Банана Ёсимото - Она
Сёити нажал на кнопку звонка сбоку большой деревянной двери, и ее открыл молодой человек, одетый в форму медбрата. Мне известно только одно место, где очевидно, что статус пациента играет не последнюю роль. Интересно, сколько в мире подобных клиник, рассчитанных на чокнутых богачей. Не знаю, но, наверное, много. Видимо, спрос на них большой, и количество постепенно растет. Эдакая современная тюрьма для душевнобольных.
Молодого человека я прежде не встречала. Наверное, штат клиники уже почти целиком сменился. Знакомым мне показался только длинный коридор, покрытый линолеумом. На всех окнах здания виднелись ненавязчивого узора решетки. Однако, несомненно, истинное назначение их состояло в том, что это не просто элементы декора из металла, а все-таки решетки, что в здании практически нет зеркал, что ворота и двери в доме, где содержатся люди, не способные жить с другими людьми, снабжены электрическими замками. Я постепенно вспоминала, что здесь находились разные вещи, указывающие, что это не просто больница.
Я слышала, что в здании по соседству с главным корпусом содержатся сравнительно легкие пациенты, то есть люди, жизни которых ничто не угрожает, и те, кто находится на реабилитации и лечении от алкогольной и наркотической зависимости.
Мы не прошли в глубь заведения, так как от входа нас сразу же проводили в просторную приемную. Ощущение от сидения на кожаном диване показалось мне чем-то знакомым, но, подумав, что это просто мое воображение, я пожала плечами. Меня не покидали тяжелые мысли о том, приходилось ли мне прежде сидеть здесь или нет. Сомнения комом подкатывали к горлу.
Наверное, как я и предполагала, мне действительно довелось быть здесь некоторое время. Или же то, что я слышала от мамы, смешалось в моем сознании с действительностью? Или просто мама брала меня с собой сюда, когда встречалась с директором клиники?
Воспоминания были очень туманными, но, несмотря на испуг, я пыталась что-нибудь припомнить. Однако, как ни старалась, вспомнить ничего не могла. Должно быть, это последствия травмы. Все ли со мной нормально, если я прожила до сих пор вот так, без памяти? Я пребывала в полном замешательстве.
Ненавижу чувствовать себя беспомощной. Ну и ладно. Мне ведь это особо не мешает, сразу же заключила я. Сейчас я вместе с Сёити, а он, похоже, помнит обо всех важных вещах. Если даже я что-нибудь забуду, с ним этого наверняка не случится.
Пока я думала обо всем этом, перед нами возникла девушка, наверное администратор, и подала нам черный чай в белых чашках. К чаю прилагалось немного первоклассного печенья.
Сёити очень внимательно изучал здание.
Еще бы... Здесь тетя провела какую то часть своей юности и в саду внутреннего дворика грезила о внешнем мире. Это место хорошо оснащено и весьма недешево, но совершенно не подходило той сильной женщине, какую мы знали. Сёити просто не мог поверить в то, что ее содержали здесь. Я была с ним согласна.
Несмотря на его молчание, мне были понятны чувства и настроение Сёити, и я думаю, это было взаимно. Диванчик оказался маловат, и мы, сидя, слегка соприкасались бедрами. Каждому из нас передавалось сердечное тепло, которым мы поддерживали друг друга. Зелень внутреннего дворика и это тепло были единственно ценными вещами в присущей этому зданию странной тишине, охраняемой звуконепроницаемыми стеклами.
Если бы только было возможно, нам хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Чтобы мы сидели вот так, по-детски прижавшись друг к другу. Чтобы не думали ни о чем. Как в то время, когда мы были счастливы. Я взглянула на профиль Сёити, и он, повернувшись, посмотрел мне в глаза и молча кивнул. Да, как раз сейчас я хотела, чтобы он кивнул, с удовлетворением отметила я и, сделав глоток чая, почувствовала, как согревается моя душа. Как было бы славно, если бы это безмолвие длилось вечно...
Однако такое невозможно, и вскоре раздался стук в дверь, и в приемную вошла женщина средних лет.
Увидев ее, я вздрогнула. Кто это?! Разве она не наша горничная? Не та ли, что спаслась, сбежав со спиритического сеанса? У меня было такое ощущение, что она не врач и не сестра этой клиники. Я старалась вспомнить, где видела это лицо, но память застилал такой туман, что я ничего не могла разглядеть.
Весь масштаб испытанного мною шока я осознаю только в такие моменты. Я пыталась, насколько это возможно, равнодушно спрятать пережитое в потайной ящик, но пробел в памяти остается внутри меня подобно огромной яме.
Это естественно. Еще бы, мама убила папу! Это же не ерунда, подбадривала я себя теми же словами, что и прежде.
— Я заместитель директора клиники. Моя фамилия Кодзима. В то время я работала медсестрой. А вы похожи каждый на свою маму. И друг на друга тоже чем-то похожи, — сказала женщина. — Сожалею, но кроме меня и директора не осталось никого из тех, кто тогда работал. Я машинально назвала его директором, но прежний директор в силу своего возраста покинул свой пост и теперь только консультирует. Эта клиника перешла в руки его сына. Но как раз сейчас проходит научный конгресс, и он временно отсутствует.
— Ну что вы. Мы счастливы уже потому, что смогли посетить место, где находились наши покойные мамы. Ведь это и была цель нашего визита, — ответил Сёити.
Не солгал, но как же все-таки умело выразился, подумала я.
Женщина по фамилии Кодзима, продолжая стоять как натянутая струна, кивнула.
— Примите мои соболезнования. Директор клиники до сих пор частенько рассказывает о ваших матушках, вспоминая, какая невероятная система взаимодействия и взаимовыручки была у близняшек. Ой, опять назвала его директором. Так как в эту клинику редко поступают молодые люди и многие пациенты находятся здесь подолгу, поток людей на удивление небольшой. Поэтому тот случай остался в памяти. И я, и директор были тогда еще молодыми.
Как? Выходит, эта женщина и впрямь тут работает и не она присутствовала на спиритическом сеансе. Вот уж действительно в моей памяти полный кавардак, и все так странно, решила я. Однако меня это не так уж пугало. Я чувствовала себя свободно и легко, словно распалась на части и вот-вот совсем растаю.
— А со мной что было, когда я сюда попала? Я не очень хорошо это помню, — спросила я, желая застать ее врасплох.
— Ах да. Матушка Сёити-сан, покинув клинику уже больше здесь не бывала, а вот матушка Юмико-сан состояла в близких личных отношениях с директором клиники, несколько раз заходила сюда и иногда брала вас с собой. Пока двое общались, вы всегда, скучая, бродили по саду. Мне особо не доводилось побеседовать с вами, но про себя я всегда думала: “Какая мудрая девочка”, и потому ваш образ крепко засел у меня в памяти. Теперь вы совсем взрослая... — с улыбкой сказала Кодзима-сан.
Выходит, я здесь не лежала. Я искренне обрадовалась, глядя на Кодзима-сан, которая, судя по всему, не лгала. Что же тогда происходило со мной в тот период? В памяти ничего не всплывало, и мне вдруг показалось даже, что вообще ничего не было.
— После того, что произошло с матушкой Юмико-сан, директор совершенно пал духом...
Надо же, как витиевато сказано. Я чуть было не рассмеялась, но подумала о том, что мама и директор настолько откровенно крутили роман, что, пожалуй, нет никого, кто не знал бы об их отношениях, и оттого, наверное, еще только сложнее было говорить об этом. Возможно, в некотором смысле, наши с Сёити мамы действительно сломали жизнь этому самому директору.
В моей голове мало-помалу стали всплывать горькие воспоминания — а именно история об этой клинике, услышанная от мамы.
Мама рассказывала, что среди таких же пациентов, как она, были люди, которые по-дружески общались с Кодзима-сан и весьма весело проводили время, тогда как мама была глубоко ранена тем, что ее держали на расстоянии.
Тетя была из тех людей, кто совершенно не обращал внимания на такие вещи и не переживал по подобным поводам. Мама же ужасно нервничала из-за того, что с ней обращаются чересчур осторожно, словно прикасаются к нарыву. Глубоко в ее сердце укоренилось болезненное ощущение, что к ней относились как к чему-то нечистому. Чем дольше это продолжалось, тем больнее ей становилось. Тогда ей казалось, что здесь, в этой клинике, не существует человеческих отношений, и она ненавидела молодую Кодзима-сан.
Думаю, мама все же была крайне чувствительным человеком.
— Как вы считаете, с моей мамой было много проблем по сравнению с тетей? — спросила я. — В конце концов ведь именно она совершила такое.
— Ну-у... — задумчиво протянула она, пожимая плечами, — не знаю почему, но, несмотря на то что постоянно молчали, они совсем не выглядели жертвами. Они всегда находились в своем мирке для двоих. Казалось, их мир такой хрупкий, что стоит дотронуться, и он рассыплется. Конечно, подобное характерно для людей, которые попадают сюда, но рядом с сестрами ощущалось такое напряжение, что порой бывало трудно дышать. Юмико-сан, вы ведь испытали аналогичное потрясение и сейчас чувствуете себя хорошо. Поэтому-то я и делюсь с вами своими мыслями, но считаю, что, пережив такое в детстве, очень трудно расти и взрослеть будто ничего не случилось.
