Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
Настя. Какой вежливый, обходительный… как ты. И говорит: рук не опускайте. Я теперь рук не опущу, любимый. Научи ты меня воевать…
Картина втораяВ хате с глинобитными стенами. Стол, лавки, божница. У стола Фурманов. Чапаев ходит по комнате. У дверей дремлет его вестовой Петька.
Фурманов. Не сходи с ума, Василий Иванович! Твоей энергией можно двигать горы, а ты вдруг затосковал, обиделся, расстроился.
Чапаев. Пускай дроновы вам горы двигают! Пускай Дронов переходит реку Белую и сам берет Уфу. Чапаев — анархист, бандит, убийца! Почему же меня не вешаете, не расстреливаете? Что за издевательство? Сначала ты, Чапаев, разработай весь оперативный план да еще доложи на Военном совете, а потом мы тебя к ногтю. Конечно, когда Уфу возьмем, на черта нужен Чапаев!
Фурманов. Кровь в голову ударит, и он не помнит, что говорит. Тебя считают выдающимся талантом. Не дальше как вчера нам Фрунзе говорил — ты послушай это глубокое слово… Он сказал, что если бы Чапаев явился в науке, то стал бы Менделеевым[137], не меньше.
Чапаев. А кто такой этот Менделеев?
Фурманов. Великий ученый. Его знает весь грамотный мир.
Чапаев. Значит, не весь мир, если я не слыхал.
Фурманов. Ты о многом не слыхал, Василий Иванович.
Чапаев. Брось, товарищ Фурманов, крутить мне голову. Ты думаешь, я не понимаю твоих штук? Умеешь ты ровнять бугры, да тут не выйдет. Раз я бандит, то пускай и буду бандитом. Вот тебе мой рапорт. Я кончил службу.
Фурманов. Не возьму рапорта.
Чапаев. Не имеешь права.
Фурманов. Имею право плюнуть на твой рапорт.
Чапаев. Ты на мой рапорт плюешь?!
Фурманов. Да.
Чапаев. Так ты друг… одна наличка!
Фурманов. Порви бумагу!
Чапаев. Ни за что!
Фурманов. Я тебе говорю — порви!
Чапаев. Ты что кричишь, ты мне приказываешь?
Фурманов. Порви, пока не поздно.
Чапаев. Ты что, мне угрожаешь?
Фурманов (взял рапорт, не читая, разорвал). Когда опомнишься, спасибо скажешь.
Чапаев (хватается за револьвер). Скажу спасибо.
Фурманов (делает то же). А я отвечу.
Стоят друг против друга.
Чапаев. Арканишь?.. Ну, аркань.
Фурманов. Вот бы Михаил Васильевич в окно глянул… как мы задушевно время проводим.
Проснулся Петька, громко зевнул.
Чапаев (покосился на окно). Чего зеваешь, дурак?
Звонит телефон.
Телефон слушай.
Петька (берет телефон). Старший вестовой Чапаева слушает. (Вскакивает, оторопело.) Доложу… Слушаюсь. Сей секунд докладываю. (Кладет трубку и растерянно смотрит на Чапаева).
Чапаев. Обомлел… говори, кукла драповая. Петька. Товарищ командующий сейчас будет тут.
Фурманов (спокойно, точно ничего не случилось). Василий Иванович, тебе много работы осталось? Успеешь?
Чапаев (ворчливо). Не бойся. (Сел за стол. Принялся за работу. Пишет. Что-то передает Фурманову. Вдруг вспомнил.) Менделеев…
Фурманов. Что?
Чапаев. Мне интересно, в котором часу у нас теперь солнце всходит?
Фурманов. Часа в четыре с… половиной.
Чапаев. Так не годится. Петька, достань мне численник.
Петька. Как, у кого, товарищ комдив?
Чапаев. Сообрази.
Петька. Василий Иванович…
Чапаев. Тебе сказано, принеси численник.
Петька. Бегу. (Исчезает.)
Фурманов. Не знаю, как он календарь добудет. Село разбитое. Ночь.
Чапаев. А я пойду и достану.
Фурманов. Не все же могут быть Чапаевыми.
Чапаев. Все! Брешут — не хотят!
Оба работают.
Скажи, почему Фрунзе первым посылает на переправу Ивановский полк? Эти ткачи-пролетарии даже меня в изумление привели. Народишко так себе, щуплый, а в бою — скифы.
