Н. Денисов - В чистом поле: очерки, рассказы, стихи
Обзор книги Н. Денисов - В чистом поле: очерки, рассказы, стихи
В чистом поле: очерки, рассказы, стихи
Техническая страница
О ТЮМЕНСКИХ ПИСАТЕЛЯХ И НЕ ТОЛЬКО О НИХ
ББК Х4 Р7-4
ДЗЗ
Денисов Н. В. В чистом поле: очерки, рассказы, стихи, фотоиллюстрации. Шадринск: Изд-во ОГУП «Шадрииский Дом Печати», 2012. 244 с.
«В чистом поле» – новая книга поэта и прозаика Николая Денисова – лауреата Международной литературной премии «Имперская культура». Это строки о друзьях-товарищах по литературному цеху, их жизненном и творческом пути. Автор прослеживает наиболее ёмкие «вехи» в истории организации тюменских писателей – на фоне событий советской и постсоветской эпохи – через личное восприятие разнообразных моментов бытия.
Книга издается к 50-летию Тюменского регионального отделения Союза писателей России.
ISBN 978-5-7142-1390-8
© Н.В. Денисов, 2012
И ВЕТЕР ВЕКА – В НАШИ ПАРУСА
Прошлое смотрит на нас…
Леонид ЛеоновХорошее, светлое, значительное – происходит у нас чаще всего весной. В марте либо в апреле. В преддверии весны – в февральские, просиненные необычайно высоким и безоблачным небом, деньки – тоже может произойти. Февраль – после ядреных январских стуж, за просторный безоблачный горизонт, за синеву небесную, сахарно чистые снега, прозывают весной света!
И вот март. За ним апрель. Пора солнечных звонких капелей. Пора творений!
У меня, вчерашнего курсанта механизаторского училища, пишутся стихи. Еще безусо юношеские, с огрехами, как и у всякого начинающего, немножко «припахивающие» Есениным:
Под солнышком люд ликует,
Гудит, как пчелиный рой!
Распахнут раймаг, торгует
Весеннею мишурой.
В раймаге – товар хороший:
Бери, запасайся впрок!
Вот с алым нутром галоши,
Берет на весну дедок.
Весна! Хорошо сплясать бы,
Отметить златые дни!
И, глянь, уж собачьи свадьбы –
Сигают через плетни!
Зенит золотист и розов,
И, чувствуя благодать,
На сером бугре березы
Торопятся воскресать.
А год назад, в день 12-й апреля, радуясь весенней ростепели, прилету скворцов, мы азартно «бились» на училищном дворе в снежки. Набрякшие влагой, осевшие голышмановские поселковые сугробы крупитчато и ярко искрились на солнце. И вдруг, оттуда, с высоченных небес, из синевы, долетела до землян, до районного поселка, до нашей «капустной», тракторной и комбайновой училищной обители тоже, еще одна радость: «Человек в космосе! Гагарин! Наш русский, советский!»
Восторгам, гордости за НАШЕ – не было предела!
И вот опять весна! 1962-го года весна. В мое редакционное окно стучит, изготовившаяся подчиниться подступающему теплу, ветка сирени. Скоро, скоро она вберет в себя эту земную благодать, чтоб развернуть листву, затем одарить всех нас фиолетовыми букетами.
Мои подружки, поселковые девчата, которые недавно бегали на танцы к нам, в клуб механизаторского училища, теперь, стуча каблучками по дощатому тротуару, и тоже принимая весну, «давят косяка» в мои «газетные» окошки. Для них, девчат с местного льнозавода, кажется, удивительным мое перевоплощение: недавно я был обычным парнем-«капустником» – из соседнего Бердюжского района, на форменной пряжке поясного ремня которого значилось сочетание из двух букв «ТР» – трудовые резервы.
Так что случилось… нет, не с подружками, со мной? С выходцем из деревни, как про подобных говорят в народе? Слово-то какое – выходец! Почти – проходимец. Но не по мою душу это словечко. Даже хозяйка «курсантской» квартиры, у которой я по- прежнему обитаю, она недавно никак не отличала меня от других постояльцев-капустников, теперь называет меня по имени- отчеству. Неловко от сего внимания… А я успел уже в свои восемнадцать лет с хвостиком пройти разнообразную закалку трудом: сено косить умею, зароды метать – тоже, поймать ондатру и обработать снятую со зверька шкурку, умею поле трактором вспахать, стрежевой иртышский невод заводить на тоню, зимние невода, полные карасей или совсем порожние, тянуть из-под озерного льда, баржи разгружать, вздымая на спину тяжеленные ящики, нести по шаткому пристанскому трапу…
Да, кое-что испробовал за свой пока еще короткий век. И вот приглашен на работу в газету, поскольку пишу. И – в тайной, не до конца осознанной цели – хочу писать не только репортажи, заметки, а и более весомое: настоящие стихи, поэмы, рассказы, а, может быть, может быть…
Первое, написанное в рифму, помню. Во втором классе дело было. Первую прозаическую заметку – тоже не забыл. Она называлась «11ора бороться с крысами». Писал уже в шестом классе – на тему серьезную. Крысы уничтожали зерно на колхозном складе, плодясь там тучами, и душа, ищущая справедливости, не выдержала. Написал в районную газету. Напечатали. Прислали три рубля гонорара, их мы с друзьями потратили на конфеты, пряники и кино.
