Валерий Алексеев - Удача по скрипке
Обзор книги Валерий Алексеев - Удача по скрипке
Алексеев Валерий
Удача по скрипке
Возле магазина "Маруся" это с Вавкой случилось. На Суворова, рядом с парком, в самом центре почти. Обожала Вавка по центру шататься - без дела, без денег, просто так. Вот и дошаталась: себя погубила и меня сумела с толку сбить.
Мы тогда с ней на прокате работали, в Подлипках, где теперь четвертый микрорайон. До центра от нас тридцать пять минут на автобусе, без особой нужды не поедешь, тем более в Подлипках все под рукой. Гастроном, универмаг, кинотеатр "Кувшинка", пруды замечательные и лес в двух шагах. Теперь, правда, тут сплошная застройка, девятиэтажных башен везде понаставили, и от нашего леса одна слава осталась. А бывало, мы с Вавкой сидим у себя на пункте среди холодильников и через раскрытую дверь зябликов слушаем. Вот такая была у нас жизнь.
И хлопот на прокате поменьше было: два клиента в день, да и то не клиенты, а горе. Зимой еще мальчишки прибегали за коньками, за лыжами, а летом вообще тишина. Прибредет, бывало, Сеня-дурачок, баян попросит, попиликает немножко и уходит ни с чем. Денег мы с него, конечно, не брали, а на раскладушках много не выручишь, и горел наш план ясным огнем. Вот когда застройка пошла, сразу работы прибавилось: каждый день новоселья, по две сотни фужеров за один заказ набирают, пока все перестучишь - руки отвалятся. Удивительное дело, как меняет людей застройка: сразу всем кофемолки понадобились, холодильники, магнитофоны. Откуда только привычки взялись?
Но не дотерпела Вавка до этих событий, загубила себя и ушла. Девушка она была полная, интересная, и не зябликов ей слушать хотелось, а парней, да помоложе, да с гитарами, да с кудрями до плеч. Но у нас тогда таких не водилось. Вот и тосковала Вавка от подлипкинской нашей жизни, все мечтала в центр перебраться, как будто в центре тротуары медом намазаны.
Ну, конечно, с ее внешностью сам бог велел на виду у всего города жить да по улице Суворова прогуливаться, самодельные наряды свои выставлять. А мне и в Подлипках удобно было: и собой я не так чтоб уж хороша, и постарше Вавки на три года, а самое главное - с ребенком на руках, мать-одиночка. Подлеца-то моего до сих пор по всему Союзу с исполнительным листом гоняют. Я тогда так рассуждала: поседеет - вернется, от меня ему деваться некуда, потому и насчет кудрявых парней не особенно волновалась, хотя Вавке по-бабьи, конечно, сочувствовала.
2И вот три года назад, под конец января, вся эта каша и заварилась. Началось с пустяка: пришла моя Вавка на работу в новой кофточке. Такая, знаете, из черного бархата, рукав короткий, вырез глубокий, все в обтяжечку, и на левой, значит, груди аппликация с бисером. Простенько, но с идеей.
Посмотрела я на эту кофточку - и обидно мне стало: невезучая я, как росомаха, в какую очередь ни встану - везде товар передо мной кончается.
- Французская, что ли? - спрашиваю.
- Нет, - отвечает мне Вавка, - выше поднимай, Зинаида: в Гонконге такие делают. А что?
- Да ничего, - говорю. - Все к тебе идет, все на тебе смотрится. Только зря ты эту кофту купила. Внешность-то твоя какая? Готическая. Ты строгое лицо свое веселеньким должна обрамлять, недоступности в тебе и так достаточно.
Я ей по-человечески, как подруга подруге. Но Вавка, смотрю, сразу соскучилась. Села возле прилавка, руки на колени бросила, смотрит так равнодушно и говорит:
- Права ты, Зинаида, продешевила я впопыхах. Из-за какой-то тряпки дурацкой счастье свое, возможно, прохлопала.
- А что, - спрашиваю, - там еще что-нибудь давали?
- Где "там"? - отвечает мне Вавка. - У женщины брала, с рук. Возле магазина "Маруся".
- А сколько заплатила?
- Сама не знаю, много или мало. Поглядим.
Смешно мне тут стало.
- В кредит, что ли, - спрашиваю, - спекулянтки теперь торгуют?
Молчит моя Вавка, разговаривать со мной не желает. Ну и я вязаться к человеку не стала. Вижу, и без того в расстройстве она.
Тут клиент как раз зашел, солдат-пограничник, фотоаппарат ему понадобился. "На побывку, - говорит, - приехал, нарушителя, - говорит, - злостного задержал. Теперь хочу любимых девушек запечатлеть, чтоб оставшуюся часть военной службы воображением скрасить".
А сам все на Вавку умильно поглядывает: для кого ж ты, мол, лапушка, так хороша? В другой бы раз Вавка случая не упустила: любила она над солдатиками посмеиваться. Но тут ее как будто подменили. Подает она ему аппарат, смотрит сурово и говорит:
- На кого это ты глаз положил?
- На тебя, - отвечает ей паренек и в краску весь ударяется.
- Выше цели берешь. Ты простой карандаш, вот и стой передо мной навытяжку.
Посмотрел на нее солдат - не шутит она. Расстроился, рукой махнул и ушел.
- Что ж ты, Вавка, - говорю, - такой мальчик заметный, а кожа какая нежная.
- Ай, пошли они все, - отвечает мне Вавка с досадой. - И ты отстань, надоела.
На этом наш разговор и закончился.
3Недели две она эту кофту носила. Без радости, без души, я уж каяться начала, что настроение ей испортила. Суровая стала Вавка моя, молчаливая, на вопросы отвечает нехотя и в глаза избегает смотреть. Все о чем-то думает. И надумала - на свою погибель.
Вдруг является на работу в манто. Думала я, что синтетика, пригляделась и обмерла. Темная норка, натуральная, с платиновым блеском, во сне я подобного меха не видела.
- Ты что, - говорю, - девушка, с ума сошла? В этакой вещи сюда явиться! Да к нам на крыльцо теперь автоматчика надо ставить. А ну как спросят, где взяла?
- Скажу, подарили, - отвечает мне Вавка совершенно спокойно. И видно по лицу, что этот мех ей тоже радости не доставляет. Знаете, когда у женщины новая вещь заведется, да еще дорогая - и сама вроде новой становишься. А Вавка будто бы постарела: синяки под глазами, лицо бледное, нездоровое.
Ох и рассердилась я тогда!
- Ладно, - говорю, - дело твое. Подкараулит тебя наша слободская шпана без манто, а то и без головы останешься. На плохую дорожку ты встала, подруга. С уголовным миром связалась, если не хуже.
Усмехнулась Вавка, головой покачала.
- Сказки все это, Зиночка. Нет никакого уголовного мира. Есть один только мир, в котором мы живем, и надо в этом мире как-то определяться.
- Вот спасибо, объяснила, - говорю. А на душе у меня нехорошо что-то стало. - Мужика, что ли, завела богатого?
- Ну, прямо, - отвечает Вавка, - дождешься от них. Не те времена, Зиночка.
- Купила, значит? - спрашиваю с юмором.
- Выменяла.
- На что?
- А на кофточку гонконгскую, помнишь?
Здорово я тогда обозлилась.
- Трепло ты, Вавка, и что за радость перед подругами воображать? Если вещь твоя, вот тебе мой душевный совет: сдай ее поскорее в комиссионку.
- Это я еще посмотрю, - отвечает мне Вавка. - Может, сдам, а может, и обменяю. Не в деньгах счастье. Ты мне лучше скажи: не заметно ли во мне каких перемен?
Посмотрела я на нее, подумала.
- Попалась, что ли? Ребенка ждешь?
- Эх ты, курица, курица, - засмеялась Вавка невесело. - Все-то об одном, ничего не знаешь, кроме лукошка с яйцами.
- Ну а так - не видно ничего. Побледнела немного, но тебе это даже идет.
- Побледнела, говоришь? - переспросила Вавка. - А в глазах моих нет ничего? Приглядись-ка.
Заглянула я ей в глаза - и страшно мне стало. Глаза как глаза: красивые, подведенные, зрачки большие. И все-таки что-то такое в них было: как в темноте у зеркала, вроде и нет ничего, а мимо пройдешь - сердце вздрогнет.
- Что ж ты молчишь? - торопит меня Вавка. - Заметно что-то или все по-старому?
- Заметно, что замуж тебе пора, - сказала я ей наконец и не стала больше на эту тему разговаривать.
4Вернулась я в тот день домой, Толика с улицы забрала, накормила его, усадила за уроки, отцу в постель бульон подала (он у меня тогда уже хворать начал), сама сижу у стола, смотрю в тарелку, а перед глазами туман, и на сердце тоскливо.
- А скажи мне, папаня, - говорю я отцу, - шубка норковая сколько может стоить, по-твоему? Ты человек бывалый, знаешь, наверно?
Насторожился отец, бульон на табуретку отставил. Очень он бояться стал, что я мужа найду настоящего, и тогда ему жизни не будет.
- Да смотря какой размер, - говорит осторожно.
- Ну, примерно на меня, - отвечаю.
Закашлялся он, захрипел, на подушки откинулся, подбородок свой выставил, глаза закатил.
- Мама, - говорит мне Толик из-за стола, - умирает наш дед, похоже.
- Да нет, - отвечаю, - просто волнуется. Ты, папаня, не бойся, я тебя не кину, отвечай, если спрашиваю.
Отдышался отец, поутих.
- Да тысяч восемь, не меньше, - сказал наконец и в глаза мне тревожно глядит. - Зина, Зинка, что ты опять надумала?
Успокоила я его, приласкала, обещала транзистор купить: он у меня, как ребенок второй, очень подаркам радовался. Подарила я Толику стереоскоп, а ему не подарила, так он неделю со мной не разговаривал.
