Каролин Ламарш - День собаки
Каролин Ламарш - День собаки краткое содержание
Каролина Ламарш
День собаки
Впервые читатели России знакомятся с Каролиной Ламарш, одним из самых ярких дарований в современной литературе Бельгии. Ее первый роман «День собаки» построен из внутренних монологов шести ничем не связанных между собой людей, ставших свидетелями банального дорожного происшествия…
Эта собака — как зеркало, в которое смотрятся шестеро рассказчиков, и каждый узнает себя… К сильному, волнующему голосу Ламарш нельзя не прислушаться.
«Монд» Коротко об автореИмя Каролины Ламарш российскому читателю предстоит открыть для себя впервые. А между тем это вполне состоявшаяся писательница, автор четырех романов, нескольких сборников новелл и стихов. Каролина Ламарш живет в Бельгии, в Дженвале, неподалеку от Брюсселя, и, помимо литературы, работает на радио, где у нее цикл собственных программ.
Основной мотив ее творчества — это одиночество во всех смыслах слова и проявлениях. Так и в романе «День собаки» сквозной нитью проходит тема одиночества, неразделенности желаний, стремлений, непонятости человека человеком.
Произведения Каролины Ламарш отличает тяга к раскрытию таинства творчества. Отношение к книге как к акту рождения — частая тема на страницах ее книг. Писательница посвятила этому эссе, в котором призналась, что на определенном этапе жизни записывала свои сны, но потом поняла, что они «переполняют ее и грозят задушить».
Каролина Ламарш написала романы «День собаки», «Ночь после полудня» (1998) — об этом произведении критика отозвалась как об эротическом, проводя параллели с творчеством Генри Миллера, однако сама Ламарш такое сравнение не принимала, — и «Медведь» (2000). Восторженно принят критикой был и сборник ее новелл «Мне сто лет» (1999), стиль которого сравнивают с манерой известного французского романиста декадентской школы Гюисманса. Последнее произведение Каролины Ламарш «Письма из холодной страны» (2003) во многом навеяно творчеством Фриды Кало. Кстати, живопись в творчестве Ламарш — неотъемлемый атрибут и спутник героев ее книг.
По поводу «Дня собаки», вышедшего в 1996 году, французская газета «Монд» писала: «…это сильный, волнующий голос, заставляющий себя слушать…» Роман получил самую престижную в литературной жизни Бельгии премию имени Виктора Росселя.
«ТЕКСТ»Рассказ дальнобойщика
«Собака, — сказала она. — Собака, которую мы оставили. Я никак не могу забыть об той несчастной собаке». Искренность ее печали удивила меня, потому что у нас никогда не было собаки.
Владимир НабоковПосвящается собаке, которую я видела 20 марта 1995 года на автостраде Е411.
Должно быть, сотрудники «Семейной газеты» были довольны, получив письмо от водителя грузовика. Думаю, такое случается не часто. Я написал им: «На днях я видел брошенную собаку, которая бежала вдоль разделительной насыпи по автостраде, что могло создать смертельно опасную ситуацию». Я написал так, а потом подумал, что «создать», наверное, не очень подходящее слово, но оставил его, потому что ничего лучшего в голову не пришло, и к тому же создавать — это моя работа, хоть и написал уже: «Я работаю водителем грузовика». А потом приписал, что проблема бездомных собак действительно существует, потому что я не в первый раз сталкиваюсь с ней и хочу это засвидетельствовать не только ради того, чтобы об этом стало всем известно, но и ради моих детей. Они должны знать, что водитель грузовика видит в жизни гораздо больше, чем какой-нибудь служащий в конторе, а значит, ему есть о чем рассказать, даже если университетов он не заканчивал. «Например, — пишу дальше, — выезжая утром на своем грузовике, я начинаю наблюдать, замечаю необычные вещи, а потом рассказываю о них. Рассказываю при любой возможности, когда нахожу людей, которые хотят слушать, а такие встречаются не так уж часто, потому что на стоянках, где я останавливаюсь, все усталые и разговаривают неохотно. А вообще-то по натуре я не очень разговорчивый. И детей своих я практически не вижу. К счастью, их мать заботится о них. Она просто ангел. Но когда они поступят в университет, а я пойду на пенсию, надо же мне будет о чем-то с ними говорить, иначе они, как и все дети, станут смотреть на меня свысока. Не думаю, что наша семья в этом смысле станет исключением, даже если они получат высшее образование, хотя у меня его нет как раз потому, что мои родители мне его не дали».
Я написал про все это и ждал ответа. Я часто пишу в газеты, и, как правило, там бывают очень довольны, когда человек, которому, казалось бы, не о чем рассказывать, тем не менее находит о чем рассказать. Например, когда я выхожу утром, озираюсь по сторонам и вижу, что окно одного из соседних домов всегда приоткрыто в это время, я отмечаю: надо же, тот, кто там живет, тоже рано встает. И вот как-то раз, на тебе, наволочка, сушится на крыше, и я подумал: она сохнет, значит, ночью ее намочили или замарали, видимо, какому-то ребенку стало плохо — внезапно мне приходит мысль о моем ребенке, или о моих детях, когда как: знакомое дело, у них тоже случаются маленькие неприятности — то переел, то не хочет идти в школу, их тоже можно понять.
И тут у меня появляется новая идея — написать в какой-нибудь другой журнал, к примеру «Современная женщина», что моего ребенка тошнит по утрам, когда нужно идти в школу, что мы не знаем, как нам быть, моя жена стесняется рассказывать об этом и я решил написать, авось ответят. И они мне отвечают, очень довольные, пишут, что в школе, где учится мой сын, вероятно, есть психолог, к которому можно обратиться за советом. А может быть, проблема в том, что не хватает взаимопонимания в семье или, в конце концов, есть какая-нибудь трудность — они стараются употреблять нейтральные слова, чтобы никто не чувствовал себя виноватым, — ну, в общем какая-нибудь трудность, которую стоит попытаться деликатно обсудить с ребенком. К примеру, можно начать с рассказа о своей работе, о том, что я вижу на дорогах, о наволочке на крыше. Кстати, это очень интересное замечание, вы очень наблюдательны, надо этим пользоваться. Вот и расскажите об этой наволочке, а потом спросите у своего ребенка, что он об этом думает: может быть, там тоже живет маленький мальчик, которого тошнит по утрам перед школой. Почему же так происходит? И ваш ребенок вообразит — именно так они пишут: вообразит — жизнь другого и расскажет о своей. Вот так. А вам не стоит забывать о «работе родителя» — они так и написали «работе», потому что в моем письме была фраза: «Я работаю водителем». Да, быть отцом — это тоже работа, а не просто какая-то там служба, когда ходят в костюме с галстуком и начищенных туфлях.
Вообще-то работой можно считать все, что угодно. Даже сотворение истории собственной жизни. Потому что на самом деле у меня нет детей, а жена от меня ушла. Может быть, и эта собака — тоже творение моей фантазии, но я все же остановил грузовик, вышел и начал махать руками, чтобы машины притормозили. И водители послушно останавливались, несмотря на то что ехали со скоростью сто двадцать — сто сорок километров в час: они думали, что где-то на дороге произошла авария, и потом, нас, водителей грузовиков, уважают, по крайней мере, когда мы за рулем или рядом со своими машинами. Они останавливались из-за собаки, хотя ее, может быть, и не было, или из-за аварии, которую они себе вообразили, однако я почти уверен, что видел, как собака стремглав бежала вдоль разделительной насыпи. Я обратил на это внимание, как тогда на наволочку на крыше, и сделал то, что должен был сделать: остановил грузовик, и поток машин, ехавших за мной, тоже остановился, и я наконец-то увидел лица людей, которые мне обычно не удается различить — они мелькают слишком быстро. На лицах читалось удивление, некоторые понимающе кивали, а кто-то приоткрывал окно и спрашивал: «Что случилось?» Я не успевал всем отвечать, иногда просто говорил: «Собака!» Но в тот самый момент, когда я в первый раз закричал: «Собака!» — мне вдруг захотелось при всех заплакать, упасть на землю и покатиться прямо под колеса машин.
Потому я и написал в «Семейную газету». Из-за этого самого желания заплакать на глазах у всех. Я подумал, что должен рассказать о своих детях — даже если их у меня нет, — о том, как они были опечалены, услышав об этой собаке, и как мне хотелось бы сказать всем людям, что мучить животных — все равно что поощрять рабство, только вместо людей рабами становятся животные: собаки и лошади, коровы и куры. Кстати — но об этом я напишу в журнал «Клер натюр», — я стал вегетарианцем, после того как однажды утром съездил в Ранжис[1] за мясом. Просто хотел купить мяса. Читатели «Клер натюр» должны узнать, что такое мясной склад, что такое скотобойня. Надо бы организовать туда экскурсии. Начать можно с главного входа, где в мясных лавках по дешевке продается самое свежее мясо в городе и располагаются такие магазины, как «Все для бифштекса» и «У Лизетты», в которых можно купить самые вкусные колбасы; а потом зайти со двора, куда привозят коров и овец, это блеюще-мычащее стадо, напоминающее последний семейный сбор. Выскакивая из грузовика, они запинаются, испуганно таращатся по сторонам, а в глубине двора уже дымится куча только что вынутых внутренностей, тут-то взгляд животных и начинает меняться: некоторые, словно пригвожденные, застывают на месте, их начинают тыкать длинными крюками. А потом — коридор смерти. Он узкий — только одно животное может пройти. Вдоль стен стоят люди и крюками подгоняют его. Особое безумие охватывает телят. Им месяцами не давали двигаться, чтобы мясо было белым и нежным, и вот теперь в коридоре смерти телят заставляют бежать в первый и последний раз за всю их короткую жизнь. Я видел, как они подпрыгивают на невероятную высоту, как ударяются со всей силы о стены, эти упитанные создания с нежной шкуркой, которых поили жирным молоком и чьим единственным движением была попытка достать через перегородку морду соседа и облизать ее в надежде найти вымя матери. В коридоре смерти, как и в стойле, темно, но здесь блестят глаза животных и людей, и в тех и в других отражается один и тот же свет — тот, что горит в конце туннеля, там, где убивают. Я никогда там не был, но говорят, что уже в туннеле животные знают: близок конец — это читается в их глазах так же ясно, как и рвота на наволочке, достаточно присмотреться, но мясники никогда не присматриваются. А ведь среди них есть и те, у кого дети, не выдуманные, а самые настоящие, которых нарожали их жены и которые потом выжмут из своих родителей все соки, чтобы поступить в университет, и в один прекрасный день непременно станут вегетарианцами.
