Аркадий Стругацкий - Ведьма
Обзор книги Аркадий Стругацкий - Ведьма
Аркадий Стругацкий
Ведьма
(cценарий)
Ранняя весна. Запущенный парк. Голые черные деревья. Пятна серого снега перемежаются пятнами грязи пополам с прошлогодней бурой травой. Над всем этим — странное сиреневое небо. В небе кружит бесчисленная стая черных птиц. Птицы орут хриплыми каркающими голосами: «Пр-росто! Пр-росто! Р-разумно пр-росто! Р-разумно! Пр-росто!»
Среди черных древесных стволов стоит неподвижно в крайне неудобной позе человек — одной ногой в сером сугробе, другой ногой в бурой мочале пополам с грязью. На нем строгий выходной костюм, голова непокрыта, ветер шевелит редкие тонкие волосы.
«Пр-росто! Пр-росто! Р-разумно!» — хрипло орут птицы, кружась в сиреневом небе, а человек плачет. Лицо его выражает ужас и судорожно подергивается, словно бы от приступов невыносимой боли, дрожащие губы шевелятся, и сначала мы не слышим, что он говорит, но затем стонущий голос его пробивается сквозь птичий ор:
— ...Господи, что же это?.. Боль какая... Я не могу двинуться!.. Кто-нибудь, помогите!.. Ради бога... Я не могу... Больно, как больно-то!.. Лиза, где же ты?.. Помоги, Лиза! Больно!..
Он стоит неподвижно в нелепой позе, плачет и бормочет, и кружатся и орут черные птицы, и вдруг, покрывая все эти звуки, слышится шепот!
— Ну что ты, Максим? Успокойся, успокойся, я здесь, я с тобой... Где же вода, наконец? Накапайте пять капель, скорее!
И вот нет ни черных деревьев, ни сиреневого неба с черными птицами, ни застывшей в нелепой позе человеческой фигуры.
В уютном мягком свете ночника мотается из стороны в сторону голова человека на подушке, текут слезы из зажмуренных глаз, и холеная женская рука подносит к шепчущему рту стакан с желтоватой жидкостью.
— Успокойся, Максим... Вот, выпей... Ну выпей же, прошу тебя...
Эпизод 1Яркий солнечный день. По-весеннему грязная улица. Грязная мостовая с кучами грязного тающего снега по краям, грязные, покрытые лужами тротуары, грязные обшарпанные стены домов, грязные, непромытые окна.
По тротуару, аккуратно обходя лужи, идет немолодая женщина в скромном опрятном пальто, на голове платок, в руке увесистая сумка, из которой высовываются горлышки молочных бутылок и край пшеничного батона.
Впереди спиной к ней стоит грузный человек в мятом берете и поношенном сером плаще — стоит, упершись правой рукой в стену, а левой, судя по оттопыренному локтю, держась за грудь. У ног человека, прямо в луже, валяется битком набитый затерханный портфель.
Женщина минует человека, делает еще несколько шагов и оглядывается. Человек действительно держится за сердце. Плащ расстегнут, мокрое от пота лицо выражает муку, широко раскрытый рот страдальчески заглатывает воздух, глаза полузакрыты.
Женщина нерешительно спрашивает:
— Что с вами? Вам плохо?
Человек, не открывая глаз, дважды медленно кивает. Женщина возвращается к нему, берет под локоть.
— Вам помочь?
Человек опять дважды кивает.
— Пойдемте ко мне, это рядом.
Человек отрывает руку от стены, тычет пальцем себе под ноги. Женщина сначала не понимает, затем догадывается:
— Ах, портфель? Я возьму, не беспокойтесь.
Она берет портфель в ту же руку, в которой несет сумку, осторожно обнимает человека за талию, и они очень медленно, едва переступая ногами, бредут по тротуару.
Идти, действительно, недалеко. Шагах в двадцати женщина толкает дверь, и они вступают в темный вестибюль, мощенный керамической плиткой и до того загаженный, что даже с экрана несет кошками. Из вестибюля вверх ведут столь же загаженные каменные ступени, огороженные ржавыми перилами, но подниматься, к счастью, не надо: женщина тут же сворачивает налево, к двери с облупившейся краской и овальной табличкой, на которой среди черных пятен можно различить цифру «23».
Женщина достает ключ, открывает дверь и через темную прихожую вводит незнакомца в комнату.
Комната невелика и ее чистота и опрятность составляют разительный контраст с грязью за дверью. Чистенькие светлые обои на стенах, чистенькая светлая занавеска на единственном окне, чистенькое покрывало на узкой кровати, чистенькая белая скатерть на круглом столике. Еще два мягких стула с обитыми ситцем сиденьями и портновский манекен в углу завершают обстановку.
Незнакомец грузно опускается на стул и некоторое время сидит неподвижно, широко расставив ноги и, держась за сердце, глотает воздух. Женщина опускает портфель и сумку на пол, выходит из комнаты и возвращается со стаканом воды.
— Выпейте...
Незнакомец тычет рукой в сторону портфеля.
— Там... — хрипит он. — Валидол...
Женщина садится на корточки и раскрывает портфель. Брови ее недоуменно поднимаются, но она тут же принимается за дело. Из портфеля извлекаются: толстая папка с ботиночными тесемками, нелепый старый счетчик с обрывками провода, новенький игрушечный автомобильчик, еще один новенький игрушечный автомобильчик, пустая бутылка из-под дорогого коньяка, Евангелие на японском языке... Женщина шарит на дне опустевшего портфеля, озабоченное лицо ее вдруг проясняется, и она достает слегка помятый жестяной цилиндрик с валидолом. Торопливо отвинчивает крышку, трясет цилиндрик над ладонью. На ладонь выпадает одна-единственная таблетка. Женщина протягивает ее незнакомцу.
Тот кладет таблетку под язык и некоторое время шумно сопит и облегченно постанывает, не открывая глаз. Женщина укладывает все барахло обратно в портфель, а когда она, застегнув (не без труда) замок, поднимает глаза на незнакомца, он уже вытирает ладонью мокрое лицо и благожелательно смотрит на нее сверху вниз.
— Вот ведь как бывает, — произносит он хрипло.
— Бывает... — соглашается женщина, поднимается и садится на стул напротив незнакомца. — Вам лучше?
— Лучше. Совсем хорошо.
— Ну, я рада.
— Спасибо.
Они смотрят друг на друга.
— Меня зовут Оскар, — сообщает незнакомец.
— А меня — Марта.
— Марта... Да, действительно, Марта. Вот, Марта, ходишь так, ходишь, а потом в одночасье брык! — и пой отходную.
— Надо беречься.
— Надо-то надо... А у вас как?
— Что — у меня?
— У вас как сердце? Не шалит?
— Нет, сердце не шалит.
— А что?
— Что — что?
— Ну, с сердцем в порядке у вас, а что неладно? Ведь что-нибудь да неладно, а, Марта?
Марта, отведя взгляд, сухо произносит:
— У каждого свои болячки.
— Да-да-да, это истинная правда. Извините. Значит, последствия все же ощущаются?
Марта с изумлением смотрит на него.
— Какие еще последствия?
— Ну как же... Тогда, с автобусом-то...
Марта встает, глядит на Оскара почти с ужасом.
— А вы-то откуда?.. — шепотом говорит она.
— Да чего там, это же никакой не секрет...
Оскар сует руку за пазуху и извлекает пухлую записную книжку, перетянутую резинкой. Снимает резинку и принимается листать засаленные странички, бормоча себе под нос:
— Никакой не секрет... Какой же это секрет... Это всем известно... Вот!
Он читает громко и раздельно:
— Улица Сапожников, дом шестнадцать, квартира двадцать три.
В июне семьдесят первого года... одна тысяча девятьсот семьдесят первого года... дорожная катастрофа, повреждение черепной коробки, перелом голени левой ноги, погиб муж. Временная амнезия, временная слепота...
Он захлопывает книжку и, держа ее между ладонями, смотрит на Марту снизу вверх.
— Ведь верно?
Марта молча кивает, не сводя с него завороженного взгляда.
— А как сейчас?
Марта с трудом разлепляет губы.
— Что — сейчас?
— Хромаете?
— Немного... Когда сыро...
— А когда сухо?
— Н-нет как будто...
— А память?
— Н-ничего...
— Предчувствия бывают?
— Что?
— Ну, предчувствия, видения всякие там... Бывают?
— Н-нет... Послушайте, зачем вам это?
— Что именно?
Марта молча показывает на записную книжку.
— Ах, это?.. — Оскар тоже смотрит на записную книжку, надевает на нее резинку и засовывает за пазуху. — Это, знаете ли... Это, Марта, такое дело... Никогда не знаешь, когда может пригодиться. — Он встает. — Ну, мне пора. Спасибо, Марта.
Я, знаете ли, очень рад, что вы не хромаете...
— Послушайте, — нетвердо произносит Марта. — Я не понимаю.
Если вы это насчет налогов, то я, по-моему, ничего не должна. А если должна, то вы так и скажите...
Оскар смотрит на нее, затем поворачивается и смотрит на манекен.
— Ага, — говорит он. — Это очень кстати. Понимаете, Марта, у меня пуговица на плаще оторвалась. Видите?
Он показывает. Действительно, на месте одной из пуговиц торчат обрывки ниток. Марта, словно бы во сне, отходит к столу, извлекает из ящика коробку с пуговицами и принимается в ней шарить, время от времени поглядывая на пуговицы на плаще Оскара. Находит подходящую, показывает Оскару.
