Евгений Ройзман - Невыдуманные рассказы
— Витя, ты сколько раз был женат?
— Восемь. Или девять. Вот здесь точно не скажу — соврать боюсь.
Показываю фотку:
— А это кто?
— О! Это Светка! Как я ее любил!
— Это что, мать Прохора?
— Нет, мать Прохора — другая Светка. Я ее еще больше любил! Это Ленкина мать.
— Так это она к тебе с дочкой тогда приходила?
— Нет. С дочкой Юля приходила.
— Это с которой у тебя еще в детдоме любовь была?
— Нет. В детдоме у меня была любовь с Танькой… Как я ее любил!
Я растрогался.
— Витя, — спрашиваю, — это была первая любовь?
— Что ты! — отвечает. — Первая любовь вот — Аленка! Выхватывает фотку: стоит испуганная девочка с мишкой в руке, мишка свисает до полу.
Начинает мечтательно:
— Ей было семь, а мне восемь…
— Так ты же говорил, что она была взрослая!
— Это не она была взрослая! А наша воспитательница Элла Герасимовна! Но это было уже позднее…
— А это кто, твой друг?
— Какой друг?! Это мой сын!
— Так это который от Розки?
— Ну ты даешь! От Розки — Илюха! А это Ваня — от Лили.
— Вот это, что ли, Лилина фотка?
— Это не Лиля! Это Генриетта! Я ее до сих пор люблю!
— А это чья фотка?
Бамс меня по руке!
— А вот этого не трожь! Могут у меня, у взрослого человека, быть маленькие тайны?..
Конечно, Витя прикалывался. Потому что имена каждый раз менялись. Но получалось у него очень складно и красиво.
Когда Витя умер, его отпевали в Михайловке. Было огромное количество безутешных женщин. Я такого не видел нигде.
И совсем по-другому плакала красивая рыжая девчонка, похожая на Витю.
На самом деле у Вити трое детей: Илья, Прохор и Клава…
* * *У нас в Екатеринбурге Витю знают все. Человек небогатый, умудрялся помогать всем. Картинки свои не продавал — дарил. А если и продавал, деньги тут же раздавал. Сам детдомовский, горя в жизни хапнул. Последние годы сидел в башенке на Плотинке и много работал. А какая краска была, ту и использовал. Зеленый, так зеленый. Розовый так розовый. Тут как-то случился у него избыток коричневой краски. Заскочил я к нему в башенку с яркого солнечного света в сумрак. А он накрасил картинок и развесил их по стенкам. А я Витю очень любил, увидел картинки и расстроился. И зачем ты, говорю, Витя, такой фигни накрасил? А Витя поджал губы, строго поглядел на меня и сказал сухо: «А это уж извини, это уж как получится…»
ПОЛНЫЙ ПЕРДИМАНОКЛЬ!
Купил старую книжку замечательного исследователя русского быта С. Максимова «Крылатые слова». Толкование известных русских поговорок, как-то: «подкузьмить да подъегорить», «бей в доску — вспоминай Москву», «вольному — воля (спасенному — рай)», «послов не рубят», «у нас не в Польше», «собаку съел», «печки-лавочки», «задать карачун» и т. д.
Среди прочего — толкование слова «галиматья». Оказывается, был такой доктор в Париже — Галли Матьё, который умел смешить своих пациентов до такой степени, что зачастую служил целительным лекарством. Доктор получил обширную известность и практику. Его везде приглашали, и он разрывался, не поспевал. И тогда придумал рассылать больным печатные листочки, в заголовке которых стояло его имя, а под ним разнообразные остроты и каламбуры…
И тут я вспомнил другую историю. Штурман мой, Вова, будучи человеком серьезным, большим словарным запасом не обладал. Да и вправду, во время гонки особо болтать не приходится. На все мои вопросы типа «Что с машиной?» или «Мы в легенде?» отвечал односложно и гордо, состроив пальцы знаком ОК: «Совершенный пердиманокль!» — и я успокаивался, хотя не знал, что такое «пердиманокль».
Однажды на этапе чемпионата России «Тосненские болота» мы заблудились и так утонули в трясине, что не сумели открыть двери, еле вылезли через окна. Стемнело, пошел дождь. И мы вдруг поняли, что машина продолжает погружаться. Внутри уже почти под потолок вонючей жижи. Глушитель забит, машина глохнет. Остается шанс вытащиться на лебедке, но до нее еще добраться надо. И давай мы с ним по очереди нырять с головой в это дерьмо и отплевываться… Об этом хорошо сказал поэт:
Ночь. Луна.
Полный рот говна.
Когда уже стало ясно, что мы утонули, я спрашиваю у Вовы: «И что?!» Вова развел руками и честно сказал: «Полный пердиманокль!» Понятнее не скажешь. И так я узнал, что пердиманокль пердиманоклю рознь.
Конечно, мы вылезли. К следующему вечеру (от машины потом долго воняло). Но я не сумел от Вовы добиться, что такое «пердиманокль». Несколько лет мучился в неведении.
Однажды культурная красивая Юля, видя, как я переживаю, сжалилась и рассказала, что «пердиманокль» — это искаженное французское «пер дю монокль», старый театральный термин, означающий крайнюю степень удивления, при которой взлетает бровь и из глаза выпадает монокль.
А мне кажется, что Вова знал.
О ЧЕМ ВЫ, ДЕВУШКИ?
Я, когда освободился, до поступления в университет работал на Уралмаше, в 50-м цехе на сборке.
И вот однажды вышел в третью смену, в ночь, а я и так-то не высыпался, а тут вообще как чумной ходил. И в перерыв забрел к девчонкам-крановщицам в тепляк. Сел в уголок, а там тумбочка стояла. Я каску снял, голову уронил и закемарил. А их там собралось человек пять-семь: крановщицы да малярши еще подошли. И они видят, что я уснул, заговорили о своих бабских делах. Ну какие там бабы — лет по тридцать, может. И без всякого спиртного посреди рабочей смены рассказывали о жизни в таких подробностях, что я проснулся и слушаю. И боюсь, что они увидят, что я покраснел и уже не сплю. Я никогда не представлял, что женщины могут настолько откровенно разговаривать друг с другом о таких серьезных интимных вещах. Ну, в общем, такого наслушался, что до сих пор стесняюсь.
Все-таки женщины отличаются от мужчин. Не представляю, чтобы мужчины могли делиться друг с другом такими подробностями. А уважающие себя мужчины тем более.
А среди этих девушек быда крановщица Тома, очень красивая, спокойная женщина. У нее муж был очень ревнивый, работал в милиции на Машиностроителей, 45 и каждую смену встречал ее возле проходной. А со мной в бригаде работал один парень, и у них была любовь. И рядом с цехом стояла такая будочка, уж не помню, что в ней хранилось. А у Васи был ключ от нее. И он минут за пять до обеденного перерыва уходил в эту будочку, а потом туда осторожно приходила Тома. И так каждую смену вместо обеда… Так вот, она в общем девичьем разговоре не участвовала. Не знаю, может, ее все устраивало.
САЛАВАТ
Еще в первом колхозе я познакомился с Салаватом. Его знал весь университет. Он жил в 79-й общаге, в 314-й комнате. Биолог. Вместе с нами входил в поэтическую группу «Интернационал». Парень он был очень умный и несколько чудаковатый. Прямо скажем, на грани. Но при этом совершенно беззлобный. В силу своей чудаковатости Салават совершал кучу нелепых поступков. Имел через это множество нареканий от соседей по комнате и сокурсников. В общем, Салавату пенял каждый, кому не лень. Салават в силу своей доброты все это покорно сносил и лишь когда хулители и ругатели переступали некую границу, заметную только Салавату, он поднимал голову, смотрел на оратора долгим печальным взглядом и вздыхал:
— Мне ведь по фиг, что ты говоришь…
Вообще Салават — башкир, невероятно сильный физически. Черные волосы ниже плеч, совершенно невозмутимый и легкий в быту.
Как-то раз я спросил у него:
— Чего, Салават, на самом деле тебе нисколько не обидно, когда тебя ругают?
— Очень обидно, — ответил Салават.
Однажды на майские праздники биологи Федя Еремеев, Саша Сергеев, Эдик Поленц и Салават поехали на сплав на Сергу. Как обычно, все расписали, кто берет палатку, кто продукты, кто весла и т. д. Салавату достались весла. Когда сели в электричку и поехали, выяснили, что Салават весла забыл. Ругали его всю дорогу. Салават вяло откусывался и объяснял, что если сплав по течению, то весла на фиг не нужны. Аргумент грамотный, но ругать стали его еще сильнее. Объявили, что в наказание он потащит лодку. Когда вышли с вещами на станции Дружинино, выяснили, что бедный Салават оставил лодку в электричке.
ЗА ВОЛЮ К ПОБЕДЕ
Утром сел в машину, холодно. Все задубело. Завелся, пока прогревал, историю вспомнил. Один старый гонщик рассказывал.
Много лет назад во время ралли «Каменный пояс» случились морозы. К последнему ДОПу в личном зачете шансов не оставалось, а в команде еще можно было побороться. Со старта ушли хорошо. Через некоторое время не вписались в поворот, закрутило, ударило об отбойник и вылетело лобовое стекло.
Зачет по трем машинам. Надо доехать. Зимой без лобового стекла ездить невозможно (один раз попал на закрытии сезона, по себе знаю). Лицо сечет мелким снегом, можно без глаз остаться. Слезы текут и замерзают. Штурман орет: