно проверил Лосева с ног до головы, может, она догадалась, что перед ней пятиклассник. Он не представлял, что это, школьное, еще живо в нем.
— Хорошо, рассмотрим, внесите в план благоустройства территории, — предложил он, с трудом возвращаясь оттуда, — подайте специальную записку насчет садово-парковых работ, — добавил он, соображая, как лучше оттянуть ее затею.
В тот же день, под вечер, он встретил Тучкову на улице. Он как раз шел и думал, почему он, глядя на эту картину, превращается в мальчишку.
Тучкова остановила его, сказала, что прочла то, что есть об Астахове, и хочет списаться с Ольгой Серафимовной, кое-что уточнить. Лосев обещал дать ее адрес. Через несколько дней, после исполкома, он зашел в школу вместе с военкомом и директором леспромхоза.
В школе было солнечно и пусто. Парты высились в коридорах друг на друге, пахло краской и мокрыми полами. Окно в кабинете биологии было распахнуто. Они долго стояли перед картиной.
— Вот это другое дело, — сказал военком.
По реке прошел катер. Гладкая волна набегала, откатывалась, изгибая, казалось, литое зеркало реки. Рябь скоро улеглась. Послеобеденный сонный жар обессилил колыхание воды. Они опять могли смотреть и сравнивать.
— Серега, ты помнишь, как мы тут на плотах лежали? — вдруг спросил военком Глотов.
Директор леспромхоза, молодой инженер, вздохнул:
— Красиво. Вот бегаешь, носишься и ничего не замечаешь. Сколько я уж тут, третий год живу, и что?
— Верно красиво? — обрадовался Лосев. — Я все думаю, откуда эта красота взялась? Без картины-то — обыкновенный участок. А при сопоставлении с картиной появляется красота. Спрашивается, где ж она находится? Почему самостоятельно мы ее не обнаруживали?
Слушали с интересом — и к его словам, и к нему самому. Было неожиданно, что Сергей Лосев, которого все тут знали навылет со всеми его привычками, семейными делами, рыбалками, тостами, этот Сергей Лосев способен рассуждать на такие темы и горячиться.
