Терри Сазерн - Блистательный и утонченный
Он кивнул из вежливости и мягко рассмеялся. Он был так же юн, как тот мальчик, которого она потеряла на войне. Она привстала, оставив полотенце обмотанным вокруг его ног, и, держа в руке два маленьких носка, отошла в сторону. Она вытянула руку, замерев над электрическим обогревателем, и жест этот не казался небрежным. Наоборот, он был нежным, и слезинка скатилась по ее лицу, оставляя на щеке сверкающий ломаный след. И она повесила эти носки на спинку своего кресла, развернув его к электрическому обогревателю, так, чтобы они высохли.
В завершение этой интерлюдии самым непонятным оказалось то, что Бет Джексон все-таки заказала у молодого человека шесть глиняных вазочек для своего отделения. И заказ этот пришел в офис медсестры Торн. Не как важная посылка, а скорее как неожиданная, и когда ее открыли, это чем-то напомнило те далекие дни до того, как была централизована система закупок. Тогда все эти ящики открывали с неким тайным интересом, задором, как будто это были подарки на Рождество. Но это шло, несомненно, в нарушение порядка, а медсестра Торн, помня это, забыла вытащить счет или вытащила и забыла, что она это сделала, а помимо этого, заодно и напрочь запамятовала, куда она его положила. И, естественно, через три дня она не вписала этот счет в учетный список.
После этого, как следует сосредоточившись, она попыталась восстановить эту сцену в памяти по частям… как Альберт вносит открытую коробку, широкий сосновый ящик, прижимая его к груди… его белое лицо, перекошенное гримасой непонятной внутренней борьбы, а там, где его подбородок касался ящика, или это она так вспомнила, виднелся верх одной вазы, в кружочках из мягкой древесной стружки… и в стружке же лежал, почти спрятанный, дважды сложенный, синий квадратик счета.
И затем он ушел. Фактически ей удалось вспомнить только цифру — 10.95, нарисованную на крышке коробки черным карандашом, и эту цифру она занесла в лист расходов и затрат. Из-за того, что она не была точно уверена в этой цифре, а может, отнеслась к этому с пренебрежением, она нацарапала эти четыре цифры так, что их почти невозможно было различить.
— Это насчет тех глиняных ваз, Эл, — говорила Бет Джексон в офисе медсестры Торн.
Это должно было быть вопросом (Это насчет тех глиняных ваз?), если отталкиваться от способа, которым Элеанор Торн привыкла отвечать. То есть просто: «да, это так, Бет», — и с терпеливой улыбкой пристально смотреть на собеседника.
— О, так вы, значит, слышали? — спросила Бет, допуская, что та же самая улыбка терпения используется по отношению к провинностям других.
— Что я имею в виду, так это следующее, Бет: если мы ведем расчеты с поставщиками, которым неизвестна наша внутренняя процедура — (хотя каким образом новый поставщик мог появиться без моего ведома?), — это влечет за собой неприятности, в частности, для меня. Понятно, о чем я?
После этого Бет нахмурилась.
— Почему, что это значит? — спросила она.
— Вот например, что за проблема у вас с этими глиняными вазами?
— О, это потому что я ничего не сказала про тот заказ, — ответила толстая Бет таким беспечным тоном, как если бы они были две хорошенькие девушки и болтали о своих возлюбленных. Тем не менее Бет тут же представила заново свое отделение гинекологии и свою собственную Джейн Уард, распаковывающую, в отсутствие Бет, коробку с глиняными вазами и деятельно набивая древесной стружкой шахту мусоросжигательной печи, а вместе со стружкой, вероятно, засунув в печь и сложенный счет. Теперь этого уже никак нельзя было проверить.
— Факт тот, Эл, что мистер Роджерс попросил меня с этим вопросом разобраться.
— Он говорил с вами об этом?
— Сказать по правде, Элеанор, у меня насчет этого других мыслей и не было. Когда я об этом думала, мне странным образом казалось, что все в порядке. Но все же это не наше дело, и я сказала это Джейн: «Если они нашли способ отчитаться о своей работе мистеру Роджерсу, другой классный способ, то это сохранит вам нервы». И эта несчастная девочка!
— Ваша Джейн? Джейн Уард? Она там тогда была?
— Джейн, бедняжка! Вы знаете, как она дотошна в этой процедуре — я это называю «красной лентой», — я могу сказать вам, что она была почти что в слезах. «А теперь послушайте, — сказала я ей, — это не наша забота, скажу я вам! Мы здесь для того, чтобы присматривать за женщинами, а не для того, чтобы подписывать эти бумажки каждый раз, когда вы что-то пытаетесь улучшить! Что они по этому поводу будут делать, их дело и больше ничье. И это то, за что им платят!» После двадцати восьми лет работы я обязана знать, каковы мои обязанности, Элеанор, и как раз это я ей и сказала! — И это было на девять лет больше, чем могла представить медсестра Торн.
— Как случилось, что она была распакована, Бет? Должен же быть ответ.
— Да, конечно, к моему собственному стыду, когда пришла посылка, меня там как раз и не было. Хотя я не скажу, что в таких условиях это что-то бы поменяло.
— Нет?
— О нет, я была в Хиллкресте с доктором Стивенсом! Я думала, что вы знаете.
— Да, понимаю.
— Я имею в виду, в тот раз была моя очередь дежурить в Хиллкресте, вы должны об этом знать.
— Конечно. Значит, это Джейн Уард вскрыла посылку?
— Когда я пришла, Джейн была очень взволнована. Я хотела бы, чтобы это не пошло дальше нас двоих, Эл, но я думаю, что это Альберт. Ужасный ребенок.
— Какая нелепость!
— Элеанор, я то же самое ей и сказала! Но вы себя знаете. И она такая растеряша! «Непробужденная» — я так ее называю. И нашу милую Барби, кстати, тоже.
Джейн Уард была самой молодой медсестрой в Клинике, фактически на год моложе Барби Минтнер. Но Барби была гораздо красивей.
— Бет, это нелепо! — повторила Элеанор с волнением, но вполне довольным тоном.
Бет понизила голос.
— Да, не думайте, что я обвиняю Альберта, слава богу, этот бедолага делает свою работу. И, Эл, когда я думаю, что ему в голову может взбрести!..
— Да, — пробормотала Элеанор, — могу себе представить…
— Короче, мы должны заставить девушек подумать об их настоящем, Эл, а особенно Джейн и Барби.
— Барбара? Что же она должна была, в таком случае, со всем этим сделать?
— Не совсем то. Я пытаюсь сказать, что девушки их возраста, Эл… у них должны быть какие-то сложности. А причиной этих сложностей оказывается молодой человек, который скачет во всех направлениях. Это естественно. И для Барби особенно.
— Но почему Барбара? — спросила медсестра Торн невозмутимым тоном.
— Для меня непривычно такое говорить, Элеанор, но я просто не перестаю думать, что это какая-то ошибка ставить самых молодых работать вместе так часто, особенно в этих условиях. — И, говоря это, она кивнула по направлению к окну. Даже в основном в направлении гостиной для медсестер и нарциссов Гарсиа.
— Да ради бога, что ты имеешь в виду? — пронзительно вскрикнула Элеанор.
— Дело в том, Элеанор, что девушки находятся здесь целый день со старыми больными ворчунами — а потом неожиданно появляется молодой человек! Некто такого же возраста — вот как раз как сегодня утром. Видела бы ты нашу Барби! Я скажу тебе, что она была как на иголках! Я даже не знаю, где я еще видела молодую девушку, настолько расстроенную!
— Да, этим утром, — сказала Элеанор, успокаиваясь, — это, конечно, был несчастный случай, я это допускаю, Бет, но я в тот момент была на подмоге у Буллоксов. Но все же — спроси себя, как часто это вообще случается?
— Судя по тому, что я видела, довольно часто, — ответила Бет с чувством собственного достоинства.
— Что, случай интоксикации этим утром? В самом деле, Бет, — сказала Элеанор со странным смешком, — ты же не об этом говоришь!
— Как так? — вскрикнула Бет, слегка хрипло от того, что была застигнута врасплох, но тут же с таким знанием дела изогнула брови дугой, и, чтобы ничего не упустить, она продолжила веселым тоном: — И кто же это был на этот раз, могу я спросить?
— Почему нет, Бет? Кто иной, как ты думаешь, если не мальчишка мистера Эдвардса из колледжа?
— Ральф Эдвардс! Конечно, Элеанор, кто еще это может быть?!
— Да, хорошо, я не скажу, что там может быть что-то, имеющее к этому отношение. Бет, так что ты думаешь?
— Я скажу тебе, что я думаю, Эл, — величественно сказала Бет. — Я думаю, что наши девушки без памяти влюблены в этого молодого человека. И буду так думать, пока я не пойму, что очень сильно ошибаюсь, — добавила она, как будто бы почти никогда не ошибалась.
— Что, и Джейн тоже? — спросила Элеанор, переводя разговор на другую тему.
— Кто же еще, — сказала Бет, как будто уже сейчас, наконец, они лежали, все эти девушки, беспомощные, перед этим мужчиной.
За этим последовала пауза, и казалось, чем больше она длится, тем больше растет нетерпение Бет. Элеанор откашлялась, а затем просто сказала:
