Рэй Клуун - Пока мы рядом
Практикантка возвращается с массивным пластиковым контейнером, крышка которого зафиксирована двумя железными скобами.
— Быстро ты управилась, — с радостной улыбкой говорит Дженин. — Сейчас позову врача, чтобы установил капельницу.
Врач — скромный молодой человек в белом халате.
— Капельницу этой даме, Франс, — говорит Дженин, показывая на Кармен.
Франс, доктор, здоровается с Кармен за руку и краснеет. Что, приятное разнообразие после всех этих старых калош? Франсу повезло: Кармен в широком свитере, иначе у него запотели бы очки. Когда я вижу, как другие мужчины реагируют на Кармен, я становлюсь самодовольным, как кобель с семью членами, и демонстрирую свой фирменный стиль, окидывая соперника ледяным взглядом. Ну что, болван, нравится красотка? Мечтай-мечтай! В этот момент меня так и распирает от гордости тем, что я муж Кармен.
С высот своих фантазий я спускаюсь на грешную землю, потому что Кармен плачет, и все из-за того, что Франс, который нервничает все больше, говорит, что придется начинать все заново. Выясняется, что он не сумел попасть безумно толстой иглой — полсантиметра в диаметре, какой ужас! — в нужную вену. Я свирепо таращусь на Франса, но он этого не замечает, поскольку вместе с Дженин отчаянно пытается остановить кровь, текущую из руки Кармен.
Вторая попытка Франсу, кажется, удалась. Я заключаю об этом по обнадеживающему тону, которым он произносит: «Так-то лучше», и по тому, как нежно он похлопывает Кармен по руке.
— Да, получилось, — тут же подхватывает Дженин, с видимым облегчением. Она берет левую руку Кармен и поглаживает ее, в то время как я — еле сдерживая слезы — сижу рядом с Кармен с другой стороны и прижимаю ее голову к своей груди, чтобы она не видела всех тех безобразий, что с ней творят.
— Прошу прощения, что так долго. У вас не так просто обнаружить вены, — с виноватым видом произносит Франс. Он неловко пожимает левую руку Кармен, бормочет: «До свидания», не глядя на нас, и спешно покидает кабинет.
Дженин спрашивает, не хотим ли мы сесть рядом с другими пациентами, которых, кажется, нисколько не смутили слезы Кармен — раковые больные ко всему привычны, — или предпочитаем пройти в соседнюю комнату. Я смотрю на Кармен, которая свободной рукой стирает со щеки остатки слез.
— Нет, пойдемте туда, где сидят остальные. В компании веселее. — Она улыбается.
Я не уверен, что в такой компании будет веселее. Мне немного стыдно перед этими людьми. Все они — и парень в кепке «великого Гэтсби», и мужчина без бровей, и женщина в белом свитере со своим жизнерадостным мужем — видели, как я усердно целовал Кармен в макушку. И наверняка заметили, что мне с трудом удается сдерживаться. Преданно утешать кого-то — все равно что снимать штаны. Ты обнажаешь свою самую интимную сторону. Но возможно, Кармен права. Пожалуй, стоит присоединиться к остальным. Нам все равно придется к этому привыкнуть. Если не выходит так, как хочется, тогда пусть идет, как идет[13].
Я направляюсь к столику с чаем. Кармен подходит и встает рядом со мной, ждет, пока я наполню чашки. У меня такое ощущение, что ей не хочется оставаться одной среди товарищей по несчастью.
— Нелегко все это, верно? — говорит толстуха в белом свитере с жидкими волосами. В ее руку по трубке течет красный раствор.
— Да уж, — соглашается Кармен.
— Я так полагаю, у вас это первая процедура?
— Да.
— Не волнуйтесь, привыкнете.
— Надеюсь…
— Конечно, ничего веселого в этом нет.
— Это как визит в налоговую, — бодро подхватывает ее муж. В его голосе звучит сильный амстердамский акцент.
— Хочется верить, что за нами будут ухаживать лучше, чем за растениями, — продолжает толстуха, кивая на чахлое деревце. Смех. Кармен присоединяется, я тоже. Глядя на нее, я думаю, что постараюсь выжать из этого дня максимум положительных эмоций. Начинает пищать одна из хитроумных коробочек — кажется, та, что прикреплена к парню в кепке «Гэтсби».
— Кто-то поставил что-то в микроволновку? — спрашиваю я, соревнуясь в чувстве юмора с мужем толстухи.
— Да, это я! Картофельные крокеты и сырное суфле! — шумно радуется он, подыгрывая мне.
Снова звучит смех, и Кармен тоже смеется. Практикантка подбегает к парню в кепке и переставляет трубки в аппарате. Я вижу, что из трех мешочков на его вешалке два уже пустые.
Я и Кармен садимся за свободный стол. Все места за другим столом заняты. Жаль. Только-только обстановка стала налаживаться.