С колокольни 2010-го года, когда пишутся эти строки, надобно заметить, что районные газеты в ту пору много печатали критического. Самыми популярными в народе были басни и сатирические рассказы, острые заметки о нерадивых начальниках, печатавшиеся под рубриками – «Острым пером» или «Вилы – в бок!»
Опять же с высоты нынешних лет надобно отметить, что подобных газетных материалов нынче и представить невозможно. Повывелись «острые перья», оставшиеся районные «писарчуки», превратились в обслуживающий персонал плодящегося уже не в тысячах, как крысы на окунёвском зерноскладе, а в миллионах множащегося в стране чиновничества, превратившегося в «офисный планктон», точнее, в отдельный «класс», каковым классики марксизма-ленинизма именовали паразитический класс эксплуататоров.
«Пора бороться с крысами!» Что? И думать не моги!
Третья напечатанная статейка той давней поры была и вовсе по жизненному практическому поводу: привезли в наше Окунёво на замену мужицких вил – новенький стогометатель, который нерасторопный управляющий фермой бросил на гниение возле сельской кузницы. На этот раз узнал я, что за «писанину» можно получать не только на конфеты и пряники! А и хорошие оплеухи, что достались мне однажды вечером от скараулившего меня хмельного тридцатилетнего мужика-управляющего…
И все же «занятия» сего не бросил. Не выбили его из меня и суровые мужицкие кулаки!
Умения писать пока маловато. О том же мне говорит и поэзия Есенина, которого недавно читал практически впервые, ведь в школе «не проходили». И так очаровался, что буквально заболел Есениным – душевностью, красотой его образных пронзительных строк.
Песенный Исаковский подбросил пищи для раздумий: попалась в книжном магазине его тоненькая брошюрка «О поэтическом мастерстве». Пристально изучаю. И то, как держать размер строки, как подыскивать полнозвучную рифму, как расслышать в себе мелодию, присущую твоему голосу, а больше – никому. И еще поэт говорит о «практическом» кругозоре, попросту – о трудовом опыте.
И помня недавнее, морозное, еще доучилищное – рыбацкие свои разведочные походы к урманным озерам в окрестностях Тобольска, складываю я в ночной подлунной тишине:
…Вот мы идем тропой угрюмой
Без рыбы вновь – в который раз.
Скрипит, тревожа наши думы,
Под броднями некрепкий наст.
Надежны шубы меховые,
Но мы мечтаем о тепле,
Где печь в углу, дрова сухие
И соль в тряпичке на столе.
И вот он – рай! Трещит осина.
Печурка балует чайком.
Уже давно без керосина
Ослеп фонарь под потолком.
Погас огонь, закончив дело,
На нары сон свалил людей.
Идет мороз по крыше белой,
По мокрым спинам лошадей.
И к нам в охотничью сторожку,
Наверно, радуясь теплу,
Ввалился лунный диск в окошко
И покатился по столу…
Весна! Добрая помощница сочинителям!
Вдруг в поселок, в эту весеннюю синь, приезжает писатель. Из областной нашей столицы, из Тюмени. С книгами. С именем, которое и мне известно: Константин Лагунов. Наши редакционные говорят о нем просто – Костя. Мол, приехал в Голышманово «собирать материал», пишет роман о военной тыловой поре. Роман! Уже и название его «гуляет» в нашей редакции: «Так было».
Лагунов из местных, из голышмановских. В прошлом, в войну, еще семнадцатилетним мальчишкой, был здесь директором детдома, первым секретарем райкома комсомола. А поскольку редакционные тогда тоже были юными комсомольцами, то их ровесник, конечно же, и теперь просто – Костя.
И, надо ж так, в искренней заботе о молодом сотруднике и «натравили» они тридцатисемилетнего писателя на меня. Заходит в мой сельхозотдел, спрашивает о пустяшном, видимо, для приличия – надо же что-то сказать, коль зашел. А я ему, ничуть не смущаясь, подсовываю несколько листков «стишат». В том числе и эти строки:
