Петр Замойский - Лапти
— Мавра! — сразу подхватило несколько голосов из сеней.
— Ма-а-авра-а! — передалось на крыльцо.
— Ма-а-авра-а-а! — совсем далеко и приглушенно послышалось на улице.
Алексей догадался, что теперь собралась толпа, пожалуй, чуть ли не со всего села. Ясно было, что многие пришли сюда не только ради церкви.
Мавру отыскали. Отыскали и Секлитинью с Авдотьей. Всех их пропустили к двери, у которой стоял Алексей… Прежде чем впустить, он предупредил баб:
— Кроме них, никто не старайтесь. Эту тройку включаем в комиссию.
— Чего они поймут? — раздался женский голос.
— Как доймут, так поймут, — складно разъяснил мужской голос и звонко расхохотался.
За дверью начались наказы:
— Тетка Мавра, не вздумай сдаваться!
— Авдотья, гляди, — живыми не выпустим!
— Секлитинья, ключи не отберете — волосы выдерем!
Тройку впустили. Сначала они вошли храбро, потом вдруг растерялись. Ни одна из них до сего времени не была еще в клубе. Стыдом считалось заходить сюда степенным бабам и старухам.
— Садитесь, товарищи, — любезно попросил их техник. — Усаживайтесь, пожалуйста.
Обстановка ли так подействовала, или любезность техника, но только пыл с баб слетел. Главное, эта тишина: Там, на улице, что? Галдеж, ругня, крики. А тут ласково: «Усаживайтесь, пожалуйста».
— Давайте, зачем нас звали, — первой заговорила Авдотья.
— Сию минуточку, — ответил техник. — Так вот, товарищи гражданки…
Техник говорил только о технической стороне и совсем не заикался о приспособлении церкви под школу или больницу.
— Зданию грозит развал. Потолок совсем сгнил. Стены, сами видели, какие. Колокольня накренилась на три: градуса к северу, достаточно маленького сотрясения — и она рухнет. Не починка нужна, а фундаментальный ремонт. В таком здании я как техник не могу разрешить, скопления народа.
За дверями чутко прислушивались ко всему разговору. То и дело слышались досадные окрики: «Да тише вы там!» Туда в точности передавалось все, что говорилось, здесь. И едва техник упомянул, что фундаментальный ремонт обойдется в семь с половиной тысяч, как за дверями словно снаряды лопнули. Но кто-то зычно проревел:
— Подождите орать! Слушайте, что наши им скажут!
Говорила Авдотья. Она средних лет и в девках, видно, считалась красавицей. Как только заговорила, щеки ее: густо покрылись румянцем, голос задрожал:
— Товарищ техник, верующим такая сумма не под: силу… За эдакие деньги можно новый храм выстроить. Вы, товарищ техник, не так высчитали. Вы хотите отпугнуть, чтобы мы сами отказались.
— Давайте вызовем другого техника, — проговорил Алексей.
За Авдотьей взволновалась старуха Мавра. Помня, что она не на улице, всячески старалась унять свой звонкий голос. Но это ей плохо удавалось.
— И-их, со-окол! — крикнула она. — Да на кой ее чинить? Нам чтобы простояла еще годков пяток, а там бог с ней. Может, сами откажемся и с рук на руки передадим вам. А может, за это время все и подохнем, Только потолок бы чуть поправить. Вон заднюю стену, видали, как отделал Гаврила…
— И украл двести целковых, — перебил Алексей.
— И бог с ним. Он, а не ты, перед господом будет отвечать. И так сказать, небось мы ему жалованья не платим. Где человеку за свои хлопоты взять?
Секлитинья тоже не из молчаливых. Да и как смолчать, если за дверями слушают сотни ушей. Обвела Секлитинья помещение глазами и вздохнула.
— Ишь у вас как тут гоже! Вам-то вот есть где повеселиться, а нам и приткнуться негде. Только и отведешь душеньку, что в храм божий сходишь.
— Стало быть, вам церковь вместо клуба? — спросил Скребнев.
— У старух нет ничего.
— Приходите сюда.
— Чуть бы помоложе, потопали не хуже.
Тогда начал Алексей. Он убеждал, что такому большому помещению без толку стоять нельзя, что здание школы тесно, нет никакой в селе больницы, нет даже фельдшерского пункта, а болезней — лопатой греби.
— Отремонтирует сельсовет здание церкви, устроит в одной половине школу, в другой — больницу. Не придется тогда ездить в Алызово. Как прихворнется какой старухе — сюда.
