Пилип Липень - Параметрическая локализация Абсолюта
Они расплатились в параллельных кассах и вышли наружу вместе. Коньяк испарялся спиртами в мозг, мягко расплывал холодную ночь перед глазами. Тело плавно летело над ногами, над сухой левой, над мокрой правой. Валентин Валентинович постепенно принял присутствие Валеры и заговорил:
– Валерий, что ты думаешь о Боге? – Валера раскрыл было рот, но Валентин Валентинович не слушал. – Я полагаю, Валерий, что важно, в каком модусе он явится. Созидатель, разрушитель, судья, спаситель и так далее, на сколько фантазии хватит. Я полагаю, что этим можно управлять с помощью особого параметра, задаваемого в начальных условиях. Назовём его спин. Спин должен быть правильным, Валерий. Локализация должна быть параметрической. Иначе туго нам всем придётся. Согласен?
Валера, раздумывая над ответом, откупорил банку пива.
– Не скажу насчёт спина, Валентин Валентинович, но моя бабуля, когда жива была, говорила, что уже скоро случится Страшный суд, и нас всех за грехи накажут. В любой момент может начаться. Так что торопись жить! – и он, приложившись к банке, задвигал щетинистым кадыком. – А чего это ты вообще? Я думал, учёные в Бога не веруют.
– Некоторые веруют, а некоторые нет. Кто как. Но истинный учёный, я считаю, не должен оперировать такой категорией, как вера. Истинного учёного должны интересовать только математические доказательства и опытные подтверждения.
– О как. Так ты всё ж веруешь или нет?
– Повторю, Валерий: от веры я далёк. Я доказал.
– О как.
13. Пока мама не вернулась
Валентин Валентинович распрощался с Валерой у его подъезда и медленно двинулся к своему, размахивая пакетом с блинами в такт шагам. Коллайдер, коллайдер, ла-ла-ла, ¬– напевал он на мотив песенки из магазина, зацепившейся внутри. Зачем ты мне нужен, коллайдер, любовь убежала, коллайдер. Зачем мне, и правда, коллайдер? Пора бы забыть про коллайдер! Мы не рождены друг для друга. Валентин Валентинович представил, как он разгоняет поток заряженных частиц силой мысли: прикрыл глаза и затопал вокруг своей оси, нараспев произнося недавно найденную формулу с лагранжианами. Формула была длинная, у Валентина Валентиновича закружилась голова, но он дочитал её до конца, а потом остановился, вскинул руки перед собой и громко продиктовал координаты локализации: пять метров перед моим носом!
Треснуло, щёлкнуло, зашипело!
Валентин Валентинович удивлённо открыл глаза. Осенняя темнота, кусты, скамейки, ступени – всё плыло перед ним. Как бы не упасть. Вот так набрался я, надо было дома сидеть. Он расставил ноги пошире для устойчивости, опустил руки. Кусты и скамейки понемногу замедлились. Стали. В пяти метрах перед ним стояла девочка в зелёной куртке, почти незаметная в темноте. Он засмеялся и стал успокаивать её раскрытой ладонью:
– Я тебя напугал, маленькая? Прости, я совсем не злой, просто настроение славное, потанцевать захотелось. Дедушка так шутит. Ты чего здесь стоишь одна?
– Вообще-то я маму ждала, – ответила она с насмешкой.
– Маму? Погоди, я кажется знаю твою маму – она продаёт фрукты, верно? – вспомнил Валентин Валентинович. – Я вижу иногда, как вы вместе гуляете. Как тебя зовут?
Ему показалось, что… Он сделал шаг к ней навстречу, чтобы разглядеть, и ахнул: над её головой мерцало свечение. Слабое, но явственное – отдельные волоски приподнимались вверх, притягиваясь к нему и медленно колеблясь. С ума сойти!
– Меня зовут Вероника, – сказала девочка. Она повела плечами от холода и засунула руки поглубже в карманы. – Видите, Валентин Валентинович, у вас получилось. Вы счастливы теперь?
Валентин Валентинович в потрясении перебирал пальцами пакет, пакет дружелюбно шуршал. Он тужился думать, но ослабевшая и опустевшая голова забыла, как это делается. Какие-то бессвязные, беспомощные обрывки: «зафиксировать точное время, направление ветра и влажность… я забыл указать спин… хотя модус вроде бы безопасный… повторить опыт, изменив исходные…» Девочка ждала, ёжилась, волоски колебались, а где-то в темноте неумолимо приближалась её мама, ещё далёкая, но неизбежная. Скоро начнётся: истеричные женские причитания, вспыхивающий в окнах свет, испуганные головы соседей, милицейская сирена. Что ты сделал с моей дочерью, чудовище?! Наручники, камера, смрад, суд, присяжные, укоряющее лицо декана из толпы, чёрный колпак, смерть.
– Пойдём ко мне! – заспешил Валентин Валентинович. – Подумаем в спокойной обстановке, пока твоя мама не вернулась.
Она кивнула: ок. Они вошли в подъезд и поднимались по ступеням, лёгкая девочка впереди, дрожащий Валентин Валентинович следом. «Быстрее, быстрее!» – шептал он. Хоть бы никто не вышел покурить! Одинокий пожилой профессор ведёт к себе ночью школьницу! На третьем этаже перегорела лампочка, и нимб отчётливо светился, оставляя на стенах голубоватые отблески.
Никто не вышел.
14. Локализация Абсолюта
Валентин Валентинович отточенным движением захлопнул дверь – не ударившись о косяк и не вздрогнув, она цокнула замочным язычком.
– Проходи, проходи, не снимай куртку, пока не отогреешься.
Вероника послушно прошла и опустилась в то же кресло, в котором час назад сидел Виталик. В ярком электрическом свете её нимб погас – девочка как девочка. Даже одного зубика не хватает. Валентин Валентинович тряс головой – не пьяный ли морок обманул его? Изображение съезжало. Машинально он налил себе палец и открыл даже рот, чтобы предложить Веронике, но осёкся, и, чтобы использовать открытый рот, спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Клёво!
– А когда твоя мама вернётся? Меня это беспокоит. Придёт, а тебя нет! Что нам делать, Вероника?
Вероника попросила его не волноваться за маму – она ночует у своих друзей. Мне просто было очень одиноко, и я вышла на улицу. А добрый дедушка приютил. Валентин Валентинович ходил по комнате со стаканом в руке, постепенно оправляясь от испуга.
– Ты голодная? Хочешь блинов с творогом? Хоть уже и очень поздно, но нарушать режим иногда полезно, это я тебе как научный работник говорю!
Она не хотела блинов. Валентин Валентинович отпил, поморщился. Настроение возвращалось стремительно.
– Так ты – воплощение Абсолюта? Бог?
– Да.
– А я, старый дурень, так волновался за коллайдер! – он взмахнул стаканом. – Оказывается, он и не нужен. Но формула всё-таки правильная, верно?
– Верно-верно.
– Ох! Ты понимаешь, что это вообще значит? Даже неважно, правильная ли формула! Подумать только – силой мысли разогнал частицы. Это прорыв, невероятный прорыв, о котором я и не мечтал! – у него горели глаза и дрожали руки.
– А о чём вы мечтали, Валентин Валентинович?
– В последнее время, когда передо мной забрезжило неожиданное открытие, я мечтал довести работу до конца и сформулировать окончательное уравнение. Когда формула была получена, я стал мечтать о практической проверке. Теперь… Теперь передо мной открылись новые горизонты, невиданные и неслыханные! Я просто протрясён… потрясён! – он взволнованно поставил стакан на книжную полку. – Пока даже не знаю, как к этому всему подступиться. С утра буду начинать думать.
– Получается, ваша мечта сбылась. Вы счастливы? – девочка повторила тот же вопрос, что и на улице.
– Абсолютно счастлив! Абсолютно прекрасный день сегодня!
Валентин Валентинович безмятежно смотрел на Веронику и улыбался. Что мне с ней теперь делать, а? Абсолют, надо же. И такая умненькая вроде. И мама у неё славная. Он снова снял с полки стакан и шагнул к столику. Явный перебор, ну да ладно – сегодня можно заслуженно. Прощай, умеренность. Столик, заигрывая, поплыл в сторону, но Валентин Валентинович твёрдо настиг его.
– Валентин Валентинович, хотите собачку?
– Собачку? – он удивился и довольно долго думал над собачкой. – Собачку. Да, собачка была бы мне очень кстати. Но есть одно но, кардинально важное но!
– Какое но?
– Но! Качество наших коньяков, Вероника. Точнее, бренди. Качество хромает на обе ноги, и не даёт моему счастью достигнуть степени полного блаженства. Достигнуть степени, хаха.
– И всё? – Вероника была разочарована. – Это легко исправить. Попробуйте ещё раз. Наливайте-наливайте, смелее. Пробуйте!
– Ух! – только и сказал Валентин Валентинович, попробовав.
Глава 3. Виталя, студент
1. Зубы зверя
«Ночью пробудился он от шорохов и сел в кромешной тьме, и слышал тихие шаги зверей. Обступали его звери и шептали на своём древнем наречии, и он понимал всякое слово. Вопрошали звери, роптали: доколе томиться будем под игом телесности, правды последней не ведая? Доколе в глазах наших стоять будет осенняя влага и стылых дерев дрожание? Доколе плыть нам по тёмным течениям к морю, вечно стремясь и вечно не достигая? Чуешь ли нас, старец? Дивился он столь складным речам, и так отвечал: согбенна спина моя и немощно разумение, однако знаю, добрые звери, знаю доподлинно – воссияет и для вас свет! Свет невидимый, ощущаемый лишь шерстью загривной, но свет истинный, окончательный. Послушайте, звери: смело сквозь туманы к цели ответной ступайте, лапой мохнатой по мхам и хрупким хвоинкам. Ищите препятствие, звери, препятствие великое, пересечь кое не в силах станете. И поверили ему звери, и в тёмном тумане растаяли, чутьём ведомые. Он же лёг и спал до утра».
