Анатолий КОСТИШИН - Зона вечной мерзлоты
К Валерке подошел Хобот и томным голосом обратился к нему: «Я ведь прав, Комарик?» – его рот скривился, словно обсасывал лимонную корку – Хобот, – прорычал Валерка. – Утухни и закрой свою поганую варежку! – Голос у него был низкий и сиплый. – Мало тебе накостылял в прошлый раз, – напомнил он. – Не сокращайся и не греми костями, – Комар мигом заткнул за пояс Хобота, тот не осмелился вякнуть лишнее.
Я стоял в нерешительности, на меня с интересом пялился весь класс. Я первый раз находился в центре всеобщего внимания. Спасла математичка Галинушка, она вовремя зашла в класс, хотя и опоздала на минут десять, но для нее это было незначительно.
Тоскливее ее предмета для меня ничего не существовало. Я в математике был мореным дубом. Особенно добивали всякие косинусы и синусы. Скука смертная. Галинушка, как всегда, открыла свои записи и давай скрипеть, как немазаная телега, объясняя очередную теорему. Класс скоро впал в дремоту, изредка кто-нибудь просыпался, записывал формулу – и снова спать. Скрипела он так с полчаса. Галинушка, помешана на своей математике. Все, кто не соображал в ее предмете, были для нее тормозами. Она любила постоянно, без устали капать классу на мозги, что математика – «это же элементарно», а для меня написать сочинение «элементарно», а для нее слепить два слова на бумаге проблема. Вот и выходит, что мы с ней в принципе в равных весовых категориях: оба тормоза только по разным предметам, а если от одного тормоза вычесть другой, выходит, что мы с Галинушкой нормальные люди. Только у нее математические мозги, у меня гуманитарные.
В конце урока Галинушка, как обычно она это любила, дала самостоятельную. Я беспокойно взглянул на листок, который она мне подсунула. Попросил Элла помочь, но тот отгородился от меня баррикадой. Стало понятно: помощи не будет, и я отстал: закрыл тетрадку и молча, тупо уставился в окно.
– Тихомиров, почему не пишешь? – поинтересовался Галинушка.
– Не знаю, как решать, – с видом обреченного на казнь чистосердечно признался я.
– Домашнюю сделал?
– Нет! – закусив губу, с хрипотцой проскрипел я.
Галинушка подошла ко мне, повертела в руках тетрадь и уставилась на меня.
– Вообще, где ты Тихомиров пропадал все эти дни, – внезапно ощутив раздражение, спросила математичка. – Почему тебя не было в школе?!
Я молчал изо всех сил, стараясь изобразить жертву учебного процесса, хотя понимал, что это глупо и бесполезно: этим Галинушку не пробьешь.
– Молодой человек, я жду твоего ответа, – учительница была настойчива.
Я старался держаться как можно естественнее, и моя стойкость стала нервировать Галинушку, ее лицо стало покрываться зловещей красной пигментацией. По всему ее виду чувствовалось – скоро грянет буря.
– Долго ждать придется Галина Васильевна, – ехидно хихикнул Буек, не дав мне выдавить что-то словесное из себя. – Свободная жизнь Тихому мозги совсем вышибла.
– Буйков, – недовольно процедила Галинушка. – Я не давала тебе слово, – Буек мгновенно заткнулся.
Галинушка смерила меня холодным оценивающим взглядом. Мне показалось, что она прикидывает, стоит ли обострять разговор со мной или… но ее уже укусила муха, и понеслось.
– Ну, так я слушаю, Тихомиров твои объяснения? – звонко спросила она меня.
Наступило тягостное молчание, затем я промямлил безжизненным и неуверенным голосом:
– Мне нечего вам ответить.
– Неужели? – пронзительно воскликнула Галинушка.
– Да, – я покраснел и уставился на пол с таким видом, будто меня обвинили в причастности к падению на Землю тунгусского метеорита.
– Тогда я завтра жду твоих родителей.
Ее желание восторга у меня не вызвало.
– Ждите! – смиренно ответил я, краснея, как редиска.
И тут снова не выдержал и вмешался Буек, словно у него было недержание мочевого пузыря.
– Как же он их вам Галина Васильевна позовет, если он уже вторую неделю дома не живет, – и он притворно заливисто рассмеялся.
Я, стиснув зубы, молчал.
– Как, не живет? – щипаные брови Галинушки взлетели к потолку. – Почему? – она воззрилась на меня сквозь очки, требуя немедленного ответа.
– Не сошлись характерами, – выдавил я из себя, лишь бы Галинушка от меня отстала со своими дурацкими вопросами, но я слишком легко захотел от нее отделаться.
– И ты так спокойно об этом говоришь? – математичка изумленно уставилась на меня, как на таракана, выжившего после дезинфекции. – Как ты, однако, Тихомиров изменился. Я давно заметила, что с тобой происходит что-то не то, дерзить стал, а во что оделся, разве это школьная форма?
