Николай Шундик - Белый шаман
Пойгин уже хорошо мог и читать, и писать, но у него не исчезла боязнь перед каждой бумагой, приходившей из района или округа. И Журавлёв порой снился ему: сидит рядом, терпеливый, спокойный, пальцем по бумаге водит, раскрывает суть немоговорящих наказов. А наказы были суровы.
На стене правления артели висела карта, в которую были воткнуты красные и чёрные флажки. Наступали чёрные флажки, тесня красные. Вот они уже приблизились к самой Москве, обозначенной на карте красной звездой. Эта звезда была для Пойгина чем-то вроде Элькэп-енэр на небе, и ему хотелось верить: она обладает той же силой устойчивости, что и Полярная звезда, вокруг которой всё сущее вращается. Но, как ни странно, фашисты уже совсем близко от этой главной звезды. Неужели они погасят её? Мыслимо ли это?
Пойгин пришёл к Журавлёву в школу и попросил подарить ему карту. Тот долго выбирал что-нибудь подходящее, наконец решил отдать ему атлас:
– Вот возьми, здесь обозначены все земли и страны, реки и леса, горы и моря. Я тебе помогу понять, что где находится.
– Спасибо, Кэтчанро. Мы будем летать с тобой над дальними землями, – шутливо сказал Пойгин. – Приходи сегодня.
Журавлёв часто бывал в яранге Пойгина, изумлялся чистоте и порядку, понимал, как это непросто даётся Кайти. Несуетливая, но расторопная, она всё время чем-нибудь была занята: шила, выделывала шкуры, охорашивала полог, который освещался большой керосиновой лампой. Шестилетняя Кэргына помогала матери. На учителя девочка поглядывала с любопытством, застенчиво принимала гостинцы и подарки и говорила по-русски, почему-то нараспев: «Спасипо-о-о-о!»
Так встретила Кэргына Журавлёва и на этот раз, когда он ей протянул пачку цветных карандашей.
– Садись пить чай, – пригласил Пойгин, бережно листая атлас.
Кайти наполнила чашки чаем и принялась чинить мужу охотничью одежду. Ранним утром он должен был уехать в море, к открытому разводью. Она знала, насколько это опасно: льдины иногда откалывались и уносили охотников нередко на верную гибель. Но разве Пойгина остановишь? Приходится только надеяться на то, что море всегда благосклонно к нему, в какую бы беду он ни попадал, может, так будет и на этот раз.
После чая Пойгин бережно протянул Журавлёву атлас, сказал вроде бы шутя:
– Ну, полетим, Кэтчанро. Полетим к Москве. – Журавлёв открыл атлас в нужном месте, показал на Москву, обозначенную красным кружочком.
– Тут она выглядит не звездой, а солнцем, – сказал Пойгин, осторожно дотрагиваясь до кружочка.
Склонилась над картой и Кайти. Она не задавала вопросов, лишь поглядывала на мужа и, когда тот о чём-нибудь спрашивал, блуждая пальцем по карте, кивала головой: мол, именно это и меня очень интересует. В чистом ситцевом платьице, с аккуратно заплетёнными косами, без всяких украшений, она была удивительно милой, похожей на хрупкую девочку, хотя на лице её были признаки преждевременного увядания.
– Вот эта река как называется? – спросил Пойгин.
– Днепр.
– Покрывается ли она льдом?
– Зимой замерзает.
– Тогда чельгиармиялит должны прогнать фашистов за эту реку, пока зима. Мы их так тепло оденем, что ни один не замёрзнет. – Пойгин повернулся к Кайти: – Вчера мне жаловались, что кладовщик недостаточно даёт женщинам камусов. Верно ли это?
Кайти показала на кучу камусов в углу:
– Это он дал на десять дней. Но я могла бы пошить торбасов вдвое больше…
– Ну что ж, я сегодня с ним поговорю. Громким голосом поговорю! – погрозил Пойгин. – Надо бы заставить кладовщика встать перед собранием и произнести двадцать раз слово «фронт».
Для Пойгина это слово имело магическое значение. Он произносил его как заклинание. Таинственное, обозначающее и кровь и огонь, отвагу и честь, оно само по себе, по мнению Пойгина, стоило целой речи. Иногда он так и делал. Вставал на собрании за столом, долго осматривал лица людей и произносил тоном не простой беседы, а говорений: «Фронт!» Опять долго молчал и только после этого переходил к конкретным делам: сколько следует добавить капканов на охотничьих участках, кого послать в море к разводью, упрекал провинившихся и ленивых и, перед тем как сесть, произносил снова с прежним значением: «Фронт!»
– От этой реки далеко ли до того места, где живёт главная росомаха? Кажется, Берлин называется.
– Да, ты правильно запомнил… – Журавлёв пере-листнул несколько страниц атласа. – Вот он, Берлин.
– Когда росомахи пойдут вспять… дойдём ли мы до Берлина?
– Непременно дойдём!
