Амели Нотомб - Ртуть
– Прекрасно. В таком случае я немедленно поднимусь к Хэзел: она давно уже меня заждалась.
– Не смею вас задерживать, – насмешливо произнес Лонкур.
На Хэзел просто лица не было.
– Я знаю, я сильно опоздала, – сказала медсестра.
– Франсуаза, это ужасно: у меня нормальная температура.
– Капитан только что мне об этом сообщил, что ж, прекрасная новость.
– Я не хочу выздоравливать!
– До выздоровления вам далеко. Температура была лишь одним из симптомов вашей болезни, которую еще лечить и лечить.
– Это правда?
– Да, это правда. Так что не смотрите на меня такими несчастными глазами.
– Но ведь… когда-нибудь я все равно поправлюсь. Наша разлука всего лишь откладывается.
– Клянусь вам, что нет. Я уверена, что ваш недуг хронический.
– Почему же тогда я чувствую себя гораздо лучше?
– Потому что я лечу вас. И никогда не перестану лечить. Иначе ваши недомогания возобновятся.
– Какое счастье!
Никогда не видела, чтобы так радовались нездоровью.
– Это подарок небес. Какой парадокс: я никогда не была так полна жизни и сия, как сейчас, когда заболела.
– Это потому, что вы и раньше уже были нездоровы, но не знали об этом. А теперь мое лечение и массажи вас взбодрили.
Хэзел рассмеялась:
– Это не массажи, Франсуаза, хоть я и не сомневаюсь в их пользе. Это вы. Ваше присутствие. Мне вспомнилась одна индийская сказка, которую я читала, когда была маленькой. У могущественного раджи была единственная дочь, которую он обожал. Увы, девочку одолел загадочный недуг: она чахла день ото дня, и никто не мог понять отчего. Созвали врачей со всей страны и объявили им: «Если вы сумеете вылечить принцессу, вас осыплют золотом. Если же не сумеете, вам отрубят голову за обманутую надежду раджи». Лучшие лекари царства один за другим приходили к больной девочке, но ничем не смогли ей помочь и были обезглавлены. Вскоре во всей Индии не осталось ни одного живого врача. И тогда появился какой-то бедный юноша и сказал, что может вылечить принцессу. Придворные рассмеялись ему в лицо: «У тебя в котомке даже медицинских инструментов нет! Ты идешь на верную гибель!» Юношу ввели в роскошные покои принцессы. Он сел у ее изголовья и начал рассказывать ей сказки, легенды, всякие истории. Рассказывал он замечательно, и личико больной просияло. Через несколько дней она уже была здорова, и стало ясно, что болезнью, которой она страдала, была скука. А юноша остался с ней навсегда.
– Это очень мило, но у нас другой случай: это вы рассказываете мне интересные истории.
– Разницы нет: как я вам уже говорила, к разговору побуждает собеседник.
– То есть вам скучно, и я вас развлекаю.
– Пожалуй, нет. Я не могу сказать, что мне скучно. В моем распоряжении огромная библиотека Капитана, а я, к счастью, обожаю читать. Страдала я до вашего появления от одиночества.
– А что вы читаете?
– Все. Романы, стихи, пьесы, сказки. И не по одному разу: есть книги, которые нравятся больше, когда их перечитываешь. «Пармскую обитель» я прочла шестьдесят четыре раза, и в каждый следующий раз читать было интереснее, чем в предыдущий.
– Как можно шестьдесят четыре раза читать один и тот же роман?
– Если бы вы были влюблены, разве вам хотелось бы привести только одну ночь с предметом вашей страсти?
– Это нельзя сравнивать.
– Можно. Одно и то же желание, как и один и тот же текст могут иметь множество вариаций. Было бы жаль ограничиться только одной из них, тем более если шестьдесят четвертая – лучшая.
Слушая ее, медсестра подумала, что Лонкур, пожалуй, говорил правду, когда заявлял, что он доставляет девушке удовольствие.
– Я не так начитана, как вы, – проронила Франсуаза многозначительно.
Два часа спустя старик приказал ей следовать за ним.
– Само собой, моя питомица ничего не должна знать о вашем присутствии здесь. Вы будете заперты в другом крыле дома.
– А чем я буду заниматься целыми днями, помимо двух часов у постели Хэзел?
– Не моя забота. Об этом надо было подумать прежде, чем осваивать ремесло зеркальщика.
– У вас, кажется, большая библиотека?
– Что вам угодно почитать?
– «Пармскую обитель».
– А вы знаете, что Стендаль сказал: «Роман – это зеркало, которое носят по дороге»?[3]
– Единственное зеркало, в которое имеет право смотреться ваша питомица.
– И лучшее из всех существующих.
Они вошли в комнату, где все стены, кресла, кровать были обиты темно-красным бархатом.
