Валентина Гончаренко - Чародей
Обзор книги Валентина Гончаренко - Чародей
Гончаренко Валентина
Чародей
Мальчики сорок первого, спасители человечества, вечная вам слава! При мысли о вас сердце мое саднит от боли, но тут же вспыхивает гордостью от сознания, что я сподобилась расти и мужать вместе с вами!
Мальчикам сорок первого, живым и мертвым, посвящаю этот роман.
Автор.
Глава 1
ИВАН И ЮРИЙ
Как- то, роясь в куче старых книг, я случайно наткнулась на сборник "Из дневников современников" и в нем нашла стихи Николая Майорова, поразившие меня искренностью и великой верой в бессмертие подвига моих ровесников, сложивших свои головы за мир, за счастье на земле. Николай в октябре сорок первого добровольцем ушел на фронт, а в феврале сорок второго погиб. Он писал стихи про себя и своих друзей, не думая ни о славе, ни о деньгах, он исповедовался в них, и я восприняла его поэзию как исповедь моего поколения. Его стихами пробились из-под земли
голоса моих ровесников, сложивших головы, но оставшихся живыми:
Мы были высоки, русоволосы, Вы в книгах прочитаете, как миф, О людях, что ушли, не долюбив, Не докурив последней папиросы. Когда б не бой, не вечные исканья Крутых путей к заветной высоте, Мы б сохранились в бронзовых ваяньях, В столбцах газет, в набросках на холсте.
Мы брали пламя голыми руками, Грудь раскрывали ветру, из ковша Мы пили воду полными глотками, И в женщину влюблялись не спеша.
Что гибель нам? Мы даже смерть выше.
В могилах мы построились в отряд
И ждем приказа нового. И пусть
Не думают, что мертвые не слышат,
Когда о них потомки говорят.
Вся моя жизнь освещена тем, что когда — то меня полюбил фронтовик, прошедший через плен, бежавший оттуда с помощью партизан и чудом уцелевший в последующих кровавых боях. Сейчас, старухой, разменявшей девятый десяток, я понимаю, что он имел право воскликнуть вслед за Майоровым: "Нас не забудут потому вовек, что всей планете делая погоду, мы в плоть одели слово "человек".
Его любовь я воспринимаю, как награду, быть может, не очень мною заслуженную, но безмерно дорогую и горделиво хранимую в самом чистом уголке моей души.
Дело в том, что я имела несчастье родиться "белой вороной", и колотили и били меня все кому не лень. В глазах сверстниц и сестер я была заумной особой, сбитой с толку романами о прекрасных людях и потерявшей ориентацию в обыкновенной жизни, где постоянно требуется умение хитрить, приспосабливаться и бодаться. Женщины относились ко мне снисходительно, как к чокнутой на справедливости, а в глазах мужчин я была весьма далека от идеала хозяйки и жены. Но судьба сжалилась надо мной и послала человека, который полюбил меня именно как "белую ворону", гордился и восхищался мною именно за эти качества. Его любовь помогла мне когда-то выпрямиться, а в последние годы согревает заброшенность и хроническое одиночество моей припорошенной старости. Спасибо ему и низкий поклон. Он мой ровесник, и, возможно, его уже нет в живых, пусть моя благодарность найдет его и там, в ином мире, куда каждый из нас рано или поздно непременно попадет. А теперь послушайте мой бесхитростный рассказ об этом прекрасном человеке.
Кончились летние отпуска, Начало августа. Жарища несусветная. Я дала учительницам два свободных дня. Завтра первый педсовет, которым обозначим начало нового учебного года. В учительской относительно прохладно. Я только что помыла пол и сделала влажную уборку. Под диваном и под столом расстелила мокрые тряпки. Для прохлады. Так лучше работается. А работа предстоит ответственная — нужно ясно сформулировать стратегическую задачу предстоящего учебного года, чтобы на завтрашнем педсовете четко обозначить ее перед коллективом и получить его поддержку… Обложилась журналами, уселась поудобнее, постаралась отключиться от внешнего мира, поэтому не услышала, как подошли двое мужчин. Увидела их входящими. Первым переступил порог улыбающийся молодой человек с пышной шапкой вьющихся цыганских волос. И сам весь цыганистый, живой, какой-то концертный, но не таборный, не от костра. Офицерские брюки, рубашка защитного цвета, а все равно цыганистый. Очень симпатичный. Он смеялся в ответ на шутку, сказанную здоровенным верзилой, возвышавшимся позади него. Увидев меня, молодой человек остановился в замешательстве. В красивых темных глазах его застыло недоумение. Он оглянулся на товарища. У того лицо расплылось в радостной улыбке, он оттолкнул друга и с ликованием протянул руки:
— Танька! Не ожидал! Это ты — Татьяна Павловна, хороший директор? Ну даешь! А мы шли и страдали… Татьяна Павловна? Вдруг попадем в руки старой аспидке, и она начнет тянуть из нас по капле остатки фронтовой крови! И приготовились дать отпор… А тут ты! Танька! Ничуть не изменилась, даже не подросла! — И обратился к другу: — Это Танька — отличница… Мы в одном классе учились, один год даже за одной партой сидели! Ну, повезло! Не пропадем! Она парень что надо!
Юрка Осадчий! Вымахал в коломенскую версту, да так и остался пацаном… Мы учились вместе до седьмого класса. Потом он уехал в педучилище, а я кончала десятый.
Юрий перегнулся через стол и потряс меня за плечо:
— Ну, чего молчишь? Не рада, что ли?
— Наоборот, очень рада. У нас в школе за всю войну не было ни одного учителя. Одни девушки. Восемь учительниц и дед-истопник, — сказала я. — Очень вас ждали.
— Восемь девушек? — закатился Юрий. — И все незамужние? Справимся, Иван?
— Бывало и похуже, — поддержал его шутку товарищ.
— Сейчас осталось шесть. Две из эвакуированных уехали домой.
Юрий подвинул к стенке табуретку, небрежно уселся и достал папиросы.
— У нас не курят, — спокойно сказала я.
Улыбки на лицах друзей тут же пригасли, но в глазах продолжали прыгать озорные сатанята.
— Понятно! — воскликнул Юрий.
Вдруг принял серьезный вид, вытянулся в струнку, четким шагом подошел к столу, четко достал из планшетки бумажку, тем же четким движением положил ее передо мной.
— Старший лейтенант Осадчий прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения учительской работы. Честь имею.
И так же четко сел. Я не нашлась, как отреагировать на его выходку.
— Старший лейтенант Иван Бритков прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения учительской службы.
Ясно — оба под шафе. Я иронично на них посмотрела:
— Не похоже, чтоб чего-то испугались. А чего балаганите? Мы, правда, очень вам рады.
Всю войну очень вас не хватало, но балаганить не надо. Это же учительская. Юрий Николаевич хорошо знает ее законы. Забыл? Не беда, все вспомнится быстро. Завтра, в десять первый в этом учебном году педсовет. От него и начнем шагать. Прошу вас, Юрий Николаевич, и вас, Иван Михайлович, быть без опоздания.
— Все поняли, Татьяна Павловна, не дураки. Будем, как штык, в полном параде и в срок. Разрешите быть свободными?
— Ну, хватит балаганничать! Приберегите силы на завтра. Шесть девушек — серьезное испытание.
— Посмотрим, чья возьмет. Пойдем готовиться к испытанию.
И пошли к выходу. Перед порогом неожиданно разом повернулись, как по команде "круќгом!", и гаркнули во всю силу фронтовых глоток: — "Здравия желаем, генерал-директор!" — и, гогоча, сиганули за дверь. Я успела крикнуть со смехом:
— Да ладно вам, обормоты!
Мельком успела заметить, что Юрий по-спортивному ловок в прыжке, а Иван сильно прихрамывает, если забывает следить за собой. Они, продолжая гоготать, прокатились по двору и громом захлопнутой калитки дали мне знать, что не очень дорожат сим учреждением и вряд ли появятся вновь.
Я развернула выложенные ими бумажки, ожидая увидеть приказ районо. Никакого приказа, абсолютно чистые листы. Какая издевательская шутка! С большим усилием заставила себя продолжать работу. Зачем приходили? Какой же дурой я выглядела, когда, не видя приказа, зачислила их в члены нашего коллектива! И нотацию прочитала! Они и не собирались работать с нами. Представляю, как они сейчас смеются надо мной! То-то так ернически попрощались… Было и стыдно, и обидно, и злость на себя душила… Нужно же так опростоволосится. Завтра после педсовета схожу в районо, узнаю, когда ждать новых учителей.
Утром учительницы собрались к девяти, я ничего не сказала про Юрия и Ивана. Все оделись, как на уроки, только Вера Матвеевна нарядилась, как на званый вечер. Девушки насмешливо переглядывались. Я снова ничего не понимаю.
До начала педсовета уточнили списки учащихся по классам, чтобы не напутать в классных журналах, определили, кто какую классную комнату займет. Без десяти минут десять распахнулась дверь.
— Здравствуйте, девушки — красавицы, душеньки — подруженьки! Примете нас в свою компанию?
В дверях стояли вчерашние шутники. Оба в военных брюках и защитных рубашках с галстуками.
