Антон Понизовский - Обращение в слух
XI.
Рассказ о любви
Мене все хотели замуж, но я не шла.
Парень к матери подошёл: «Отдай мне!» А я не дружила с ним, ничего. Матерь «не, — говорит, —Верка моя молодая ещё», — мне восемнадцати не было. «Вот Пашеньку я б отдала». Ну, он и женился на ей, на сестре. Она и рукодельная была, и шила, и всё, и вообще хорошая по характеру. Я была похворсистей такая. Хворейстее: любила это одеться получше, с ребятами погулять на вечерах. Но я честная была: я женихами верьтела, но я с ними не связывалась никогда: мы замуж честные выходили.
С Никольского тоже парень предлагал замуж, но... как-то ещё мы мало дружили, и он такой гордый был... — и я тоже гордая была. Он после говорил: «Она очень гордая». Я гордая была девчонкой...
Ну вот. А больше всех, конечно, я Шурку любила Мухина, это с детства, эта самая любов она с детства. Самый первый он у мене был жених. С Федосовки, от нас за речкой. Но он такой тиховатый был... — как по-деревенски, тихой такой парень был... А играл!.. — он гармонист хороший был, как заиграеть, а я любила плясать! я так плясала хорошо, не хвалясь. А он как заиграеть прям, ой... а я так плясала здорово...
Корову пасу, а сама всё время песни пою, всё думаю об нём: ой, господи...
Но вот видишь как — не судьба, как говорять, не судьба...
Его в армию забрали, Шурку-то, он был в армии.
А у мене был сосед, а братья — они любили его, соседа. Такой уже в годах был, порядочный такой, на шесть лет мене старше. Братья все за него. Ну, я с ним год продружила-то, а ощущения от него никакого не ощущала.
Раз «я поеду, — говорю, — в Москву» (я говорю). «И я с тобой поеду!» (сосед). «Я токо с тобой до Москвы», — вишь, какой хитруля? Я токо до Москвы. А я такая ему говорю: «Иди ты!., не буду, да и не поеду я с тобой».
И он мене замуж звал, а я два раза ему говорила: «Не пойду я за тебя замуж. У тебе там семья большая...»
А надо ж было сказать: «Я тебя не люблю», — и всё. Надо было прямо, вот щас же прямо говорят, в кино показывають и всё... а мы что видели в деревне-то, господи? Война как раз... что мы видели? Ничего. А кино — привезуть какую-то кино тёмное, загородют, показывают... Что раньше было-то? Ничего.
«Вот, у тебе большая семья, не пойду за тебя замуж», — ну что это за отговорка такая?..
Как было. Приехала я на октябрьские в деревню — тут уж я приоделася в Москве-то, приехала в деревню, кофточка у мене голубенькая была... И узнаю, что он с армии приехал, Шурка, в отпуск, что ли, на праздники на октябрьские. Ой, думаю, ну как мне его увидеть?!. Как мне его хочется увидеть...
А брат мой ездил туда в Федосовку, он работая в колхозе там, за соломой или за сеном: «Я, — говорит, — Шуру видел». Я говорю: «Что ж ты не сказал, что я здесь? Он бы пришёл». «А мне (вроде) с воза высоко, и неудобно было...» Ну, не сказал.
А ему осталось три дня всего, Шурке-то — в армию уезжать. Ну, думаю, теперь уж он не придёт. Наверное, разлюбил...
И как раз пришёл за три дня! А ехал далеко, там у нас речка разливается — далеко, — с другом приехал. А у нас девчонки в общежитии гуляли, я пришла, вижу — и он тута! Я, правда, сразу к нему подошла, и мы с ним договорились, и ушли гулять. А брат тута же был, и сосед — это за кого братья-то мои... Ну, мы с ним всё-таки, с Шуркой, ушли: они походили-походили — нас нигде не нашли. Вот мы хитрые были!
А назавтра утром мы с ним, с Шуркой-то, назначили свидание у моей сестре.
А этот, сосед-то, как пришёл в восемь утра, я ещё спала. И не уходит сидит: никуда не деться от него. Вишь хитрун. И не отстал от меня, и я не могла открутиться: как-то надо было спрятаться — да вишь, некуда от него...
Вот щас я в годах уже, я б сказала: «Иди ты на хрен, я тебе не люблю». А тада не могла сказать, мне как-то жалко, что ли, было, или совестно как-то сказать, что «я тебя не люблю»... Я же с ним год продружила, и... и не могла сказать, что «я тебя не люблю», ну как вот можно так человеку?.. Надо было сказать, можеть бы он и отстал...
А так, вишь, пристал ко мне — и никуда. И поехали с ним, с братьями, к своим близким, ну, к деревенскым нашим, гулять. И там даже заночевали мы: все отдельно, ребята отдельно, а мы отдельно, и заночевали там. А он, бедный, приехал к сестре, ждал-ждал, ждал-ждал... Шурка-то. Ждал-ждал, ждал-ждал — не дождался.
Назавтра приехал днём. С другом приехал. Вино они купили, вино. И я подружку пригласила. Ну, сели мы. И брат мой был один.
А друг-то говорит: «Ой, Верочка-Верочка, какая ты была хорошая...» — а мол, вроде, как будто я в Москве избаловалась.
А брат мой его подсмехаеть: «А у вас там в Федосовке, — говорит, — коломники одни...» Ну, коломники — это которые палками дралися. Там у нас была драка с федосовскими, ну и палками... но это не все ж одинаковые, это там два брата были... нехорошие, в общем. Он подсмехаеть, брат-то — он за соседа за этого. А ему завтра, Шурке-то, уходить...
И до утра до самого мы так с ним и просидели. А он смирный такой... я ж чувствую, он любил меня: чувствуем мы друг друга-то.
Я ему стала говорить: «А я, может быть, буду тебе ждать ещё...»
А ждать было немало, и годов мне было уже двадцать два.
«Я, можеть, прожду, — я ему говорю, — да ты меня не возьмёшь...»
А он мне ничего не сказал на это. Постеснялся, наверно. Он хоть бы мне пообещал бы чего...
Ну и так он уехал, а я взяла да и подала заявку замуж выходить.
Он пишет мне, а я говорю: «Я выхожу замуж, больше ты мне не пиши».
Он пишет: «Не выходи, я с баяном приеду». А я заявку уже подала... Так вот и вышла за свово мужа.
А он к матери, как пришёл с армии, Шурка-то, форма хорошая у него была, к матери моей пришёл сразу: «Я, — говорит, — дурак был, — говорит, — надо было с Веркой мне расписаться».
Дурак, говорит, был... как не дурак... тихой был... И всё. И ни разу его не видела... а хотелось мне! Вот, бывало, встану, всё равно об нём думаю; ложусь — всё равно думаю об нём. И он обо мне, видно, всю жизнь думал, часто икалось мне. И я точно знаю, что он мене любил, и меня всё время хотел видеть. Мой же брат хорошо его знал, рассказывал: Шура говорит: «Хоть бы одним глазком на неё посмотреть». А такой тихий, взял бы да и пришёл! Подумаешь.
Ну, мой-то — вот мой бы заревновал ( смеётся) дай боже... Он на виду не ревновал, но куда я поеду — и он со мной едет, он меня не отпускал, боялся, что как бы я не бросила его.
Уже вот когда, перед смертью, он на меня говорит: «Чтоб ты туда через дорогу не ходила, а то я тебя убью!» Я говорю: «А почему это?»
А он приревновал к одному — ой-х! ему пятьдесят с чем-то, пузо вот такое... Я говорю: «Да зачем я ему нужна? И он мне не нужен. Ты что, соображаешь?» «Я видел, как он на тебе смотрел!»
Ну ладно. Пошла за молоком, смотрю, а он тащится туда за мной, еле-еле, уже ноги плохо ходили: думал, что я где-нибудь там гуляю...
Ну, говорю, ходи сам за молоком, я не буду ходить.
А как-то один раз было такое. Я с маленькам ребёнком была, а молодая же была ещё тогда, говорю: «Пойдём гулять?» — а он гулять не любитель был, не идёт. «Пойдём, пойдём», — не идёт. Ну, и взяла да пошла одна. И долго-то я не гуляла: только иду — и он уже выходит, и как даст мне вот в щёку! Да, ударил, синяк у мене был даже.
Написала ему на разводку... не помню уже, или на суд, или на разводку, поехала к брату, написала брату записку: «Ты меня сдавал замуж, ты и живи. Я жить с ним не буду!» И уехала, его не было дома. А он назавтра приехал, брат, и поехали за грыбами с ним, с мужем моим, и забыл про мене! Етить твою налево! отдал меня замуж, а сам всё равно с этим, с мужем с моим...
Поехала к тётке: «Тётк, — говорю, — я не буду с ним жить, я разойдусь от него». Она грит: «Да куда ты ра-зойдёсси, кто разойдёсси? он-то найдёт, а ты? останесся с ребёнком». Ну в общем, тётка не посоветовала, так я и простила ему. Он после, правда, меня никогда не ударил. Другой раз и можно б было, но — боялся...
Так вот и жизнь прошла.
Разойтиться, видишь ты, не так просто. Квартира была — это надо делиться, проблема тоже... А так вроде живёшь и живёшь.
Любить, конечно, его не любила, а так мы в достатке жили. Всё вроде нормально было... а вот как бы для жизни — он нет, совсем не подходил. И как мужчина был совсем... только, бывало, залезет — минуту, и всё, и уже нет ничего. Не подходил совсем. Если б любила, я, может быть, как-то быстрей бы что-нибудь успевала, а то... так, кое-как...
Ну, не подходил он для мене. Может быть, полюбила, если б он мене удовлетворял бы, или как-то лаской иль чем... но вот не было у него этого. Хоть и любил, но не было у него этого.
А вот тот, с тем бы я, конечно... ну кто его знает. Может быть.
Да нет, с ним бы я плохо не жила. Ну, выпивать бы можеть и выпивал бы — дак и мой стал к концу выпивать. А так хоть бы по молодости я бы почувствовала себя бы. А то так... так, кое-как.
Щас они, молодёжь, стали умнее. Щас как они? заранее начинают жить: ну, не подошли друг другу, да и разошлись. По идее оно и правильно: разошлись — ну и не расписаны, и ничего, другого себе найдут. У нас-то по-другому жизнь была. Мы замуж честные выходили, разве можно было нечестной выйти?
