KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Джон Ирвинг - Четвертая рука

Джон Ирвинг - Четвертая рука

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Джон Ирвинг, "Четвертая рука" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Расскажи мне, почему ее назвали Медеей, — попросил Руди.

Нелегко пересказывать этот древнегреческий миф шестилетнему малышу — для начала попробуйте объяснить ему, что такое кудесница или колдунья! Можно, конечно, рассказать, как Медея помогает Ясону похитить золотое руно. А дальше? Как говорить о том, что она сделала со своими детьми? Интересно все-таки, думал доктор Заяц, какому идиоту пришло в голову назвать собаку Медеей.

В течение первых шести месяцев после развода Заяц прочел более дюжины книг о различных расстройствах, возникающих у детей разведенных родителей. Особое внимание психиатры уделяли чувству юмора, которым, с их точки зрения, непременно должны обладать родители такого ребенка и которое отнюдь не являлось сильной стороной характера доктора Заяца.

Он позволял себе посмеяться лишь в те минуты, когда удавалось особенно ловко метнуть в сторону реки очередную собачью какашку, поддетую клюшкой для лакросса. Между прочим, в студенческие годы доктор Заяц был не только центровым команды Дирфилда, но и пел в хоре одного из тамошних клубов. И теперь — хотя теперь он пел только в ванной — на него частенько находило веселье и желание покуролесить. Особенно когда он принимал душ вместе с Руди. Принимать душ вместе с отцом Руди очень любил, и это стало еще одним пунктом в небольшом, но постепенно растущем списке того, что ему нравилось в отцовском доме.

Однажды, используя мелодию известной песенки «Я река», которую Руди выучил в детском саду, доктор Никлас М. 3аяц громко пропел:

Я Медея-дворняжка,
Ем свои же какашки,
А в античности, ей-ей,
У-ко-ко-шила детей!

— Что-о? — завопил Руди. — Спой еще раз! (Он уже знал от отца, что такое «античность».)

Доктор запел снова, и Руди просто зашелся от смеха. Известно, что скатологический юмор лучше всего воспринимают именно шестилетки.

— Только смотри, не пой этого при маме! — предупредил его доктор Заяц. И у отца с сыном неожиданно появилась маленькая общая тайна, еще более укрепившая их дружбу.

К тому времени Руди отнес домой уже два экземпляра «Стюарта Литтла», но Хилдред не желала читать мальчику эту книгу; оба экземпляра она выбросила. Руди сказал об этом отцу, лишь застигнув мать на месте преступления — когда она пыталась выбросить еще и «Паутину Шарлотты». И дружба отца и сына стала еще прочнее.

Каждый вечер, который они проводили вместе, доктор читал Руди «Стюарта Литтла» или «Паутину Шарлотты». Мальчику эти книжки не надоедали никогда. И он каждый раз горько плакал, когда погибала Шарлотта; и каждый раз смеялся, когда Стюарт крушил автомобиль-невидимку зубного врача. Когда Руди хотелось пить, он, подражая Стюарту, говорил отцу, что «умирает от жажды». (Сперва, естественно, доктору пришлось объяснить, что означает выражение «умирать от жажды».)

Между тем коллеги Заяца — хотя доктор весьма преуспел в противодействии ядовитым внушениям Хилдред, а Руди все больше убеждался в том, что отец по-настоящему его любит, — продолжали, будучи людьми недалекими, тешить себя уверенностью, что в моральном плане они куда выше знаменитого хирурга, у которого, дескать, «не сын, а какой-то дохлячок».

Прежде у сотрудников клиники имелся и еще один повод, чтобы презирать доктора: Ирма. Все считали, что экономка у Заяца — хуже некуда. Но как только началось знаменитое превращение, коллеги Заяца прикусили язычки. Сам же доктор еще долго не замечал, что его «ассистентка» совершенно преобразилась.

Впрочем, это лишь доказывало, что доктор Заяц действительно «с приветом» и не видит дальше собственного носа. А ведь Ирма сумела сбросить добрых двадцать фунтов, регулярно посещая гимнастический зал и пробегая по три мили в день, причем отнюдь не трусцой. Возможно, новому гардеробу Ирмы порой не хватало вкуса, зато вещи, которые она теперь носила, явно предназначались для того, чтобы подчеркивать все прелести ее соблазнительной фигуры. Красоткой Ирма, разумеется, не стала, но настолько привлекала мужские взоры, что Хилдред даже пустила слух, будто Заяц «завел себе какую-то стриптизерку». (Разведенная женщина сорока с лишним лет вряд ли пощадит свою товарку, которая на двадцать лет ее моложе и обладает отличной фигурой.)

А Ирма, не забывайте, была влюблена, так что происки Хилдред не слишком ее трогали. Однажды ночью она, совершенно обнаженная, поднялась тихонько на второй этаж и на цыпочках двинулась по темному коридору, разумно предположив, что если доктор еще не лег и случайно увидит ее голой, она скажет, что иногда у нее случаются приступы лунатизма и ее неведомой силой «занесло» к нему в комнату. Ирме отчаянно хотелось, чтобы доктор Заяц увидел ее наготу, — разумеется, случайно! — ибо упорные занятия физкультурой дали поистине удивительные плоды. Она стала гибкой и стройной, а главное, научилась доверять своему похорошевшему ладному телу.