Говорил Алексей мирно и убедительно, и чем больше говорил, тем заметнее было, что бабы, хотя туго, все же склонялись к закрытию церкви. Но чем больше соглашались депутатки, тем громче слышался шум за дверями. Скоро снова послышались стуки. Алексею стало ясно, что этих баб уговорить особого труда нет, но как уговорить ту ораву, которая собралась на улице? В конце концов весь этот разговор Алексей счел бесполезным. В двери били, казалось, уже не кулаками, а поленьями. Скоро дверь хрястнула, и в клуб лавиной хлынули бабы.
В первую минуту они тоже оробели. Передние начали пятиться, но задние напирали на них, подбадривали:
— Не бойтесь, не бойтесь! Все идите! Дружней держитесь!
Клуб набился так, что стоять было негде. Три депутатки, облегченно вздохнув, быстро исчезли в толпе, а комиссия перебралась на сцену.
Тревога охватила Алексея.
Надо немедленно открывать собрание, пока не разбушевались бабы Настроение у них воинственное.
Пристально всматривался Алексей в лица баб. Но на какую бы ни посмотрел, она или отворачивалась, или смотрела вызывающе злобно.
Собрание открывать пришлось не Алексею. Открыла его Пава-Мезя, крикливая и бестолковая старуха. Весь свой век мытарилась она по чужим людям. Ни лошади, ни коровы у Павы нет, а в грязной избенке теснились четыре внука, оставленные снохой, которая, как только убили ее мужа на колчаковском фронте, скрылась куда-то. Паву всегда в первую очередь снабжали хлебом из комитета взаимопомощи, о ней первой заботился сельсовет, чтобы нарядить кого-нибудь запахать землю, в жнитво — скосить, привезти снопы и обмолотить. Паве первой бы надо вступить в колхоз, но она оказалась самой злобной противницей его, всюду громче всех кричала против и сплетни сочиняла ядовитее, чем Варюха-Юха. За церковь же обещалась любому глаза выцарапать.
Только взглянул на нее Алексей и строго покачал головой, как она звонко крикнула:
— Что на меня глаза уставил? Говори, зачем наряжали?
— Кто вас наряжал? — быстро спросил Алексей.
Но бабы, стоявшие возле Павы, догадались, что старуха может проболтаться, и дружно ответили за нее:
— Никто нас не наряжал. Мы сами пришли.
— Что же вы хотите, гражданки?..
— Церкву не дадим! — закричали сразу несколько баб.
— Церковь! Будем говорить о ней. Только не шуметь. Кто хочет сказать?
Притихли бабы. А по суровым, возбужденным лицам видно было, что вот-вот снова заорут.
— Никто! Тогда слово даю технику.
Техник вышел на край сцены, в руках держал наскоро составленный акт. Бабы, не спуская глаз, уставились на него. Слушали с большим напряжением. Ждали того слова, которое взорвет их: о сумме на ремонт. Техник — человек бывалый. Слова, которого ждали, не говорил.
Нарисовав самую мрачную картину обвала церкви, он твердо заявил:
— По имеющимся у меня правам я ни в коем случае не могу разрешить открыть церковь для службы.
— А за семь тысяч можно? — крикнула Пава.
— Вот, — спокойно продолжал техник, — теперь о сумме. По моему подсчету на фундаментальный ремонт потребна сумма не меньше семи с половиной тысяч рублей.
— Ого-го! — взорвался выкрик.
— Семь тысяч!..
— Как язык повернулся?!
Алексей знал: сколько ни старайся сейчас унять, ничего не выйдет. Он сидел и равнодушно наблюдал, как орали бабы, стараясь перекричать друг друга.
Более часа сотрясал стены бестолковый гам, а когда начал стихать, Алексей встал.
— Накричались? — усмехнулся он.
— А что?
— Малость отдохните, я покричу.
— Ори, послушаем, — не то сердито, не то шутливо ответили бабы.
Первым делом, все-таки хочется знать: кто же вас собрал сюда? Очень дружно заявились. Вот если бы так ходили на собрания. Зачем вы пришли? Церковь защищать? А кто ее обижает? Стоит она, и пусть. И поп сбежал.
— Черт с ним, — перебила Пава, — другого найдем.
— Дело ваше, — согласился Алексей. — Только, гражданки, технический осмотр доказал, что в таком помещении служить вам не разрешат. Церковь надо отремонтировать. Без ремонта ничего не выйдет. Ключи находятся у меня, и я их вам не отдам. Имущество церкви принадлежит государству — стало быть, пока ключи у меня, я отвечаю за имущество. Чтобы долго не канителиться, составляйте сейчас же список верующих, избирайте комиссию. Ей поручите собрать деньги, подыскать материал, нанять плотников…
— Ключи отдай! — неожиданно крикнула Пава.
— Ключи! — раздалось дружно.
— Что ты нам, как дуракам, завел обедню!
— На смех, как глупеньких!
— Ключи отдай!
— Ключи-и!