– Надо, надо, Кэтчанро, дойти до Берлина. Только бы не скрылась куда-нибудь главная росомаха. Она должна узнать, что такое татлин!
– Да, Гитлер ещё узнает, что такое татлин! Пойгин долго молчал, не отрывая взгляда от карты.
Вдруг спросил:
– Знают ли в Москве, сколько наша артель поймала песцов, лисиц, сколько пушек, самолётов куплено за них?
Журавлёв, всем своим видом стараясь показать, что он в этом нисколько не сомневается, твёрдо сказал:
– Знают.
Пойгин открыл деревянный ящик, вытащил районную газету, наклонился к лампе.
– Тут написано, что наша артель больше всех в районе добыла песцов и лисиц. – В который уж раз прочёл дорогие для него строки в газете, беззвучно шевеля губами. – Надо пятой бригаде добавить ещё сто капканов. Я всё подсчитал. Послезавтра начнём подлёдный лов рыбы. Песец хорошо идёт на рыбную приманку…
– Я рад, что похвала в газете помогает тебе в работе.
– Похвалы делают ленивым того, кто её недостоин. – Пойгин осторожно сложил газету, спрятал в ящик. – Хороший помощник Майна-Воопка. Убедил каждого чавчыв добавить ещё по десять капканов к прежним. Тундра даёт нам много лисиц. Я знаю, американцы очень любят не только песца, но и лисицу. Пусть продают самолёты и на эту пушнину.
– Я напишу о Майна-Воопке в газету.
– Правильно, напиши. – Пойгин опять склонился над картой. – Ну что ж, полетим, Кэтчанро, дальше. Покажи, где находятся земли, на которых никогда не бывает льда и снега.
Кайти изумлённо вскинула глаза.
– Разве бывают такие земли?
– Да, бывают.
Журавлёв опять перелистал атлас:
– Вот здесь эти земли. Африка называется. Запоминайте…
– Водятся ли там звери? И есть ли там охотники?
Рассказ Журавлёва об африканских зверях Пойгин и Кайти слушали будто сказку. Пойгина особенно поразил слон, которого люди заставляют ворочать огромные тяжести.
– Умка тоже сильный. Однако его, наверное, никто не приучил бы ворочать камни или вытаскивать моржа из воды. – Помолчав, он опять заговорил о своём. – Пожалуй, надо Мильхэра сделать главным на подлёдном лове рыбы.
Так много раз возвращался Пойгин к мыслям о насущных делах, прерывая воображаемый полёт с Кэтчанро по разным землям мира. Когда пришла пора прощаться, сказал:
– Спасибо. Ты действительно Кэтчанро. – Осторожно полистал атлас. – Тут ещё много разных земель. Мы их все облетаем. Приходи ещё, когда вернусь с моря.
Вернулся Пойгин с моря благополучно и с богатой добычей. Свежую нерпу тут же вывезли на приманки. Едва отогревшись, Пойгин достал, как истинное сокровище, из деревянного ящика атлас. Подумал, что хорошо бы позвать Кэтчанро.
К счастью Пойгина, Журавлёв сам не просто пришёл – прибежал в его ярангу, воскликнул ликующе:
– Фашисты отступают от Москвы!
Пойгин на какое-то время закрыл глаза, осмысливая всю важность удивительной вести, наконец сказал:
– Мне приснился вещий сон… будто я наступил на хвост главной росомахи. Но, к сожалению, только на хвост, на самый кончик…
– Мы ещё схватим за глотку эту росомаху! Она ещё взвоет! – яростно грозился Журавлёв, раскрывая атлас.
На этот раз не могла умолчать и Кайти.
– Далеко ли от Москвы до того места, где находится Гитлер?
– Вот, вот это место. Отсюда беда поползла. Сначала вот сюда, Австрия называется. Потом Чехословакия. Вот она. Потом Польша. А потом Франция…
– Много ли там людей? – робко спросила Кайти. – Можно ли было бы упрятать их детей… ну в сто, в двести яранг?
– Я не знаю, сколько звёзд на небе, но детских глаз в тех землях, наверное, не меньше.
– О, это диво просто, как много! – изумилась Кайти, переводя расширенные глаза на мужа, как бы приглашая подивиться невероятному. – Когда воет пурга, мне кажется… ветер доносит их плач.
Долго в тот раз в пологе яранги Пойгина не закрывали атлас. Пришёл Чугунов.
– О, да вы тут как маршалы-стратеги! А ну, дайте и мне на карту глянуть. Погнали фашистов взашей! Пришёл и на нашу улицу праздник! Я чуть не прорвал ухом свой репродуктор. Всегда орал во всё горло, а тут, как назло, осип… Вот, вот, значит, в этом месте их погнали. Прямо на запад!
Увидев подвешенные к потолку полога песцовые шкуры, Степан Степанович снял одну из них, привычно встряхнул, подул на мех, сказал восхищённо:
– И что у тебя, Пойгин, за капканы! Что ни песец, то редкостный экземпляр.