Но, подойдя на цыпочках к двери докторовой спальни, Ирма так и застыла: ей показалось, что доктор молится. Сама Ирма верующей не была, а потому посчитала это занятие в высшей степени странным для человека науки. Она прислушалась и с облегчением поняла, что доктор совсем и не молится, а просто читает вслух «Стюарта Литтла» — нараспев, как молитву.

— «Пора было ужинать. Он взял топор, ударил по стеблю одуванчика, открыл баночку рубленой ветчины и устроил себе легкий ужин — бутерброды с ветчиной и молоко одуванчика…» — бубнил доктор Заяц.

У Ирмы защемило сердце — она очень любила доктора, но при упоминании о рубленой ветчине ей стало нехорошо. Она — по-прежнему на цыпочках — вернулась вниз, заглянула на кухню и достала из холодильника несколько сырых морковок, лежавших в миске среди кубиков подтаявшего льда.

Ну когда же наконец он заметит ее, этот одинокий несчастный человек?

Ирма с удовольствием поедала теперь орехи и сухофрукты; впрочем, свежие фрукты и сырые овощи она тоже ела с удовольствием. А из отваренной на пару (и довольно-таки вонючей) рыбы могла сотворить потрясающее кушанье, сдобрив рыбу имбирным корнем и черными бобами. Это блюдо однажды произвело на доктора Заяца столь сильное впечатление, что он, ошеломив Ирму (и всех знакомых), внезапно пригласил на импровизированный обед целую толпу своих студентов.

Честно говоря, Заяц поступил так в тайной надежде, что Ирма приглянется кому-то из молодых людей и ей, может быть, даже назначат свидание. Она казалась доктору чрезвычайно одинокой, как, впрочем, и большая часть этих юных медиков, и он упорно не замечал, что «ассистентка» просто глаз с него не сводит. Зато это мигом заметили студенты, а поскольку Ирма и впрямь была лакомый кусочек, они решили, что Заяц с ней спит и им тут абсолютно ничего не светит. (А студентки единодушно решили, что экономка и доктор — два сапога пара.)

В общем, из «сватовства» Ирмы ничего не вышло, зато всем очень понравилась паровая рыба с имбирем и черными бобами. А ведь у Ирмы имелось немало и других кулинарных рецептов. В собачий корм, предназначенный для Медеи, она добавляла умягчитель мяса, прочитав в какой-то брошюре — когда сидела в приемной у зубного врача, — что эта добавка заставляет собак отворачиваться даже от собственного кала. Медея, впрочем, сочла новую добавку восхитительной.

Доктор Заяц часто посыпал птичий корм в тех кормушках, что были подвешены снаружи, красным перцем; по его словам, это делало корм несъедобным для наглых белок. Ирма, приняв эту выдумку к сведению, решила посыпать красным перцем и столь любимые Медеей собачьи какашки. Выглядело это весьма забавно — особенно эффектно смотрелись красные кучки на свежевыпавшем снегу. Но Медее перец показался несъедобным лишь в самый первый раз.

К тому же особое внимание Ирмы к собачьим фекалиям во дворе доктору было неприятно. Он использовал куда более простой — а также и куда более спортивный — метод борьбы с патологическим пристрастием Медеи: старался первым подбежать к заветной кучке с клюшкой для лакросса и сбросить какашку в коричневый бумажный пакет. Но порой Ирме все же удавалось заметить, как он лихим движением направляет удар в белку, сидящую на дереве по ту сторону Браттл-стрит. И хотя доктор Заяц ни разу не попал, при виде его лихого замаха клюшкой сердце Ирмы пронзала сладостная боль.

Впрочем, было еще рановато судить о том, сможет ли девушка, которую Хилдред называла «Никина стриптизерка», когда-либо найти путь к сердцу великого хирурга. Его коллег по клинике «Шацман, Джинджелески, Менгеринк и партнеры» тревожили более насущные вопросы: не сегодня-завтра имя доктора Заяца — которому едва лишь стукнуло сорок! — войдет в название знаменитой бостонской клиники, лучшей среди тех, что специализируются по хирургии верхних конечностей. Тогда название будет звучать так «Шацман, Джинджелески, Менгеринк, Заяц и партнеры».

Естественно, это уязвляло гордость старого Шацмана, чья фамилия стояла в этом названии первой, хотя сам он давно уже был на пенсии. Подобная перспектива также вызывала страшное раздражение у ныне здравствующего брата того самого Джинджелески. Между прочим, когда тот самый Джинджелески был еще жив, компания называлась «Шацман, Джинджелески и Джинджелески» — тогда ни о каком Менгеринке еще и речи не шло! (Кстати, в частной беседе доктор Заяц как-то выразил серьезные сомнения, способен ли доктор Менгеринк вылечить хотя бы ноготь.) Менгеринк стал любовником Хилдред, когда та еще была замужем за Заяцем, и теперь презирал Заяца за то, что тот бросил жену и сына, хотя идея развода целиком принадлежала Хилдред.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*