Григорий Терещенко - Счастье само не приходит
Григоренко улыбнулся. «След... надолго остаться... А надолго ли сделанное мною сохранится? Многое ли смогу еще?..»
Люба Зинченко так и не выступила. Хотя готовилась, даже заметки набросала. Хотела сказать, что комсомольская организация выросла, теперь их сорок два человека, и что нечего сидеть в обороне. Пора идти в наступление против пьянства, бесхозяйственности, хамства...
«Нет, лучше эти вопросы сначала на бюро обговорим,— решила она. — А потом уже вынесем на отдельное собрание».
Григоренко шел с комсомольского собрания с таким чувством, словно побывал на уроке. И не преподавателем, а обыкновенным учеником.
7
Ростислав Лисяк, встретив Белошапку, сказал:
— Решил к вам перейти.
— На строительство?! — удивился Остап и посмотрел прямо в глаза Ростиславу. — У тебя ведь специальность другая. Подрывнику у нас пока что делать нечего.
— Боишься брать? Не доверяешь? — с обидой спросил Лисяк.
— Почему не доверяю? Этого и в мыслях нет.
— Хочу помочь. Серьезно говорю. Тебе помочь, Остап Вавилович! Знаешь... до сих пор совесть гложет. В долгу я у тебя, — смущенно проговорил Ростислав.
— Ну, если помогать хочешь, то приходи. Буду рад. Только на-какую работу тебя поставить?
— Каменщиком. Или помощником. Лет шесть назад мне приходилось укладывать кирпичи. Правда, недолго — месяца три.
— Пойдешь тогда к Бегме. Там что-то не ладится,— подумав, сказал Остап.
— Значит, не возражаешь? Весь выложусь, а помогу...
8
За грубо сколоченным столом сидят «козлятники», но не играют. Курят, перемигиваются, ухмыляясь поглядывают на Бегму.
— Ну, хватит! — не выдержал тот наконец и стукнул кулаком по столу.— Пошутили, и будет! Где домино?!
Словно в ответ на этот стук дверь распахнулась и на пороге появились новички. Все в солдатских ушанках и шинелях. Только на шапках не было звездочек, а на шинелях — погон.
— Приветик, армия! — поднял руку Верхогляд, парень с длинными, нечесаными космами. — Тугрики забивать притопали? Тут вам, братва, не ать-два!..
— В Америке с такими патлами вообще не работают, — ответил один из демобилизованных и отрекомендовался:— Тришкин моя фамилия, Македон. Я — каменщик, плотник. Мои товарищи тоже строители...
— Чего это ты там про Америку? — спросил его кто-то.
— Не про Америку, а про хиппи.
— Что это за хиппи? Звери, что ли?
— Нет, не звери. Лет десять назад мальчишки и девчонки из зажиточных семей объявили протест современной цивилизации: ушли из дома и образовали собственные поселения — общины. Не работали, не учились, проводя время в бесцельных странствиях, проповедуя «свободную любовь».
— На какие же шиши они жили?
— Деньги они добывали как придется, не брезгуя воровством. Не отказывались и от подачек родителей. Но мода прошла. Хиппи побрились, постриглись, оделись в костюмы и белые сорочки.
— Так ты, Верхогляд, оказывается, уже консерватор, — потянулся Бегма к его шевелюре.
— Вот я как схвачу! — взъерошился Верхогляд.— Жену свою таскай за волосы! А я — какие хочу, такие и носить буду!
— Ну и носи, только чаще мой! — буркнул Бегма, а потом обратился к прибывшим: — Надолго вы к нам? Пятки не смажете?
— Строительное дело мы полюбили, — ответил Македон.— А ваш начальник отдела кадров говорил, когда к нам приезжал, что у вас тут большая стройка намечается.
— Ну, если надолго, то хорошо. До обеда знакомьтесь с техникой безопасности, обживайтесь, а потом за дело. На вас большая надежда...
— Товарищ мастер, который теперь час? — открывая дверь, спросил Белошапка.
Увидев прораба, все тут же начали расходиться.
— Хлопцы, кто прихватил мои рукавицы? — спросил Македон Тришкин.
— Визит вежливости, так сказать, — захихикал Верхогляд.
Македон молча посмотрел в упор на Верхогляда.
— Чего уставился?
— Да вот смотрю, заест тебя совесть?..
— Ха, чудак! Знаешь, где моя совесть?
— Догадываюсь.
— Тогда все в порядке, — бросил Верхогляд и кинулся догонять бригадира Егора Коноплю.
Глава третья
Перед самым Новым годом Григоренко привез Оксану к себе домой. Никакого торжества по этому поводу решили не устраивать.
Сергей Сергеевич купил на базаре большую пушистую елку и установил ее посредине комнаты, на месте круглого стола, который вынесли в коридор.