– Это так называемая пурпурная комната. Сам цвет я не очень люблю, но мне нравится его название – в жизни нам нечасто приходится его употреблять. А так у меня появляется случай время от времени его произносить. Благодаря вам я, очевидно, буду чаще иметь это удовольствие.
– В моей комнате в Нё есть свет. Там настоящее окно с видом на море, а не слуховое окошко под потолком.
– Если вам нужно освещение, зажгите лампы.
– Мне нужен солнечный свет. Никакое освещение его не заменит.
– В этом доме предпочитают тень. Я оставлю вас, устраивайтесь.
– Устраиваться? У меня нет с собой никаких вещей, месье.
– Я приготовил для вас кое-какую одежду на смену.
– Я тоже смогу попользоваться приданым Адели?
– Вы высокая и худенькая, вам должны прийтись впору ее вещи. Ванная комната рядом. Слуга принесет вам ужин. И «Пармскую обитель», конечно.
Он запер дверь на ключ и ушел. Медсестра услышала, как заскрипели ступени лестницы под его ногами. Вскоре все стихло, кроме приглушенного плеска волн.
Через час слуга в сопровождении охранника принес ей на подносе суп из омара, утку в апельсиновом соусе, ромовую бабу и «Пармскую обитель».
«Какая роскошь! Мне хотят пустить пыль в глаза», – подумала Франсуаза. Но она не привыкла есть в одиночестве и поэтому предпочла бы что-нибудь из скромного меню больничной столовой, зато в компании своих коллег.
Поев, она легла на кровать и открыла роман Стендаля. Прочла несколько страниц и отложила книгу: «И что только Хэзел в этом находит? Наполеоновские битвы, итальянские графы… Скука. Может быть, это оттого, что у меня нет настроения».
Она погасила свет и стала думать о другой книге, о которой говорила Хэзел. Эту книгу Франсуаза читала: «Граф Монте-Кристо». «Да, моя дорогая, вы как в воду глядели, вспомнив этот роман: отныне я, как и вы, – узница замка Иф».
Она ожидала, что ее станет мучить бессонница. Однако, наоборот, уснула как убитая. Утром ее разбудил Лонкур, похлопав по руке. Франсуаза вскрикнула, но тут же успокоилась, увидев за его спиной слугу, убравшего вчерашний поднос и поставившего на его место другой, с завтраком.
– Вы спали одетая, даже не разобрав постель.
– Действительно. Я не ожидала, что меня внезапно сморит сон. Вы что-то подсыпали в мой ужин?
– Нет, вы ели то же, что и мы. Просто на Мертвом Пределе хорошо спится.
– Какая я счастливица, что мне оказано гостеприимство в таком райском уголке. Зачем вы пришли? Могли бы прислать кого-нибудь из ваших людей разбудить меня.
– Люблю смотреть на спящих красавиц. Для мужчины преклонных лет нет зрелища прекраснее.
Дверь снова заперли на ключ. Франсуаза позавтракала и опять легла, прихватив «Пармскую обитель». К стыду своему, она убедилась, что ей все так же скучно.
Зевнув, медсестра отложила роман, и ей захотелось проявить легкомыслие. Она открыла шкаф, чтобы посмотреть, какую одежду отобрал для нее Капитан. Там оказались платья, сшитые по моде тридцатилетней давности, – длинные, с затейливой отделкой, почти все белые. «Мужчины просто с ума сходят по женщинам в белом!» – подумалось ей.
Она взяла одно платье, на вид очень красивое. Облачиться в него без посторонней помощи оказалось нелегко, ведь Франсуаза привыкла к своему рабочему халату, надеть который было секундным делом. Управившись с платьем, она захотела посмотреть, как выглядит в этом наряде, – и вспомнила, что в доме нет зеркал.
«Какой толк наряжаться в роскошные туалеты, если нельзя себя в них увидеть?» – подумала Франсуаза. Она разделась и решила помыться. Но в ванной комнате не было ни ванны, ни умывальника. «Ох уж эта мне фобия! От этого дома без отражений я сойду с ума!»
Целый час она простояла под душем, обдумывая всевозможные планы, заведомо невыполнимые. Затем, чистая, как инструменты хирурга, снова легла в постель. «Мне здесь все время хочется спать!» Ей вспомнились азы психологии, освоенные ею во время учебы: у определенной категории людей, по тем или иным причинам не удовлетворенных жизнью, подсознание само находит выход, именуемый бегством в сон. В зависимости от степени недовольства это может проявляться по-разному: от легкой сонливости до летаргии.
«Вот это со мной и происходит», – с досадой поставила она диагноз. Но минуту спустя подумала, что в этом, пожалуй, нет ничего плохого: «К чему бороться? Делать мне все равно нечего. Книга скучная, примерять платья без зеркала нет смысла, и голову незачем ломать попусту. Сон – прекрасное и разумное занятие».