– Другой нет! – коротко и жестко отрезал я, мочки ушей горели, словно их прижгли огнем.
– Та-а-ак, – она смотрела на меня с растущей математической прогрессии неприязнью. – Завтра, слышишь, Тихомиров, завтра жду твоих родителей, – ее холодные глаза впились в меня, – иначе на свои уроки я тебя не допущу, – голос озабоченной учительницы долетал до меня, как из густого тумана.
Я пытался сосредоточиться, наморщив лоб. Первый раз меня публично отчитали перед всем классом. Раньше Галинушка меня не трогала, более того, часто во время самостоятельных и контрольных она подходила ко мне, внимательно изучала, что я накарябал в тетради, и молча пальцем, указывала на ошибку. Если же до меня не доходило, то шепотом, немного раздраженно, объясняла, как надо правильно решать. По математике я с горем пополам выкарабкивался на «четыре», и в этом была заслуга усыновительницы, которая засунула меня к Галинушке на репетиторство. Ума по математике мне это не придало.
Галинушка меж тем вцепилась мертвой хваткой в Комара. Валерка отличался в классе тем, что мог любого учителя заткнуть словами за пояс, поэтому его старались лишний раз не трогать, но Галинушка уже понесло. Я понял, что на мне была только легкая разминка.
– Комаров, что ты здесь написал? – математичка вцепилась в Валерку, как хищник в добычу.
– Не знаю, – Комар притворно пожал плечами. – Наверное, глупость, только не знаю еще какую? – Валерка говорил беспечно.
– Какую глупость? – не поняла подвоха учительница.
Не знаю, – располагающе улыбнулся Валерка. – Есть два вида глупости: полная и вполне достаточная. Решая ваше уравнение, никак не могу сообразить, какую же глупость я совершил, – лицо Комара излучало саму любезность и предупредительность.
– Ты что издеваешься надо мной? – Галинушка взревела, как сирена пожарной сигнализации.
– Интересная теория, – смиренно выдавил из себя Валерка.
Класс поперхнулся сдавленным смехом.
– Комаров, – не сдерживая эмоций, заорала возмущенно Галинушка. – Ты безмозглый идиот, – как паровоз, она тяжело дышала прямо в лицо Валерке.
– Разве есть идиоты с мозгами? – улыбка все еще бродила по лицу Комара. – Думаю, что вы сказали полную глупость, – Валерка не унимался и продолжал паясничать, изображая из себя святую невинность.
Некоторое время Галинушка смотрела на Комара непонимающе, но вот ее взгляд помутнел, и полился нескончаемый бурный словесный водопад. Она разорялась до самого звонка.
– Зачем ты математичку выводишь из себя, – поинтересовался я у Комара после уроков.
– Глядя, как она бесится, мне хочется крикнуть себе: «Господи, какой же я умный!»
После Пентагона, я попросил Валерку пойти вместе со мной в бассейн. Одному было страшно появляться перед грозными глазами тренера. По его серьезному лицу я сразу понял – ничего хорошего меня не ждет, и не ошибся в своих прогнозах. Комар был всегда прав в одном: лучше заранее знать, что тебя ожидает, потом легче все сносить. Тренер привел меня в свой кабинет.
– Евгений, – он на минуту помедлил, словно собирался с силами. – Пока ты не уладишь семейные проблемы, я временно отстраняю тебя от тренировок.
– Артур Иванович, – голос мой дрожал, – я не вернусь домой.
Тренер смерил меня холодным оценивающим взглядом. Мне показалось, что он прикидывает, стоит ли обострять разговор с самого начала.
– Мне некогда с тобой бодягу разводить, – Артур встал, показывая всем своим озабоченным видом, что разговор окончен. – Я все тебе сказал.
– Вам позвонили мои, да? – спросил я и посмотрел на тренера, но он ни капли не смутился, напротив, был очень спокойный и сосредоточенный.
– Нет, – покачал он отрицательно головой. – У меня из-за твоих дурацких похождений был крайне неприятный разговор с директором. Ты все понял.
Я с самым наплевательским видом пожал плечами и молча ушел из кабинета. Семь бесконечных лет тренировок пошли коту под хвост. В раздевалке меня с нетерпением ожидал Валерка.
– Ну что? – нетерпеливо спросил он меня.
– Больше моей ноги в этом бассейне не будет.
Домой мы шли грустные, настроение было подавленное. Вечером Валерка вытащил меня побродить по улицам ночного города.
Моя жизнь у Комара протекала монотонно. Ладили мы с ним отлично: он не лез ко мне с не нужными расспросами, я к нему. Отчима я практически не видел, он все время где-то пропадал. «У дружбанов», – просветил Валерка. «Закатиться к вечеру, куда он денется», – хмуро заключил он. Так и жили.