Кармен получает свою вешалку — к счастью, от Дженин. Пусть она и косоглазая, но я бы все-таки предпочел, чтобы нами занималась она, а не практикантка. Бог его знает, какие ошибки может наделать этот ребенок. Дженин подвешивает два мешочка с прозрачной жидкостью («Один раствор против тошноты, мы будем вводить его сразу») и мешочек с содержимым красного цвета («Это адриамицин»). Красная бурда выглядит в точности так, как я себе и представлял. Пугающая. Ядовитая. Ничем не пахнет. Так вот она какая, химия. И эта гадость будет вливаться в тело Кармен, поражать раковые клетки, а потом сделает Кармен лысой.
Тонкая трубка, что выходит из-под пластыря на руке Кармен, вставляется в прозрачную трубку большего диаметра, которая тянется к прибору с крохотными красными цифрами и стрелками, прикрепленному к вешалке. Другая прозрачная трубка, соединенная с одним из мешочков с прозрачной жидкостью, крепится к крышке прибора. Дженин говорит, что солевой раствор подается через двадцать минут, и нажимает пару кнопок на приборной панели, где послушно высвечивается цифра «20».
— Когда будет готово, раздастся сигнал, и вы должны будете позвать меня проверить, идет ли раствор.
Я уже в курсе того, как все это происходит, спасибо парню в кепке.
— Круто… у меня теперь собственный химиомобиль. — Кармен подмигивает.
Мы начинаем заметно глупеть.
— Господи, она и впрямь косоглазая, ты не находишь? — шепчу я Кармен на ухо.
Кармен кивает и щиплет себя за щеку, чтобы не расхохотаться.
— Может, нам стоит называть ее Кларенс?[14] — с невинным видом спрашиваю я.
Кармен чуть не захлебывается чаем. Я делаю вид, будто, вздрагивая от удивления, едва не опрокидываю капельницу. После чего, в притворном раздражении, разворачиваюсь и с выражением лица мистера Бина якобы замахиваюсь, чтобы швырнуть ненавистный агрегат в дальний угол. Конечно, пока Дженин не видит.
— Пожалуйста, Дэнни! — Кармен взвизгивает от смеха.
Дженин оборачивается и улыбается, радуясь тому, что Кармен смеется.
— Похоже, вам стало лучше, — говорит она и подмигивает мне. Я краснею, понимая, что она догадалась о разыгранной за ее спиной пантомиме. Еще я понимаю, что косоглазая Дженин сделает все от нее зависящее, чтобы облегчить жизнь своих пациентов, пусть хотя бы на одно утро, на один час, на минуту. И если юмор помогает в этом, значит, надо шутить. Рядом с этой косоглазой Дженин я как будто съеживаюсь и чувствую себя ничтожеством.
Я снова сажусь рядом с Кармен. Она целует меня и шепчет на ухо, что любит меня. Я с нежностью смотрю на нее и испытываю гордость за нас обоих. Театр Смеха помог нам отразить первую химическую атаку.
15
Молчи, не говори,
От слов твоих так больно…
Я захожу в офис «MIU», и Мод спрашивает, как все прошло.
— Не так уж плохо. Мы даже смогли посмеяться над этим.
— Это хорошо. И как себя чувствует Кармен?
— Нормально. Ей дали мини-гору противорвотных таблеток.
— Где она сейчас?
— Дома. С ней ее мать.
► Мод — моя бывшая подружка. Мы встречались в сезоне 1988/89. Мод была моделью, пока ей не стало ясно — гораздо позже, чем ее агенту, — что толку из нее не будет. Она забросила модельный бизнес и диеты. У нее пропала талия, размер бюста увеличился вдвое, и с этими параметрами Мод устроилась на работу в отель и службу кейтеринга. Когда мы искали секретаря, я уговорил Фрэнка дать ей шанс. Мод — девушка непосредственная и далеко не глупая, но именно размер ее бюста, который произвел впечатление даже на Фрэнка, оказался решающим фактором в пользу принятия ее на должность. Так Мод получила работу.
На заре становления союза «Кармен и Дэн» я иногда все-таки встречался тайком с Мод, но пришло время, когда она сама захотела прекратить наши отношения. Объяснив это тем, что Кармен слишком хороша, чтобы ее обманывать. Сейчас мы лишь обмениваемся невинными поцелуями в память о былом, хотя во время прошлогодней рождественской вечеринки чересчур увлеклись и забылись на дизайнерских подушках в комнате отдыха нашего офиса (педик-англичанин вовсе не для того их замышлял), но на этом все прекратилось. В последнее время Мод даже начала отчитывать меня за супружеские измены, чего я никогда за ней не замечал в пору нашей близости. Однажды (к примеру) она даже испортила белую юбку Шэрон, пролив на нее бокал розового вина, когда Шэрон чересчур интимно приветствовала меня в «Де Пилсвогель». Разумеется, я согласен с аргументами Мод, когда она призывает меня хранить верность жене. Ведь в противном случае, говорит она, я ставлю под угрозу самые красивые отношения, какие только были в моей жизни. Но все-таки я предпочитаю жить по принципу Дэна, проверенному и доказанному на практике: сначала выпивка, потом ни к чему не обязывающий секс, и разбегаемся. Избавиться от монофобии мне не под силу.