Фурманов. Откуда ты скифов выкопал?
Чапаев. Думаете, Чапаев ничего не читает? «Скифы» есть сочинение в стихах. Личный подарок от одного бойца. Я спрашиваю, почему Фрунзе ивановцев первыми бросает на тот берег? Мне и то жалко, а ему нет.
Фурманов (продолжая работать). Война всегда трагедия. Я сам видел, как ты поцеловал одного убитого и заплакал. Для тебя Фрунзе — командующий, для ивановцев — Арсений… юноша, студент, революционный вожак, незабываемый человек. Это его личный полк. Гвардия, если хочешь. Он с ними будет сам.
Чапаев. На переправе?
Фурманов. Да.
Чапаев. В атаке?
Фурманов. Да.
Чапаев. Не допустим. Не будет этого.
Фурманов. Не знаю.
Чапаев. Грудью стану впереди него, собой закрою.
Появляется Петька.
Петька (с порога, в азарте). Есть численник.
Чапаев. У кого достал?
Петька. У попа.
Чапаев. А поп где?
Петька. С белыми.
Чапаев. А кто тебе численник дал?
Петька. Я сам взял.
Чапаев. Где?
Петька. У попа со стены.
Чапаев (Фурманову). А ты говоришь — не могут. Могут. Молодец, Петька!
Петька. Служим трудовому народу.
Входит Дронов.
Дронов. Доброго здоровья, начальники. Что у вас за шум?
Чапаев. Да вот Петька уверяет, что мы служим трудовому народу. Как ты думаешь, правду он говорит?
Дронов. Ты, Василий Иванович, знаешь, я ехидных вопросов не люблю. Я прямой.
Чапаев. Через лоб стегаешь?
Дронов. Как придется.
Чапаев. Что же ты меня по имени-отчеству величаешь? С бандитами такие разговоры не бывают.
Дронов. Вон ты куда!
Чапаев. А ты думал, мимо?
Дронов. Я по совести поступаю.
Чапаев. Врешь.
Дронов. Конечно, ты у нас одна звезда в небе.
Чапаев. Глаза выела тебе чапаевская звезда.
Фурманов. Плохо говорите.
Дронов. Скажите лучше, товарищ Фурманов.
Фурманов. Я и скажу.
Дронов. А чего беспокоиться, придет времечко, и все делишки эти распутаются сами по себе.
Чапаев. Нет, прости. Нам завтра Уфу брать. Я с пятном в бой не пойду. Судить хочешь меня, суди сейчас…
Входят Фрунзе, Стрешнев, адъютант и еще несколько командиров чапаевских частей.
Фрунзе. Кого судить?
Чапаев. Меня.
Фрунзе. За что?
Чапаев. Комбриг Дронов говорит, что меня давно судить надо.
Фрунзе. Комбриг Дронов… (Усаживается.) Садитесь, товарищи. Ко мне поступил рапорт товарища Дронова. Где товарищ Фурманов?
Фурманов. Я здесь.
Фрунзе (вынимает из портфеля бумагу). Прочтите.
Фурманов. Этот рапорт известен.
Дронов. Фурманов своего командира не выдаст.
Фрунзе (сдерживая гнев). Знаете ли вы Дмитрия Фурманова, потрудились ли подумать, почему он назначен к Чапаеву? (Фурманову.) Почему вы сами не доложили мне об этом самоуправстве?.. Убийстве, как уверяет комбриг Дронов?
Фурманов. Мы находились в боях, товарищ командующий.
Фрунзе. Но можно было написать.
Фурманов. Я хотел лично доложить.
Фрунзе. Доложите сейчас.
Фурманов. Был прорыв, известный вам убийственный прорыв врага. Нас рвали на части и били, казалось, без конца. Мы отступали, мы бежали. Вы помните. И в это время один из младших командиров товарища Дронова покинул поле боя и очутился в расположении Ивановского полка. Наверно, в панике он проскочил верст двадцать. Страх надо оправдать, трусость всегда шумит, возводит себя в ореол мучений, ищет опоры, пугает всех. На войне за это судят. И Чапаев хотел арестовать дезертира, бежавшего с поля боя. Но трус в бою, как всякий трус, оказался наглым дома, среди своих. Надеясь на защиту комбрига Дронова, он обнажил клинок, хотел уйти. Тогда товарищ Чапаев и пристрелил его. Я сделал бы то же самое.
