Алексей Филиппенков - Воронка
В аудитории воцарилась гробовая тишина. Десятки глаз переметнулись на Вернера и ждали от него ответа. Вернер внимательно слушал девушку, и сразу же ответил ей:
– Когда пишется музыка или картина, то творец не опасается за свою жизнь.
– Мы с тобой говорим об искренней любви к Родине, а не о страхе за жизнь, хоть это и важный фактор для человека. Но все же не имеющий никакого отношения к патриотизму в целом.
– Это существенный фактор, – Вернер зацепился за единственно сильную сторону своей заведомо обреченной позиции, – ведь есть большая разница между тем, что ты отдаешь своей стране: душу или жизнь.
– А разве человек способен полюбить Родину исключительно глядя в лицо смерти? Ты это пытаешься сказать?
– Нет, не пытаюсь.
– Тогда почему ты так не уважаешь деятелей культуры, которые пишут арии войнам, при этом не воюют сами. Для тебя их деятельность – дискредитация?
– Ты все перепутала. Я совсем не это хотел сказать.
– Если бы ты в своей жизни не разбрасывался столь резкими обвинениями, а развивался как многие другие, то тебя не мучили бы столь простые вопросы. Я не знаю как ты, Гольц, а я люблю свою Родину и мне для этого необязательно целовать землю под обстрелом. Я пошла по другим стопам – танцы. Тебе никогда не понять, какие прекрасные чувства я испытываю, когда выступаю с танцевальными номерами перед публикой. В прошлом году я победила на конкурсе во Франкфурте, и это дало мне понять, что я хорошо делаю свое дело. И для меня ценно, что я вношу хоть и ничтожный, но все же вклад в судьбу своей Родины. А совсем недавно мне предложили станцевать в госпитале для раненых солдат, и я согласилась, потому что знаю, что во мне есть силы разжечь огонь в их замерших сердцах. И когда я исполняла народный танец, в их глазах я прочитала слово «жизнь» и этого мне было достаточно, чтобы почувствовать себя счастливой. Я увидела, как, следя за моими движениями, эти несчастные мысленно возвращаются из того кромешного ада, где побывали и начинают верить, что война на мгновение ушла, а вокруг них мир и спокойствие. И я смогла пронести своим искусством солнечный свет во мрак их души. Хочешь – верь, хочешь нет, но я всем сердцем горжусь собой за это. И если предположить, что хотя бы один из них в тот вечер заснул с мыслями обо мне, то я не зря живу на этом свете. Хайнц в прошлом месяце выиграл на дистанции два километра в Тюрингских забегах. Так же он взял бронзу по борьбе. И его никак нельзя назвать меньшим патриотом, чем тех, кто сражается на фронте. Только он сражается не с винтовкой, а со своим телом, насилуя его каждодневно на тренировках. Я своими глазами видела, как он преданно борется за честь своего университета, не жалея себя стремится к цели. А ты, Гольц, что ты сделал для того, чтобы считать себя достойным звания патриота? Позволь я отвечу за тебя – ничего, ты ничего не сделал, потому что такие как ты способны только осуждать других и паразитировать на их достижениях, ничего не создавая. Ты всегда лжешь на всех, как сделал это с доблестными членами университетского братства и покрываешься черной злобой от собственной никчемности. Ты ни одного имени не можешь спокойно произнести, потому что тебя переполняет внутренняя зависть к чужим плодам, в тот момент, когда твоя жизнь пуста и ничего собой не представляет. Ты говоришь о действиях солдат, как о настоящем проявлении любви к отчизне, но я не вижу тебя в призывном пункте, а наблюдаю разглагольствующим в тихой и спокойной аудитории. Ты не способен ни написать произведение, ни выстрелить во врага. Ты еще совсем глуп и юн, чтобы с тобой можно было разговаривать на эту тему.
В помещении послышались смешки. Вернер был морально уничтожен в глазах всех присутствующих. От услышанного он побледнел и не проронил ни слова. Казалось, что земля разверзлась и он летит в бесконечную пропасть. Воздух в помещении стал для него обжигающим и навевал дурное состояние. Ничего не ответив, он встал и медленно вышел из зала, пораженный острой иголкой в самую глубину его личности. Но самым страшным ему представлялось то, что Эрна была права.
* * *Весна уже широко ступила на улицы Европы. Талая вода скапливалась в ручейки и бежала вдоль дорог, стекая в канализацию.
Вернер уже полчаса смотрел в окно, не зная ответа на поставленные вопросы. Проходил экзамен по истории. Мистер Химмель приболел и ему нашли замену в лице другого преподавателя, который в этот момент сверлил Вернера строгим взглядом. В приглашенном профессоре не было ни жалости, ни понимания, ничего. Казалось, что если сейчас он не получит ответы, он подпишет смертный приговор. Вернер пропустил всех сокурсников перед собой и наконец наступила его очередь.
– Итак, Вернер Гольц, прошу вас.
Повинуясь, Вернер прошел к столу профессора и сел напротив. Ему представлялось, что это его последние секунды и сейчас его гильотинируют.
– Отвечайте, Гольц. Кем был изобретен гражданский кодекс?
– Я не знаю, правда, – сконфузился Вернер.
– Вы посещали лекции мистера Химмеля? Глядя в ведомость посещений, вы присутствовали на занятиях.
– Да, присутствовал.
– Тогда вы должны знать ответ на этот простой вопрос.
Вернер не поднимал глаз на профессора, глядя на стол перед ним. Он молчал.
– Хорошо. Этот кодекс был изобретен во Франции. Кем?
Вернер совсем растерялся. Все знания в его голове будто резко собрались в один комок и резко взорвались, разлетаясь по всем уголкам разума.
– Вы готовились к экзамену, Гольц?
– Да, конечно.
– Тогда я жду ответа.
– Но у меня его нет.
– Так, хорошо… второй вопрос. Зачитайте его.
Вернер взял свой билет и прочел:
– «Европа в эпоху Наполеоновских войн. Участники войны и ее итоги».
«О господи. Застрелите меня», – подумал он. Эпоху Наполеона Вернер знал неплохо, однако сильно растерялся.
– Так кто изобрел гражданский кодекс?
Последняя логическая ниточка соединилась с разумом и Вернер, будто высвободился от тяжелого груза, сказав:
– Наполеон.
– «Кодекс Наполеона», – именно так он назывался.
– На второй вопрос ответить сможете? Вопрос, требующий рассуждений и рассказа.
– Европа… Наполеон проиграл ведь войну.
– Почему? Как он ее проиграл, вы сможете рассказать?
– Я очень мало читал об этом.
– Вы должны были это проходить на занятиях. – Сказал преподаватель, отрезав Вернеру пути отступления.
– Наполеон проиграл в войне с Россией. Затем последовала ссылка на остров Эльба, из которой император сбежал и вернулся во Францию, вновь заняв престол. Битва при Ватерлоо закончилась поражением и стала закатом в величестве Наполеона Бонапарта. Это все, что я знаю.
– Тема настолько широка для обсуждения, а вы знаете только несколько общих фактов. Какую роль сыграла Пруссия в наполеоновских войнах?
– Прусская армия помогла англичанам разбить Наполеона при Ватерлоо. Я так же знаю, что братство университета Йены было основано ветеранами тех войн.
– Хоть это вы знаете, Гольц. Экзамен вы сдали, но ваш ответ был настолько сырым, что я едва не простудился. Вы свободны.
Утро уже покидало жителей Йены, а день еще не успел начаться. Вернер вышел из университета, обрадованный фактом сдачи экзамена. Он был взволнован. Покоя не давало то, что он задумал. Долго терзаясь: правильное ли это решение или нет, юноша медленно приближался к призывному пункту.
Призывной пункт уже был маленькой армейской частью. Сюда стекалась вся молодежь города, отпускники и добровольцы. По коридорам бегали офицеры. Будто в муравейнике здесь творилась полная неразбериха. Пройдя медицинское обследование, Вернер уже стоял напротив офицера, восседавшего за столом в военной форме. Под носом у него красовались усы. Он был таким молодым, что создавалось впечатление, будто усы были приклеенные.
– Я… – начал Вернер, но запнулся, – я хотел бы в тыловую службу, сэр. Если можно, порекомендуйте меня к штабной службе.
Офицер что-то писал в его анкете и даже не поднял головы. Вернер замялся и больше ничего не спрашивал.
– Сэр? – добавил Вернер.
– Много вас в штабе, а пехота нужна. По прибытию в часть повторите свои пожелания вашему командиру и он уже решит, что с вами делать. В тылу от вас, возможно, будет больше пользы, чем в окопах. Но это уже ваш командир будет решать. Если вы умеете перевязывать раненых или красиво писать, то война сжалится над вами. Следующий…
Он протянул Вернеру документы и даже не взглянул на него. Таких как он здесь за день проходят тысячи. Вернер удалился из кабинета в мыслях о том, что он не умеет делать перевязки и каллиграфией так же не владеет. Но он по наивности так и не понял, куда его отправили. Он был полностью уверен, что слова «окопы» и «пехота» имеют два разных значения. Он поставил свою подпись в документе, который явился для него приговором. В анкете, данной Вернеру, ему предписывалось в определенное время, определенного числа явиться с вещами первой необходимости и документами на вокзал. Еще не успев до конца осознать свой выбор, Вернер сразу из приемного пункта направился домой.
