Петр Замойский - Лапти
— Спасибо, — еле промолвил поп, дрожа от испуга и с похмелья.
Подвода стояла за углом. Чалый, спрятав голову в воротник, глубоко уселся в санки. Рядом с ним поместился милиционер. Афонька, кучер, крепко дернул мерина. Тот с места взял крупной рысью, и — под сонный собачий брех, при бледной выщербленной луне, морозной ночью — увезли последнего алтынника из села.
Ключи
О попе вспомнили только на третий день. Первым забеспокоился хозяин, у кого он стоял на квартире. Поискал-поискал, кое-кого поспрошал, — нет: никто Чалого не видел. Об этом заявил Алексею.
— От ареста удрал, — заметил он.
Этому поверили: кое-кто втайне порадовался, что поп провел сельсовет. Иные даже в глаза Алексею смеялись:
— Что, проворонили?
— Не до попа мне! — отмахивался Алексей.
Во что бы то ни стало церковь решили закрыть. Момент самый подходящий.
Скребнев и Алексей написали заявление в рик, чтобы срочно прислали к ним техника для осмотра церкви. Заявление отвез Афонька.
Техник приехал рано утром прямо к Алексею. Тот усадил его, зазябшего и проголодавшегося, завтракать. Пока техник ел разварную картошку, послали Афоньку за церковным старостой. Старосту решили включить в комиссию.
Алексей рассказал технику, для какой цели они думают приспособить помещение церкви.
Говорили долго и подробно. Уже напились чаю, уже Дарья убрала посуду со стола, перешел разговор на другое: о предполагавшейся стройке электростанции на реке Суре, — а староста все еще не являлся. Вошел Скребнев. Тоже удивился, что старосты все нет.
Через некоторое время, запыхавшись, ввалился Афонька.
— Как? Гаврила не пришел? Ах ты, бес! Это он что-нибудь выкомаривает.
И опять побежал за ним. А между тем Гаврила, не торопясь, вышагивал вдоль дворов и нырял из избы в избу. Вот, наконец, он направился к дороге. Навстречу ему шла женщина с кувшином.
— Далеко ли, Феклуша? — ласково спросил ее Гаврила.
— Кислого молочка маме несу.
— Да нынче, никак, пост?
— Знамо, пост. Только Авдей говорит: «больной можно». А ты, дядь Гаврила, куда?
Нехотя ответил:
— В совет потребовали. Техник приехал. Церковь, что ли, хотят закрывать…
Как очумленная, остановилась Феклуша и долго-долго смотрела вслед уходившему старосте. Затем торопливо, словно опомнившись, побежала к матери, возле соседней избы увидела двух баб и тревожно крикнула:
— Эй, вы ничего не знаете?
— Нет! — ответили бабы.
— Церкву техник приехал закрывать.
— Ври?!
— Сквозь землю провалиться! Во-он дядю Гаврила в совет вызвали.
— Пойдемте и мы!
Староста подходил к мирскому колодцу. Там стояли три молоденькие бабы. Поставив ведра и что-то рассказывая друг дружке, они весело смеялись.
— Здорово, молодухи. Кудахчете тут, а свекрови небось дожидаются вас с водой.
— Идол с ними, подождут. А ты куда, старый, ноги направил?
— Закудыкали, — усмехнулся староста, — пути не будет. В совет, молодухи, вызывают.
— Ой, засудят тебя!
— Мне себя не жалко, а вот церковь, — ее хотят прихлопнуть.
— Кто осмелится руку поднять?
То-то — кто. Техник из района прикатил.
Бабы торопливо зачерпнули воды и встревоженно разошлись по домам.
Скоро по улицам заметались их рыжие полушубки. Некоторые позавтракав, а другие не завтракав, кое-как набросив на плечи поддевку или шубейку, выметывались из избы на улицу, сливались с толпой и бежали: кто к церкви, а кто во второе общество, чтобы и там известить баб.
А Гаврила все шел. Шел медленно, вразвалку, словно резать его вели. Борода покрылась инеем, на усах висели сосульки. По дороге решил зайти во второе общество, к свату Петру Сергеичу…
Собравшиеся у Алексея то и дело посматривали в окна, не идет ли церковный староста. Вдруг Алексей заметил: по улице началось какое-то движение. Сначала торопливо и встревоженно прошли три бабы, за ними еще с пяток, вот уже группа в десяток, а потом и засновали. Размахивая руками, останавливались, что-то, видно, кричали и снова устремлялись в сторону церкви.
— У вас сегодня женское собрание, что ль? — спросил он Дарью.
— Нет, а что?
— В чем же дело? Куда бабы спешат? Иди-ка узнай.
Дарья наскоро накинула шубу на плечи и выбежала на улицу.
Едва бабы увидели ее, как вперебой, оскалив зубы, закричали:
— А-а, выскочила с пузом! Глядите, добро какое носит!
— Твой кособровый лучше не старайся.
— И ты, мокрохвостка, не верти подолом. Храма божья мы вот вам…
Бабы дружно показали кулаки.
Не дожидаясь церковного старосты, группа, во главе с Алексеем, направилась тоже к церкви. Возле нее уже стояла и галдела нарастающая толпа. Кое-где виднелись и мужики, но они держались поодаль.
Увидев сельсоветчиков, бабы притихли и враждебно насторожились.
— Вы что собрались? — спросил Алексей.
— Собираться не заказано, — ответила Авдотья, стоявшая впереди.
— Кто говорит — заказано? Только почему волнуетесь?
— Мы не волнуемся. А вот вы зря за это дело взялись, — выступила Мавра.
— Какое дело?
— Как будто не знаешь? За коим лешим техник приехал?
— Он прислан для осмотра церкви, — выступил уже Скребнев.
— Чего ее оглядывать! Вот она, вся тут, — указала Мавра на церковь.
— Скажите, кто вас сюда накликал? — прищурился Скребнев.
— Сами собрались, — ответили бабы.
— Староста вам натрепал!
— А церковь закрыть все равно не дадим. И не думайте, что думаете! — выкликнула Авдотья. — Раз вы сами бога не признаете, отойдите в сторону.
— Никто церковь закрывать не собирается, — ответил Алексей. — Но в таком помещении вам служить все равно не разрешат. Вас потолком придавит.
— Пущай давит. Зато все в рай пойдем, — усмехнулась Мавра.
Из совета принесли пару несоразмерно огромных ключей. Бабы, увидев ключи, оживились, взволнованно зашептались, а как только Алексей с техником пошли к церкви, они тоже дружно двинулись за ними. Пока вкладывал Алексей ржавый ключ в гигантский, с коровью голову, тупорылый замок и отпирал колокольню, бабы вызывающе истово принялись молиться и старательно отпускали низкие, чуть не до снега, поклоны. Войдя в церковь, они снова, еще усерднее начали креститься и, вздыхая, поочередно прикладываться к иконам.
Алексею противно было смотреть на этих молящихся баб. Он знал, что усердствуют они притворно, что в самом деле не такие они богомольные, а некоторые совсем и не помнят, когда в последний раз в церкви были.
«Ой вы, змеи», — усмехнулся он и позвал техника в алтарь.
Потолок в алтаре отвис. В любой момент он готов был рухнуть. В алтарь бабы не пошли. По церковному закону входить туда им не разрешалось. Они толпились возле клироса и чутко прислушивались ко всему, что говорил техник.
— Служить в этом помещении решительно нельзя, — твердо заявил он и, уходя, еще раз тревожно покосился на потолок.
Техник измерял церковь вдоль и поперек, стучал кулаком в стены, заглядывал под ощеренную штукатурку, откуда потихоньку сыпалась желтая пыль гнилушки, посмотрел на дыру в потолке, в которую этим летом провалился кровельщик, сломав себе руку.
За техником неотступно ходили бабы и зорко смотрели, что он делал.
Скоро все было осмотрено, измерено, простукано. Напоследок оглядев еще колокольню, угол которой так накренился, что выщелкнулись бревна, техник вместе с Алексеем и Скребневым, в сопровождении свирепо настороженных баб, направились в клуб. Едва вошли туда, как за ними ринулись и бабы. Алексей кивнул Афоньке, тот закричал на них: «Ку-уда?» — и перед самым их носом запер дверь на крючок.
— А старосты все нет, — вспомнил Алексей.
— Он и не придет Ему только баб надо было взбулгачить.
Не успели подсчитать, во что обойдется ремонт церкви, как в дверь сначала тихо, затем громче и настойчивей застучали. По шуму голосов не трудно было догадаться, что баб собралось еще больше. Скоро все немудрящее здание клуба задрожало от сплошного грохота.
— Давайте некоторых включим в нашу комиссию, — предложил Алексей.
Решили впустить Авдотью, Мавру и Секлитинью: главных церковниц. Не успел Алексей открыть дверь, чтобы вызвать их, как бабы с визгом хлынули в дверь.
— Куда вас! — крикнул Алексей и с растерянной торопливостью принялся выталкивать их.
Он повел разговор через дверь. Но голос его не был слышен. Стоял гул и угрожающая ругань. Алексей принялся сам стучать в дверь. Одна баба, стоявшая, видимо, возле двери, крикнула:
— Эй, не орите! Баить с нами хотят.
Шум замолк.
— Тарасова Мавра здесь? — крикнул Алексей.
— Мавра! — сразу подхватило несколько голосов из сеней.