Николай Чаусов - Сибиряки
По широченной улице мимо них потянулись колонны пехоты: в новом, с иголочки, летнем обмундировании, обвешанные скатками, автоматами, гранатами. Нюська забыла все, потянула подружку.
— Бежим, глянем!
Пробрались в толпе зевак к самой панели, забегали глазами по рядам пехотинцев. Чьи они? Откуда? А вдруг среди незнакомых насупленных лиц найдутся знакомые? У Нюськи даже заныло под ложечкой: а что как окажется среди них Ромка Губанов? Ведь и Миша Косов говорил, что он должен быть под Москвой где-то. Так и не написал ей, Нюське, ни строчки, а обещал…
— Эх ты, мать честная, красавица!
Перед Нюськой молодой в золотых лентах матросик. Ростом не высок, но в плечах крепок и ноги — как в шторм на палубе. Из-под льняного чубика — два карих смешливых глаза. В рядах пехоты кричали:
— Эй, морячок, не заглядись, войну прозеваешь!
Нюська попятилась за подружку от вперившегося в нее матросика, но тот легонько отстранил Нюськину «защиту» в сторону, сдвинул на лоб бескозырку.
— Так что времени на объяснение чувств не имею, а потому разрешите представиться: старшина второй статьи балтийского военного флота…
Нюськина подружка снова вышла вперед:
— Это неприлично…
— Позвольте, гражданочка, дело не в пример срочное, прошу обождать. А вас, красавица, прошу назвать имя. Так. Особого желания не наблюдается, берем на абордаж… — И, схватив за руки Нюську, потянул к себе. — Не робей, назови имя…
Нюська вырвалась, наотмашь шлепнула по щеке насильника. Да так, что тот едва устоял на ногах, потеряв бескозырку. Толпа отхлынула, загудела, а видевшие здоровую Нюськину оплеуху пехотинцы захохотали, закричали матросику:
— Моряк, пузыри пустил!
— Вот это по-нашенскому!
— Молодец, девка!..
Нюська, видимо, и сама не ожидала такого, нырнула в толпу. Матрос кинулся следом, поймал за плечо Нюськину подружку, с силой повернул к себе:
— Как зовут?!
— Меня?.. — до смерти испугалась девушка.
— Себя после назовете, гражданочка. Красавицу?
— Нюська… Аннушка…
— Фамилия? Откуда?.. — И, выпытав у перетрусившей девушки все, что требовалось, обрадованно заявил — Ну, теперь я ее со дна моря достану! Так и передай, ясно?
Глава двадцать вторая
Небольшой двухпалубный пароход отчалил от дебаркадера, развернулся у ангарского моста и, зашлепав гусиными лапами по воде, стал быстро удаляться от пристани. На поднятых пароходиком волнах закачались рыбачьи лодчонки, прибитые к берегу плоты. Мимо, уходя назад, потянулись набережные постройки, высоченные журавлиные ноги кранов, белая на высоком берегу маратовская церквушка.
Лешка уже успел обежать обе палубы, заглянул в салоны, поднялся по лестнице на самую крышу, увидал будку, а в ней матроса, ворочающего огромное колесо с колышками. «Рулевой, — сообразил Лешка. — Вот это водитель! Такую громадину один направляет!..»
— Ты что тут делаешь, малый? А ну, марш отсюда!
Человек в белом кителе с широкими золотыми полосками на рукавах сердито смотрел на Лешку с мостика.
— А вы кто, дяденька? Капитан?
— Капитан, капитан. Вот прикажу тебя снять на мель. Где твое пассажирское место?
— Хе!
— Вот тебе и хе! — И вдруг заорал в рупор: — Эй, в лодке! Куда за бакен зашел! Греби обратно!
Лешка осмелился, подошел ближе.
— Дяденька капитан, дай подержать трубку.
— Что? — обернулся капитан, увидав подле себя Лешку. — Ты уже тут? Отчаянный. У тебя отец случаем не турок?
— А что?
— Черный больно.
Лешка хмыкнул в ответ: капитан, видать, ничего, добрый.
— Дайте подержать трубку.
— На.
Лешка оглядел трубу, заглянул в дыру, примерил, приложил к губам:
— Эй, в лодке!..
И тут же получил подзатыльник. Капитан отобрал рупор.
— Знаешь, как это называется? Посади свинью за стол, она и ноги на стол. Понял?
— Понял. А мотором кто управляет, дяденька?
— Не мотором, а машиной. Ты что, малый, шофер?
— Слесарь я. В Заярск на все лето еду с колонной.
Капитан ласково потрепал по голове Лешку.
— Хорош слесарь. Военного времени.
Через пять минут Лешка уже знал, где и какая у парохода машина, зачем подвешены на бортах бревна, через какую трубу капитан командует машинистам «вперед!» или «полный!» Узнал и о том, что пароход до Заярска плывет сутки, а обратно до Иркутска целых трое. А сойдя с «крыши», обо всем подробно рассказал Вовке. Алексей Иванович ходил по палубе один, смотрел на всех как-то хмуро, и Лешка к нему не приставал: не в духе. Вот и Ваня, бывало, сердится. Спросишь — промолчит или огрызнется. И Лешка знал: что-нибудь с машиной неладно, расстроился человек и надоедать ему не годится. Зато у Вовки настроение лучше не надо. Он, как и Лешка, первый раз в жизни на пароходе. Мальчики обошли палубы, спустились к машине, посмотрели, как неустанно и быстро двигаются ее тяжелые рычаги, попробовали завести разговор с машинистом, но, не получив ответа, снова вышли на палубу.
— Глянь, все дно видно, — показал Лешка.
— И правда!
Лешка достал из кармана медный пятак, подумал и швырнул в воду.
— Гляди, гляди!
Пятак, кувыркаясь и тускло поблескивая в зеленоватой, прозрачной воде, быстро удалялся назад, к корме парохода.
— А почему он на дно не упал?
— Чудак! — возразил Лешка. — Думаешь, тут мелко, да? Это только так кажется, что мелко. Не веришь? Айда, спросим капитана, он все знает.
— А он не прогонит?
— Хе! Капитан-то? Да он свой парень. Мы с ним запросто разговариваем. — И потащил за собой Вовку.
Однако едва над верхней палубой появились черная и рыжая головы, капитан заорал на них в рупор:
— А ну назад!
— Дяденька капитан, это же я, Лешка!
— Назад, говорю! Не до вас тут!
— Пойдем, брат, — потянул Лешка за рукав приятеля. — Мы его после спросим.
К Заярску подъехали рано утром. Пассажиры уже толпились у борта, а нигде никакого Заярка не было видно. Леса, горы, вода — и ни одной избушки. Пароход начал обходить остров и вдруг загудел протяжно, радостно, громко. И эхо долго-долго звучало еще в горах, над речной голубой гладью. Остров оборвался, открылась широкая вода, и на ее правом, очень крутом и высоком берегу показался поселок. Заярск! Лешка так и впился в него своими веснушчатыми глазами. Так вот он какой, этот Заярск! Маленький, с деревянными домишками и плетнями, боязливо прижавшийся к обрыву. А за ним горы и леса, леса и горы…
Начальник Заярской автобазы встретил Позднякова на пристани.
— Несчастье у нас, Алексей Иванович.
— Что такое?
— Илимский мост завалился. Весь транспорт стал.
Черная бровь Позднякова поползла вверх, сломалась.
— Когда?
— Ночью, Алексей Иванович. Неделю, говорят, будут чинить…
— А вы что?
— Я?.. — не сразу понял тот. — Ругаюсь, а толку что? Говорят, не рассчитывали илимский мост на наши полуприцепы. Шутка — пятнадцать тонн каждый…
Поздняков, молча смерив взглядом приземистую фигуру начальника автобазы, зашагал к тракту. Лешка и Вовка бросились наперегонки к махавшему им руками Ване.
— А гут технорук мой еще запьянствовал, Алексей Иванович. Второй день глаз не кажет. Домой за ним посылал — не пускает. Зарплата, говорит, мала, уходить хочет… — догнав Позднякова и заглядывая ему в лицо, зачастил начальник базы.
— Почему вы не на месте аварии?
— Я?.. Был я там, был, Алексей Иванович. Да вот сообщили, что вы едете… Парторга туда послал, на мост этот…
Поздняков, тяжело подымаясь по взлобку, близоруко вглядывался в двигавшийся по тракту транспорт и словно бы забыл о присутствии начальника автобазы.
Опередив Вовку, Лешка первым взбежал на возвышенность и бросился к стоявшему у пикапа Ване. От радости не знали, о чем и спросить друг друга.
— А я с Поздняковым, — сообщил Лешка.
— А мне стажера дали, — сообщил Ваня. И шепотом добавил: — Девчонку.
— Ну?
Лешка заглянул в окно кабины. Там, где обычно сиживал Лешка, расположилась белая лицом девушка в красной косынке.
— Привет!
— Здравствуй, мальчик.
— Хе! — неопределенно сказал Лешка и спрыгнул.
Девушка уступила Позднякову свое место.
— В Илимск! — коротко скомандовал Поздняков Ване.
Все остальные уселись в кузов. Теперь Лешка мог хорошо рассмотреть девушку-стажера. С завистью поглядел на ее сцепленные у колен руки: ведь эти руки будут держать, а может, уже держали баранку. А ему, Лешке, и метра еще не пришлось проехать за рулем. Только и слышишь: мал, ростом не вышел. Четырнадцать лет стукнуло, а подумаешь — еще целых три года тянуть, пока на курсы шоферов примут. И росту, как назло, нету.
Пикап сделал круг и пополз в гору. Дорога шла над самым обрывом, и Лешке хорошо были видны внизу и пристань, и пароход, на котором они приехали, и даже строгий чернобородый капитан в белом как снег кителе и фуражке.
