Тимофей Круглов - Август
— Заседание продолжается! Я требую продолжения банкета! Танцуют все! Лед тронулся, господа присяжные заседатели! — Подполковник хмыкнул, вспоминая мудреное слово «контаминация», покачал головой и неспешно спустился на пристань.
В автобус сели вместе: Петров, Муравьев и Анчаров. Расположились уютно сзади, сдали деловитой женщине-экскурсоводу посадочные талончики, одновременно подняли руки и стали крутить над головами круглые колпачки кондиционера — в салоне было жарковато. Ехали недолго. По дороге смотрели в окна, да приглядывались исподволь к туристам, с которыми предстояло провести вместе целых три недели и пройти по воде не одну тысячу километров. Счастливые лица молодоженов немного разбавили похожие друг на друга пожилые семейные пары, озабоченные, как бы не упустить чего-нибудь из положенной программы круиза — ведь такие деньги уплачены! Одиночек было мало. Эти туристы, в основном средних лет, что мужчины, что женщины, напоминали детей, поменявших за лето школы и не знающих, как же их встретит новый класс. Неуверенные, чуть заискивающие взгляды по сторонам, осторожные фразы, намекающие на желание поскорее сблизиться хоть с кем-нибудь, перестать быть одиночками. А вот у этой тетки наоборот глаза становятся колючими, чуть только кто-нибудь попробует войти с ней в контакт. Она хочет только одного, чтобы никто ее не трогал до конца путешествия. А в душе надеется. Но случится так, что понравится кто-то, она никогда не позволит себе даже необязательных приятельских отношений.
А вот приблатненный мужичок из провинции. Новые, колом стоящие джинсы, белая костюмная сорочка, нелепый галстук и серая льняная кепка, блином прилипшая к коротким русым вихрам, странно смотрящимся над татарским лицом. Коренастый, мускулистый, энергия так и прет наружу, только нехорошая энергия — стремящаяся подавить, подмять окружающих мужиков, произведя этим впечатление на женщин. Как попало на теплоход «Петербург» это чудо в кепке, совершенно непонятно. Чуть ли не в танце, почти как Майкл Джексон, мужичок прошелся по узкому проходу между кресел, не забывая церемонно-презрительно цедить: «Из-з-виняйте.». И остановился перед компанией, сидящей на последнем, широком диване.
Он попытался нависнуть морально над «этими городскими лохами», повел крепкими плечами, растянул в улыбочке сухие губы, глазки сделал щелками, хотел что-то сказать, посуровел внезапно, пожевал неприязненно губами, еще раз заглянул в глаза всем троим, сухо сглотнул, повернулся, протанцевал к выходу и развинченной походкой прошествовал к другому автобусу.
Мужчины дружно переглянулись с улыбкой, общей на троих.
— Задружиться хотел, шпаненок! — добродушно протянул Толян.
— Да что-то раздумал быстро, — коротко хохотнул Анчаров.
— А соображает мгновенно, однако. — Петров был слегка ироничен, но и задумчив в своей реплике. — Ну что же, товарищи офицеры, давайте знакомиться поближе?
— А не пожалеешь, Андрей Николаевич? — включил дружескую, широкую улыбку Муравьев. Включил — и выключил, как свет погасил в автобусе. А серо-голубые холодные глаза подполковника на мгновение заглянули Петрову в душу сквозь его глаза — карие с искоркой. И чуть потеплели.
Небо, еще утром влажными облаками низко нависавшее над Свирью, неохотно пропускавшее откуда-то сбоку красные, чуть теплые лучи не разыгравшегося еще в полную силу солнышка — небо к полудню вдруг взмыло ввысь, как и положено в России. А воздух не заметался, не задрожал в мареве, наоборот, был хрустально-прозрачным, хотя до осени оставалось еще время, немножко, но оставалось. И облака, потеряв влажный утренний блеск, не обесцветились, — яркими снежными мазками подчеркнули синь небес, поднялись высоко над сочно-зеленым ельником, густо вставшим на дальнем берегу Рощинского озера. А может быть, и Святого — два озера здесь рядом, экскурсовод же попался торопливый, не объяснил толком, что к чему. Главное Андрей Николаевич и так знал, зашел утром в Интернет и вычитал на сайте монастыря: «Александро-Свирский монастырь находится в Олонецком уезде Олонецкой губернии, на правой стороне реки Свири, в 6 верстах от оной, в 16 от города Лодейного Поля, в 84 от города Олонца и в 20 верстах от Ладожского озера, при большой почтовой дороге из Лодейного поля в Олонец и Петрозаводск. Окружающий монастырскую местность со всех сторон сосновый бор, близость реки Свири и находящиеся при монастыре два больших озера: Рощинское и Святое, возвышенное и сухое местоположение — все это придает Свирскому монастырю и занимаемой им местности красивый вид и способствует здоровому, благорастворенному воздуху.
Дважды за всю историю человечества открывался Троичный Бог телесному человеческому взору — первый раз святому Аврааму у Мамврийского дуба, знаменуя великое милосердие Божие к роду человеческому; второй раз — на русской земле святому преподобному Александру Свирскому. Что значило это явление новозаветному святому — не будем дерзать отвечать. Только будем стремиться почтить эту землю, тот монастырь, который был воздвигнут на севере русской земли по велению Бога-Троицы и самого «новозаветного Авраама» — преподобного отца нашего и чудотворца Александра.
Александр подвизался на Валааме, изумляя суровостью своего жития самых строгих Валаамских иноков. Однажды, стоя на молитве, святой Александр услышал божественный голос: «Александр, изыди отсюда и иди на прежде показанное ти место, на нем же возможеши спастися». Великий свет указал ему место на юго-востоке, на берегу реки Свирь. Это было в 1485 году. Там он нашел «бор красен зело, место сие было леса и озеро исполнено и красно отовсюду и никтоже там от человек прежде живяше».
На 23 году поселения Преподобного в пустыни большой свет явился в его храмине, и он увидел трех мужей, вошедших к нему. Они были одеты в светлые одежды и освещены славою небесною «паче солнца». Из уст их святой услышал повеление: «Возлюбленный, якоже видиши в Триех Лицах Глаголющего с тобою, созижди церковь во имя Отца и Сына и Святого Духа, Единосущной Троицы… Аз же ти мир Мой оставляю и мир Мой подам ти». На месте явления Бога-Троицы впоследствии была построена часовня, и до наших дней на этом месте содрогается душа человеческая, помышляя о близости Божией к людям Своим».
* * *Хотя дорога была недолгой, народ повалил из автобусов нетерпеливо, стремясь поскорее размяться, оглядеться, готовый восхищаться и радоваться, трепетать и сетовать, строго указуя на недостатки. Туристы в подавляющем большинстве были русские да, судя по платочкам, которые спешно повязывали женщины — православные. Впрочем, была и одна явно еврейская семья. Но моложавая мама со взрослой дочерью тоже что-то на голову накинули, с интересом посматривали на сияющие золотом кресты над маковками храмов, на беленые стены древнего монастыря, да искоса — на русских, не найдется ли невменяемый какой, кто одернет их почтенное интеллигентное семейство яркой семитской наружности. Дураков не нашлось, слава Богу, и евреи расслабились.
Мужчины торопливо курили, пока экскурсоводы не опомнились, не повели туристов по маршруту. Асфальт резко обрывался у стен первого из двух монастырских комплексов, того, что еще не весь был отдан Церкви. Огромная лужа начиналась сразу на пути к Свирской психиатрической больнице, не спеша освобождавшей насиженное место, еще и больные попадались иногда навстречу. Лопухи, кусты какие-то, колючки чертополоха на длинных юбках женщин. А подними голову — небо тянет взлететь, и в небе этом кресты исчезают, так ярко блистающие, что сливаются, кажется, с солнечным светом.
Молодежи неожиданно оказалось куда больше, чем сперва показалось Петрову на теплоходе. Парочки в основном — молодожены, но есть и подростки, и трогательные девочки 12–14 лет. В юбочках, платочках, без макияжа на чистых еще от жизненного опыта лицах, искренне желающие соответствовать месту, и место в жизни и в народе своем отыскать, вопреки даже своим родителям, куда более прозаично, а то и просто подчеркнуто атеистически настроенным.
Андрей Николаевич, не любивший организованные экскурсии, дошел со всеми до храмового комплекса и постарался отстать от своей группы. Потихоньку разбрелись поодиночке, и пропали из виду Анчаров с Муравьевым. Только доцент с аспирантами не отставали от гида, слушали внимательно заученный гладкий рассказ.
Поднявшись в Троицкий собор по высокой каменной лестнице, Петров замер в просторном притворе, обнимающем широко весь храм. Такая белая красота, мощь, простор и столько света под сводчатыми потолками! Сдвоенные окна по полукругу галереи перекрещивали свет, словно сами сотворяли его ощутимо видимым, как белые крылья Духа Святаго. Войдя же внутрь, трижды перекрестившись широко и поклонившись Царским Вратам, приложившись к «Празднику» на аналое, Андрей и вовсе исполнился торжественной тихой радости. Свет и здесь лился потоками из-под купола, но он был другой, синевато-золотой от чудесной росписи, покрывающей фресками каждый сантиметр внутреннего пространства.
