Тахави Ахтанов - Избранное в двух томах. Том второй
Вот и все, что мне рассказал Нурдыбек. Гайни-апу пришлось отправить в больницу. Нелегко было нам всем, но особенно тяжко Галияш. Душевная болезнь сразила мать, единственно близкого ей человека, а дочь не могла быть рядом, не разрешалось даже видеть больную. Девочка страдала вдвойне.
Я не знал, что предпринять. Действительно ли Гайни встретила Мурзахмета? Если так, то где он находился до сих пор? Должен был хотя бы весточку дать о себе. Или это был кто-то другой, очень похожий? Тогда кто же этот двойник, сыгравший злую шутку над бедной женщиной, сам того не желая?
Ясно было одно — причиной болезни Гайни-апы стал Мурзахмет. Прошло около пятнадцати лет, как она проводила его на фронт и получила известие о его гибели, но Гайни-апа не верила в черную весть, сохранила мужа живым в своей душе. Я как-то привык постоянно слушать из ее уст имя Мурзахмета. Откровенно говоря, эта печальная история по-новому раскрыла душу Гайни-апы. Оказывается, все эти пятнадцать лет она ни единого дня не жила без Мурзахмета. Как безропотно переносила она тяжести одинокой жизни! В трудные дни, забыв о горестях, мысленно успокаивала мужа: «Только ты не горюй, Мурзаш, а мы как-нибудь проживем...» А в дни маленьких радостей, на скромных вечеринках в день рождения Галияш или по случаю перехода в другой класс, она радовала его, приговаривая: «Смотри, Мурзаш, как идет Галияш новое платье. Видишь, какой красивой она растет, стройной и с каждым годом все больше похожа на тебя».
Не знаю, как ты считаешь, доброе это качество или худое, но бывают люди, у которых нет своей жизни, их жизнь как бы растворяется в другой, чужой судьбе. Они как веточки на деревьях, если их оторвать от ствола — зачахнут. Когда-то давно, до своей свадьбы, Гайни-апа забыла себя, свою жизнь и стала жить жизнью Мурзахмета.
Я знал матерей, которые не верили в смерть сына. «Если не видела его мертвым своими глазами, не верю», — говорили они. Это матери. Но жену такую я увидел впервые.
Нелегко мне было, когда Гайни-апу увезли в больницу. Думал я, думал и решил съездить в город, попытаться выяснить, кто же мог ей повстречаться возле ресторана. А вдруг действительно Мурзахмет?
Но как найти человека без адреса в большом городе? И примет никаких, Нурдыбек не успел разглядеть его. А если это был Мурзахмет, то он приехал в город из другого места. Не мог он жить так спокойно в нашем краю, вблизи своей семьи. Следовательно, надо поискать его в гостиницах. А если он остановился у знакомых?
Я решил первым делом прочесать все гостиницы. И вот в одной из них, расположенной на окраине, в списке жильцов увидел фамилию Естемесова. Время было позднее. Дежурная протестовала: «Жильцы спят, не надо беспокоить их». Но я не стал ее слушать и, даже не постучав, ворвался в комнату. Горел свет. За столом сидел мужчина, опустив голову на руки, больше никого не было. Когда открылась дверь, он вздрогнул, потом опять опустил голову, наверное, подумав, что пришел какой-то приезжий занять свободную койку. Казалось, он забыл о моем присутствии и не обращал внимания на мои покашливания. Я подошел вплотную и спросил: «Вы Мурзахмет Естемесов?»
Он встрепенулся, резко поднял голову и уставился на меня в ожидании недоброго. Испуг на его лице сменился мучительно немым вопросом: «Где я вас видел?»
«Меня зовут Мангас Нуржанов. Может быть, вы меня помните?»
Он заморгал: «Мангас?.. Мангас... Ты жив?!» — и медленно поднялся мне навстречу.
Думаю, что лицо мое было не слишком приветливо. Он протянул было руку, но так и застыл, продолжая бормотать: «Вот так встреча... Неожиданно... Значит, ты жив? Ну, присаживайся. Время-то какое позднее. Раз уж встретились фронтовые друзья, надо бы...»
Мангас опять на мгновение умолк, припоминая дальнейший разговор, и я спросил его:
— Тебя мучила совесть, что ты бросил Мурзахмета на болоте. А теперь оказалось, что это он тебя бросил. И если бы тебя не подобрали санитары...
— Нет, в ту встречу мы не вспоминали о том, как расстались на болоте.., — Мангас поморщился, вопрос мой ему не понравился. — Вообще, надо сказать, Мурзахмет не был трусом на фронте. Но не о том сейчас речь. Сам понимаешь, наша встреча в гостинице не могла быть радостной. Немного освоившись, Мурзахмет выразил недоумение: почему я его разыскиваю специально и веду себя более чем сдержанно. Удивительное создание человек! Когда-то мы были самыми близкими друзьями, в окружении смертельной опасности жили душа в душу. Никаких секретов не было тогда между нами. Раненые, поддерживая друг друга, мы вместе спасались от смерти. Смешалась кровь от наших ран.,. И вот теперь... Передо мной сидел Мурзахмет. Нет, передо мной сидел другой человек в обличий Мурзахмета. Чужой, далекий... С другим человеком я был на фронте. Его зов до сих пор стоял у меня в ушах: «Мангас!..» Он звал меня, как самого близкого, единственного на всем белом свете.
