Николай Шундик - Белый шаман
А Кайти ходит к дому по нескольку раз в день, умоляюще смотрит на Пойгина, ждёт, когда он переборет себя. Пожалуй, надо перебороть, именно ради Кайти. Когда она рассказывает, каким чистым будет их дом, то вся будто светится и слова такие находит, что их можно назвать по праву говорениями. Да, надо вселяться в новый очаг, надо порадовать Кайти.
Чугунов закрыл книжицу, дотронулся до плеча Пойгина:
– О чём размечтался? Очнись. Я, кажется, понял главную причину, почему глохнет мотор. Необходимо жиклёр поточней отрегулировать. Вот смотри, как это делается…
Увлечённый постижением мотора, Чугунов только сейчас заметил, как далеко унесло байдару.
– Ого! Того и гляди, у Северного полюса очутимся.
Ну и попыхтим на вёслах против ветра, если мотор не заведётся.
Однако мотор завёлся. Когда он взревел, Пойгин по-отечески прижал голову Тильмытиля к своей груди и сказал:
– Учись и ты понимать этого железного идола – у тебя рассудок, достойный рассудка твоего отца, ты сможешь.
Тильмытиль заулыбался, потом важно приосанился, щуря глаза от встречного ветра.
– Ну, капитан, бери власть на корабле в свои руки. Одним словом, рули сам.
Пойгин пересел на корму, взялся за ручку мотора. Огнедышащий головастый идол дрожал от избытка яростной силы, и эта дрожь передавалась через руку к самому сердцу Пойгина: вот такая же сила бушует и в нём, и потому он всё сможет и всё одолеет, даже тайну немоговорящих вестей. Вот однажды проснётся что-то необыкновенное, и Пойгин поймёт, что тайна постигнута, рассудок его пробился в неведомое, как свет Элькэп-енэр пробивается в земной мир через облака и туманы.
Почти все тынупцы выбежали встречать байдару, на которой гудел мотор. Пойгин окинул толпу внимательным взглядом. Вон и Кайти чуть в стороне от всех. Смотри, смотри, Кайти, что умеет делать твой Пойгин, какая силища «живого железа» теперь подвластна ему. Не волнуйся, Кайти, Пойгин не расшибётся, врезаясь на полном ходу в берег.
– Та-а-ак, сбавь обороты, – подсказывал Чугунов, – гаси скорость. Теперь совсем выключай. Байдара сама с ходу дойдёт до косы.
Едва Пойгин сошёл на берег, как перед ним оказался Ятчоль в своём «галипэ».
– Вот газета! – потряс синим конвертом перед самым носом Пойгина неукротимый в своём ликовании Ятчоль. – Тут я… я тебе укор… можно сказать, не только укор… пожалуй, даже проклятье!
Мильхэр попытался оттеснить скандалиста от Пойгина, но тот забежал к нему с другой стороны и твердил своё:
– Да, можно сказать, что это даже проклятье! А те хорошие слова, которые я в газете о тебе говорю… это так, их придумал Гена. Молод ещё, глуповат, наверное.
Пойгин, мрачно посасывая трубку, мучился в недоумении.
– О чём ты болтаешь? Смотри, как бы ветром не унесло тебя в море на крыльях твоего галипэ.
Кайти по-прежнему стояла чуть в стороне. Лицо у неё было таким печальным, что Пойгин отмахнулся от Ятчоля, устремился к жене.
– Почему у тебя такое лицо? Ты заболела?
Кайти медленно покачала головой, дескать, дело не в этом.
– Я вижу, что-то случилось. Тебя обидели?
И опять Кайти, будто видел Пойгин её во сне, медленно покачала головой, отрицая и это.
– Я хочу тебя обрадовать. Я всё обдумал. У нас будет новый очаг. Через день, через два состоится наше вселение в дом…
И опять Кайти отрицательно покачала головой, а в глазах её отразилась такая боль, что Пойгин невольно схватил её за плечи.
– Что случилось с тобой? Ты не хочешь вселяться в дом?
– В дом будет вселяться Ятчоль, – едва слышно промолвила Кайти и заплакала.
– Почему Ятчоль? Кто сказал?!
– В Тынуп приехал большой очоч. Он сказал…
А в Тынуп прибыл не кто иной, как Величко. Был он к этому времени уже заместителем председателя райисполкома; в гору пошёл, как только в край отозвали секретаря райкома Сергеева. Медлительный, вальяжный, он не растерял своей улыбчивости, пошучивал, посмеивался, хотя и давал понять тем, кто раньше не слишком чтил его, что он не так уж и забывчив. Особенно он это подчёркивал сейчас, при встрече с Медведевым.
– Давненько не бывал я в Тынупе, – сказал Величко с тем наигранным добродушием, за которым таилось: ну вот я до вас наконец и добрался. – Преображается Тынуп. Летом я здесь впервые… Вид прекрасный.
Не могу не согласиться, – сдержанно ответил Артём Петрович. – Прошу вас, присаживайтесь.
Величко медленно опустился в кресло у стола, Медведев сел во второе – напротив гостя.
– Да, посёлок стал посолиднее, – с удовольствием повторил свою мысль Величко. – Кстати, три этих дома… подарок райсовета лучшим охотникам, как они… уже заселены?
– Два завтра-послезавтра заселяются.
– Кем?
– В одном будет жить председатель сельсовета Акко. Во втором – лучший бригадир Мильхэр. Ну а третий… Третий… полагаю, там будет жить председатель артели Пойгин.
Величко вытащил из портфеля окружную газету:
– Вот это читал?
– Прочёл…
– Ну и что скажешь?
– Сочинил некто Коробов от имени человека, которого зовут Ятчоль. И тот дал председателю артели кое-какие полезные советы. Но лучше бы Коробов сделал это от собственного имени.
Величко сбил пепел мизинцем той же руки, в которой держал папиросу. До чего же был изящным его этот привычный жест. Казалось, отучись от него Величко – и сразу что-то заметно убудет в его обаянии. Ещё раз слегка ударив мизинцем по кончику папиросы, Величко многозначительно вздохнул.
– Нет, почему же. То, что чукча даёт совет другому чукче побыстрее расстаться с пережитками прошлого… это куда эффективнее.
Медведев потянулся к бороде, чтобы спрятать усмешку-осу, как бы запутавшуюся в волосах.
– Но ведь реальный Ятчоль и тот, статью которого вы читали, – это небо и земля…
– Досадно, конечно. Но не беда. Есть выход. Будем подтягивать реального Ятчоля до идеала, изображённого Коробовым. А заодно потянутся к идеалу и другие. Вот в чём ценность журналистского хода Коробова. Важно и то, что он видел реального Ятчоля, поверил в него. Значит, почувствовал в нём, как говорится, нечто…
– Я не знаю, что он в нём почувствовал. Однако мне понятно, как нелепо всё это выглядит здесь, на месте. Люди должны верить газете. Но кому же неизвестно, что из себя представляет Ятчоль?..
– Жаль, очень жаль, – несколько капризно и в то же время сокрушённо промолвил Величко. – Жаль, что мы с вами опять расходимся… Даже вот как-то невольно перешёл на «вы».
Медведев удовлетворённо закивал головой и поспешил успокоить собеседника:
– Ничего, ничего. Мне, знаете ли… даже так приятней…
«Всё такой же, независимый и ядовитый, – отметил для себя Величко. – Ничего, я с тебя кое-какой гонорок посшибаю». Вслух вяло сказал, показывая лёгким зевком, что он нисколько не уязвлён:
– Ну, ну, будем на «вы». Я человек добрый, сделаю, сделаю вам приятное… Итак, вернёмся к Ятчолю. Уверяю вас, имя его после этой статьи прогремит на всю Чукотку. Ведь он заговорил об очень тонких, деликатных вещах. Представляется образ чукчи сегодняшнего… Ну если не сегодняшнего, то завтрашнего. Возможно, Коробов его немножко поднял, преломил, так сказать, через свою мечту. Однако важен пример…
Заметив, что Медведеву слушать всё это невыносимо, Величко поскучнел, а затем и рассердился.
– Ну вот что, Артём Петрович, вы знаете мою деликатность… Я не однажды проявлял её по отношению к вам…
– О, как же, как же!
– Напрасно иронизируете. Теперь имейте в виду следующее. В третий дом войдёт не Пойгин, который, как мне известно, предпочитает ярангу, и это вполне логично, подчёркиваю… войдёт не Пойгин, а Ятчоль. И нового председателя артели придётся искать, не исключено, что пришлём со стороны…
Артём Петрович, запрокинув голову, долго смотрел в потолок, как бы в этом видел выход, чтобы зло не рассмеяться.
– Да, мы именно Ятчоля поселим в дом, хотя бы в знак благодарности вот за это! – Величко пришлёпнул растопыренной пятернёй по газете, лежавшей на столе. – Проведём это через райсовет. А ваша задача… задача работников культбазы… сделать всё возможное, чтобы этот человек тянулся к тому уровню, на каком его будут видеть чукчи других мест, полагая, что такой Ятчоль действительно уже существует. Он должен, должен быть таким! Только постарайтесь, подойдите к нему без предвзятости, по-человечески…
Артём Петрович мрачно молчал, потому что ничего, кроме негодования, не испытывал.
– Что же вы молчите?
– Вы хотите, чтобы я заговорил?
– Вы не угрожайте. Забудьте старые замашки. В конце концов, оцените факт, что я прибыл к вам на сей раз совершенно в новом качестве.
– Простите, но я посмею возразить… Коль скоро вас устраивает фикция… я вижу вас совершенно в прежнем качестве…
От пухлых щёк Величко отхлынула кровь. Он долго смотрел остро прищуренными глазами на Медведева, который повернулся к нему боком с подчёркнутым видом полнейшего пренебрежения, наконец сказал:
