Екатерина Великина - Книга для ПРОчтения
— Это ведь надо же, какие заразы, — печалилась мама, узнав о том, что шляпы сдать не получится. — Так дитенка надули, чтобы им пусто было… Ты мне скажи, как же это они сразу триста штук тебе впарили?
— Да вот так вот, мамочка. Говорят, где тридцать, там и триста. Бери, говорят, деточка, в отпуску все сносится.
На фразе «В отпуску все сносится» мамино лицо приобрело пурпурный оттенок и как-то странно вытянулось. Я ничуть не удивилась, потому что часом ранее эта фраза возымела точно такое же воздействие на продавщицу в уцененном, поинтересовавшуюся, на хрена мне столько вьетнамских шляп, когда на улице северное сияние, указывающее на то, что у нас совсем не Вьетнам. Впрочем, все это не так уж важно: шляпами мы благополучно растапливали титан, и они вполне послужили на благо родины. Важно другое.
Вечером того же дня у родителей состоялся разговор, из которого выходило, что ребенок — полный кретин от финансов и что с этим нужно что-то делать немедленно, потому что следующий шаг — долговая-яма-паперть-тюрьма (нужное подчеркнуть). Они судили и рядили довольно долго, но выход был найден. По прошествии нескольких недель, возвращаясь из очередной командировки в Москву, папа привез мне свинью-копилку. На это ритуальное животное возлагались самые большие надежды. Считалось, что по мере наполнения свиньи деньгами мой нежный детский организм чудесным образом повзрослеет, осознает цену вещам и прекратит покупать невесть что. Как вы догадываетесь, даже миллион свиней не избавят меня от тяги к бюстикам Бисмарка, но наш рассказ вовсе не об этом.
Эта свинья была самая ужасная свинья на свете. Вот честное слово, у меня было много копилок и до, и после, но ни разу в жизни я не видела такой подлой конструкции. Есть копилки честные, системы «долбанем и гульнем». Есть копилки не очень честные, с кляпом для вытряхивания денег. А есть копилки скотские. Потому что исполнить свинью из пластмассы, забыв сделать в ней кляп, могла только форменная скотина. Но родственникам до этого факта было как до Киева пешком: уж ежели есть, так и есть — надо пользоваться. Копилку водрузили на самое видное место, а дальше начались показательные свиноприношения.
— Вот смотри, я кладу туда рублик, — говорила мне мама. — И папа положит рублик. А потом ты сама сдачу не потратишь и тоже туда положишь. Через три месяца можно будет купить что угодно.
— А если ты мне дашь этот рублик прямо сейчас, то я ведь и прямо сейчас на него могу купить что угодно, — уговаривала маму я, печально глядя, как свинья пожирает мой нетрудовой барыш. — Вот, к примеру, в уцененку завезли крайне недорогие сачки для аквариума. Всего по тридцать копеек, а если взять больше…
— Ничего и слышать не хочу!
С этими словами деньги отправлялись в холодное свиное нутро, лишая меня надежд на сачки, а уцененный магазин — верной прибыли.
Так продолжалось довольно долго, до тех пор, пока в поселке не построили кафе-мороженое. Если бы кафе не построили, свинья была бы жива и по сей день. Увы. В первый же день после посещения заведения я как-то сразу поняла, что в жизни есть только две замечательные вещи: уцененные сачки для аквариумов и мороженое, причем что из этих вещей чудеснее — вопрос неразрешимый и обсуждению не поддающийся. Отобедав в кафе два раза — в субботу и воскресенье, я немедленно потребовала зайти туда и в понедельник. К глубочайшему моему сожалению, папа развел руками и прочитал нудную лекцию о том, что сладкое нужно заслужить, и что его покупают только хорошим девочкам, и что наслаждаться мороженым в будни — удел сибаритов. Стоит ли говорить, что приговор свинье был подписан еще до того, как папинька закончил распинаться?
Едва дождавшись, когда обед закончится и родитель вновь отправится на работу, я начала охаживать свинятку. Поначалу действовала вежливо: взяла в ручки и стала трясти нежно-нежно. Свинья звенела финансами, но не поддавалась. Я начала трясти ее сильнее. Ни-чего-го. Уже через десять минут я скакала по квартире, точно укуренный шаман с ритуальным бубном. Фигушки. Свинья не только не покорилась, а вовсе даже начала издеваться: из нее полетели жалкие копеечные монеты, которые я сама туда же и засовывала, с тем чтобы показать родственникам, что я не хрен собачий и тоже участвую в свиноприношениях. Наконец руки мои устали, голова закружилась, а спина покрылась холодным потом. Настало время демонов.
— Просто убей ее!
— Разделай паршивку!
— Несколько движений — и много-много вкусного, сладкого мороженого.
— Никто и не узнает.
— Что такое несколько шлепков против трех шариков в шоколадной крошке?
Движимая единым порывом, я скрылась на кухне и вернулась оттуда с консервным ножиком. Орудие убийства блестело и пахло шпротами. Свинья зажмурила глаза и захрипела.
— Вот тебе, зараза, мои рублики! — прошипела я перед тем, как вонзить нож в плоть.
Уже через сорок минут убийца сидел в кафе и как ни в чем не бывало уплетал пломбир. У ног убийцы стоял ученический портфель с тремя сачками для аквариумов, одной фотографией Кобзона и двадцатью календариками с видами Суздаля. Труп врага лежал на подоконнике, на его спине зияла огромная рваная рана с некрасивыми краями. Свершилось.
Двумя часами позже, отведав аквариумного сачка, убийца справедливо рассудил, что плата за преступление была самая что ни на есть пустячная и что даже в порке есть свои плюсы. Во-первых, мороженое съедено, во-вторых, сачок приобретен, и в-третьих — ура-ура-ура, — свиньи в моей жизни закончились. Ну откуда мне было знать, что свинья — понятие бесконечное, практически галактическое и «за так» ни за что не исчезнет?
Через два дня свинота стояла на своем месте и улыбалась мне еще гаже: на ее спине красовалась большая белая заплатка, вырезанная из пластиковой бутылки.
— И больше не смей к ней притрагиваться, — сказал мне папа. — Надо же было так изуродовать… девочка… консервным ножом… До тех пор, пока не наполнится, никаких тебе кафе.
— Хорошо, — грустно сказала ему я. — Никаких кафе.
— Хи-хи, — сказали мои демоны. — Конечно, никаких.
— Хрю, — испугалась свинья.
Но никто ее не услышал.
Целый месяц я ждала, пока животное наберет вес. Целый долгий месяц я проходила мимо витрины кафетерия и сглатывала слюну. Целый невозможный месяц я не совалась на почту. Наконец час настал. В уцененный завезли колокольчики для рыбной ловли.
«Или сейчас или никогда»… — решила я.
«Ату!» — взвыли демоны.
Второе преступление всегда ужаснее, чем первое, потому что осознанность начинает подкрепляться опытом. То, что свинятке не жить, я знала в первый же день. Достаточно подцепить вилкой заплатку, как она тут же отвалится — ноу проблем. Но мне нужно было не просто вскрыть сейф, а вскрыть сейф и не спалиться немедленно. С учетом того, что родители на копилку поглядывали, задачка была не из шуточных. Но я справилась. Я вообще горы сворачиваю, если приспичит.