А разве Гайни-апа не звала его всю жизнь? Мне так и чудится ее тихий шепот: «Мурзаш...»
Я разозлился и без обиняков сказал:
«С Гайни-апой несчастье. Она тяжело больна».
«Откуда ты ее знаешь?!»
«Уже несколько лет мы с ней живем по соседству, Галияш недавно окончила десятилетку».
Мурзахмет выглядел жалким в эту минуту. Опустив голову, он долго молчал.
«Я совершил непростительную ошибку, — промолвил он, не поднимая головы. — Но теперь ее не исправишь. Молодость, увлечения... Я женился на другой. Думал, что Гайни давно забыла меня и успокоилась... Я видел ее возле ресторана... Но чем я могу помочь? Я не знаю, как это сделать, Мангас, посоветуй. Ты однажды спас меня от смерти, помоги мне еще один раз...»
Говорил он невнятно, заискивающе, опустив глаза, словно напакостивший мальчишка. Я смотрел ему в лицо, но он упорно отводил взгляд. Я хотел видеть его не таким. Каким угодно, только не таким.
«Я тебя прошу об одном: не попадайся больше на глаза ни Гайни, ни своей дочери. Это единственно возможное одолжение с твоей стороны».
Я пошел к двери. Мурзахмет встал и только сейчас осмелился взглянуть на меня. Я увидел в его глазах боль и одиночество, точь-в-точь как тогда на болоте. Он попытался еще что-то сказать, но я больше не хотел оставаться с ним... Вот так и расстались два фронтовых друга.
— А ты не сказал Галияш, что ее отец жив?
— Сказать Галияш? Даже я, повидавший немало на своем веку, после этой встречи до сих пор хожу сам не свой, будто у меня украли самое дорогое в жизни. У Галияш есть любимый отец, павший смертью храбрых на поле боя. Она гордится им. Зачем я буду лишать ее этой светлой гордости?..
С Мангасом мы расстались вечером. На горизонте догорали последние лучи заката. Открывая дверцу машины, я увидел Гайни-апу. Она сидела на завалинке возле дома, маленькая, худая, и казалась высохшей мумией, только в больших черных глазах светились багряные отблески заходящего солнца.
1967
В СТОРОНЕ ОТ ФРОНТА
Итак, я попал в госпиталь. Расположился он в трех-четырех километрах от освобожденной нами осенью станции Партизаны. Дня через два я вышел на улицу, увидел это село и узнал его. Оно вызвало во мне наплыв теплых чувств... Помню, мы вошли в село на рассвете. Вошли по пятам отступающих немцев. Все жители от мала до велика высыпали на улицу, смешались с ровными рядами идущих в строю солдат, пытались сунуть каждому — кто крынку молока, кто хлеба. Слышалось жаркое: «Дождались, пришли наконец родимые!», и просьбы: «Отдохнули бы, зашли бы в дом, угощенья отведали». Дойдя до конца большого села, остановились на короткий отдых. Мы, несколько солдат и офицеров, расположились в одном доме. Хозяйка, женщина средних лет, суетясь от радости, угощала нас чем могла. Ее дочь, почти взрослая, красивая девушка, тоже бегала, наливала нам воду на руки, подавала на стол. Я и теперь ощущаю во рту вкус холодного с ночи молока, которое они нам подносили. Не помню точно, о чем мы тогда говорили. О чем могут говорить люди, встретившись после долгой томительной разлуки? Вот также и мы, перескакивали с одного на другое. Иногда смеялись счастливо.
Через полчаса снова отправились в путь. Расставались с трудом. Как можно забыть девушку с опечаленными глазами? Я три раза пожал ей руку. Совсем разволновался. В последнее время у меня появилась нехорошая привычка: все девушки мне нравятся. Встреча в Партизанах прочно угнездилась в моей памяти, и на Сиваше я не забывал о ней. Даже скучая по дому, вспоминал те минуты.
И вот снова увидел это село. Мне очень захотелось пойти туда. Но... я ведь даже не записал имени девушки и ее матери. И дом их, наверное, не смогу найти. Да и они вряд ли помнят офицера, которого видели всего-то полчаса. Если даже найду, встретят ли меня со слезами радости, как в первый раз? Село, находящееся недалеко от фронта, наверное, устало от множества военных постоев за эти шесть месяцев. Я понимаю их... но весь этот месяц, который я провел в госпитале, стоило мне посмотреть на село, как в груди становилось тепло.