В восемь вечера зазвонил звонок. Первой в прихожую выскочила Ирина. На ней было короткое платьице и белый фартучек. В волосах — белый бант-бабочка. Пришли три девочки. Одна была совсем маленькая. Должно быть, и пяти лет не исполнилось. К ним подбежала Верочка, дочка Оксаны Васильевны.
— Ну, раздевайтесь скорее.
Минут через пять пришли еще две девочки.
Оксана Васильевна позвала дочку в комнату, прикрыла дверь и сказала:
— Доченька, ты что же, весь детский садик пригласила? Ведь Ирины подружки тоже придут.
— Нет, мамочка, не всех. Только лучших подруг.
— Ну и прекрасно. Будь умницей.
— Хорошо, мамочка, — ответила Верочка нетерпеливо, ей хотелось поскорее бежать к елке. За ней так темно и таинственно, как в настоящем лесу. Там удивительно пахнет хвоей и мандаринами...
— Хорошо, беги. Только не ссорьтесь! — отпустила ее Оксана Васильевна.
Верочка радостно выбежала из комнаты. Нет, без нее еще не начали играть. На елке много-много, пока еще не зажженных, электрических лампочек: красных, желтых, фиолетовых... Их бабушка купила.
Снова звонок. На этот раз — подруги Иринки.
Елизавета Максимовна выключила в комнате свет, подошла к елке, и... от неуловимого движения руки елка вспыхнула разноцветными огоньками.
«Судьба бабушек — по праздникам сидеть дома»,— подумала Оксана Васильевна.
Пришли Славик Драч и Вова Борзов. Славик был более стеснительным мальчиком, чем его приятель. Почти все время помалкивал.
Верочка уперла ручонки в бока и стала притопывать своими красивыми туфельками. Вова начал показывать, как нужно стоять на голове.
— В космонавты готовишься? — спросила его Рита Назаренко. — А у самого, небось, поджилки трясутся!
— Может, и в космонавты. — Вова стал на ноги и церемонно поклонился, размахивая над полом воображаемой шляпой.
Играли в «Теремок», «Гуси-лебеди», «Мышеловку».
В мешочках из цветной бумаги, которые лежали под елкой, были приготовлены для детей подарки: апельсины, яблоки, конфеты... Бабушка раздаст их позднее, когда станут расходиться. Но она все же не удержалась и выдала всем по мандарину и хлопушке раньше времени. Дети тут же начали стрелять из хлопушек и весело хохотать. Потом надели маски и стали прыгать вокруг елки.
«Сейчас только девять, — подумала Оксана Васильевна.— Чем же бабушка будет их развлекать? И Сергей где-то задерживается. Надо же такому случиться, чтобы тепловоз под самый Новый год вышел из строя. Кому праздник, а комбинат все равно должен за сутки два эшелона щебня отгрузить».
Звонок. Хорошо, если он.
В прихожую выскочила Верочка:
— Папка пришел!
Сергей Сергеевич поцеловал Верочку в щечку и подбросил вверх.
— А где же Иринка?
— Там, она — зайчик, — ответила Верочка и побежала к елке.
— Папка пришел! — радостно сообщила она всем.
— Это не твой папа, — надулась Ирина, — а мой.
— А у меня еще папа есть! — не осталась в долгу Верочка и ушла к подружкам.
Когда Сергей Сергеевич появился в комнате, ребята забрасывали друг друга мандариновыми корками.
— Так не годится, поскользнется кто-нибудь и ногу может сломать. Давайте-ка соберем все с пола, — улыбнулся он ребятишкам.
Вмиг все было прибрано.
— А кто из вас умеет петь?
— Я! — отозвалась Верочка.
— Ну, ребятки, пусть Верочка первой споет. Хорошо?
— Хорошо! Хорошо!
Верочка весело, тонким голоском начала:
Дед Мороз, Дед Мороз,
Ты нам елочку принес.
Начинаем хоровод,
Потому что Новый год!..
После песенки ребята стали читать стихи.
Когда очередные аплодисменты утихли, Елизавета Максимовна подошла к сыну:
— Сережа, вам пора собираться. Я сама с ними займусь. Да их скоро уже и по домам разводить надо.
— Хорошо, мама.
Мать пошла к детям, а Сергей Сергеевич сказал Оксане:
— Знаешь, вчера твой бывший муж приходил.
— Зачем?
— Устраиваться на работу слесарем.
— И ты принял?
— Нет. Он же уволился от нас по собственному желанию. Пусть теперь работает в другом месте.
— Только поэтому?
— Не только... Хотя он вроде бы изменился к лучшему. Стал в вечернюю школу ходить. Пить бросил.
— Откуда ты знаешь?
— Сам рассказал мне.
— Он знает, что я к тебе переехала?
