Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто
Было холодно от металлической брони, служившей ему постелью. Ныли колени, подтянутые под подбородок. Сбросив шинель, которой кто-то заботливо укрыл его, Николай вскочил на ноги и, чтобы избавиться от дрожи, пустился в отчаянную присядку; Откуда-то возникла в голове бессмысленнейшая частушка:
Я любила его,
Кари очи у него,
Между прочим, он не очень,
Ну, а все же ничего!
Напевая эту чепуху, Николай вертелся как юла. В такт песенке он то и дело вскидывал руки, выбрасывал ноги: — И-и-их!
И вдруг остановился и даже покраснел: возле танка стояла светлоглазая стройненькая девушка в новой гимнастерке и пилотке. Она с трудом сдерживала смех, но глаза ее явно смеялись. Николай взглянул на Баврина, а тот только ухмыльнулся.
— Вас вызывает начальник штаба, — доложила девушка, не совсем умело вскидывая тонкие пальцы к пилотке.
— Приду, — мрачно ответил Николай, чтобы поскорее отвязаться от этой невольной свидетельницы его мальчишеской выходки, а сам подумал: «Вот что значит жить только среди мужчин. Позабудешь все правила приличного поведения».
— Подполковник приказал вас сопровождать. Иначе вы не скоро найдете штабную машину…
Блондиночка была настойчива.
Наскоро умывшись, Николай пошел с девушкой. По дороге, чтобы не показаться уж вовсе неотесанным медведем, он решил было заговорить, но решительно не знал, о чем. Да и стыдно было за свою выходку на танке. Кстати, не ее ли он по радио обозвал дурой небитой? В смущении он вытащил из кармана платок и начал вытирать лоб. Девушка вдруг прыснула. Не понимая в чем дело, он взглянул на девушку, потом на руку, и его мгновенно бросило в жар: вместо платка он держал в руке тряпку, которой вчера проверял чистоту орудий и механизмов танков.
— Вот черт! Платок-то вон где! — растерянно проговорил Николай, вытаскивая его из кармана комбинезона.
Девушка засмеялась совсем открыто.
— Смейтесь, смейтесь, — с трудом улыбнулся Николай, злясь на себя.
— Извините… Я знаю, что вы все время впереди, — стала оправдываться девушка. — Сейчас в танке такая жара и пыль… . .
— Откуда вы меня знаете?
— Я же «Кама», — многозначительно назвала она позывные штабной радиостанции.
— Вот как! — Николай сделал вид, что удивлен, а про себя отметил: «Запомнила дуру небитую». — А как вас звать?
— Ольга Кадубенко, — просто ответила девушка.
Это понравилось Николаю: не кокетничает, держится просто.
Второй раз он увидел ее уже после освобождения Вильнюса, хотя слышал ее голос почти каждый день. Штаб бригады, видимо, постоянно интересовался действиями второго батальона,
Преде уличных боев в Вильнюсе, в которых участвовал только второй батальон, бригада была выведена на несколько дней на отдых в район деревни Жижморы.
Было сухо. Поднимая облака пыли, колонна второго батальона проходила по опушке леса мимо места, где остановился штаб бригады. Под сосной стояли штабные офицеры, приветствуя знакомых ребят. Николай, стоявший, над люком механика-водителя, поискал среди них Ольгу Кадубенко, но там ее не было.
Она стояла в стороне, под березой. Ухватившись рукой за тонкий белый ствол, пристально смотрела на запыленные лица танкистов.
— Кама! Кама! Я — Броня! Как живем? Отвечайте, как живем? Прием!:—озорно крикнул Николай, проезжая мимо.
Девушка что-то крикнула, помахала ему рукой, но лязг гусениц и шум моторов заглушил ее голос. Потом, оглянувшись назад, он увидел, что Ольга так же приветствует и другие экипажи, и это как-то задело его, чему он сам удивился.
«Вот еще новости… Не хватает только ревности… Не думаешь ли ты за ней поухаживать? — спросил он себя. — Дурак! Нашелся лучше всех. Из сотен людей только тебя она и заметила…»
На другой день на полянке в мелком березняке состоялось комсомольское собрание. Николай тоже пошел туда и сел позади всех на траву.
В перерыве Ольга сама подошла к нему.
— Здравствуйте, товарищ гвардии майор.
— А, Кама. Здравствуй, землячка.
— Разрешите вас поздравить, товарищ гвардии майор.
— С чем же это, Оленька!
— С орденом Александра Невского. Пришел приказ. Завтра полковник будет вручать.
— Вот это новость! Спасибо за поздравление. Комсомольское собрание закончилось поздно вечером. Николай проводил Ольгу до штаба.
Возвращаясь назад, он остановился, чтобы зажечь папиросу. Небо на западе еще алело, а восток уже светлел. На душе было непонятное тепло. Закурив папиросу, Николай отбросил потухшую спичку и решительно зашагал к танкам.
* * *Отдых у деревни Жижморы оказался непродолжительным. Уже через два дня был форсирован Неман.
Наступление с неманского плацдарма началось в конце месяца. Сломив оборону немцев на этом участке фронта, наши войска освободили часть территории Литвы и вышли к государственной границе. На рассвете шестого августа танковая бригада вступила в Восточную Пруссию.
Ничем не примечательной и невзрачной показалась ее земля. Скучная всхолмленная равнина и разбросанные кое-где небольшие усадьбы — фольварки — такой представилась она Николаю. И странно: сам немало претерпевший и переживший в этой войне, он не чувствовал в себе ненависти к тем, кто живет в этих фольварках, только за то, что они немцы. Кажется, то же самое чувство испытывали и его товарищи, которые, разглядывая незнакомую землю, обменивались короткими замечаниями:
— Достанется и этим теперь…
— Да, брат, рано или поздно, а шкодливый кот наскребет на свой хребет.
Вскоре после перехода границы бригада остановилась. Танки закопали в землю и превратили их в огневые точки.
Вечером Ольга Кадубенко передала по радио приказ командира бригады: всем командирам батальонов явиться в штаб. А когда Николай был примерно в километре от штаба, она встретила его.
— Почему вы всегда ходите один, товарищ гвардии майор? — спросила Ольга после первых приветствий. — Мало ли что может случиться по дороге…
— Вот ты меня и проводишь до штаба. Лучшего сопровождающего мне и не надо, Оленька.
— Вы совсем не бываете в штабах…
— Не приходится, Оленька. Не вызывают меня…
— А мы вчера смотрели кино… «Василиса Прекрасная» была…
От командира бригады Николай вышел уже в темноте. Около машины радиостанции он увидел неясную тень.
— Оленька! — позвал он.
— Это вы, товарищ гвардии майор?.. Уже отправляетесь обратно? Возьмите сопровождающего.
— Зачем? Вот ты меня проводишь до моста через ручеек, с меня и довольно. Тогда мне нисколько не будет страшно.
Несколько минут шли молча: по дороге маячили часовые.
— Вы устали, товарищ гвардии майор? — Нет. С чего бы?
— Как же, все время впереди. Но ничего, — вздохнула она. — Скоро война кончится, и все будет по-хорошему. Такому человеку, как вы, создадут условия.
— Какие условия, Оленька? Зачем? Никаких особых условий не будет и не надо. Да и от кого нам отделяться? Весь народ же воюет. В тылу порой тяжелее, чем нам. Нас, если не убьет или ранит, так только попугает — и все.
— Да, верно…
У мостика распрощались. Николай отправил Олю обратно.
Странные отношения сложились у них, сложились как-то неожиданно для Николая. Он видел, что Ольга любит его, любит искренне и честно, тянется к нему всей своей светлой душой. Правда, она идеализирует его, он кажется ей героем, а ведь он вовсе не герой, он просто один из ломовиков войны, из которых состоит вся армия.
А он? Ему было приятно встречаться с ней, бывать с ней, и в то же время он ее боялся немножко: чувствовал, что Оля заставляет его забывать Нину и всем своим существом противился этому. Он не может забыть Нину, все его мысли всегда направлены к ней. И его охватывала жалость к этой чудесной девушке. Но как быть? Сказать обо всем прямо? Сказать, что есть у него невеста, что он упорно ждет встречи с ней? Язык не поворачивается сделать это. Нет, не потому, что он боялся потерять дружбу с Олей, а потому, что опасался за ее дальнейшую судьбу. Оттолкни ее совсем — мало ли на что она решится? Оттолкнуть ее от себя Николай не мог еще и потому, что, пока он жив и товарищи знают о их дружбе, никто не посмеет обидеть ее. Даже если он погибнет, товарищи не забудут эту девушку.
Не лучше ли, думалось Николаю, придерживаясь тона чуть ли не старика, тона человека, который годится ей в отцы, тянуть до конца войны?
* * *Отгремели жестокие октябрьские бои под Гумбинненом.
В середине января сорок пятого года войска Третьего Белорусского фронта перешли в последнее решительное наступление в районе Восточной Пруссии. Гвардейская танковая бригада не выходила уже из боев до самого конца войны.
