Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
Человек в черкеске. Понял я тебя. (Фрунзе). Товарищей ученых тоже вооружить не мешает?
Академик. Я лично, например, еще стреляю. По-моему, мои коллеги тоже.
Человек в черкеске. А ну, попробуйте с нагана… (Вынимает пистолет и передает академику.)
Тот неуверенно принимает оружие.
Батый (покосился и махнул рукой). Не надо это дело. Я буду воевать. Он пускай свое дело знает. Зачем зря человека беспокоить?
Фрунзе (доволен). Превосходно, Батый, правильно. (Академикам.) Вас будут сопровождать надежные и мужественные люди, но вы подумайте. Такое путешествие заманчиво, необычайно, однако в другом возрасте.
Академики молча переглянулись.
Академик. Нет, мы отправимся немедленно. Мы не орхидеи. Гибнут тысячи людей. Притом мы, как подземные ученые, хотим работать для своей земли.
Фрунзе. Никита Ларионович, понятно? Вы будете начальником отряда Российской Академии наук. Батый ведет ученых в Киргизстан. А нам говорят — мы не победим. Конечно, победим.
Батый, человек в черкеске и академики уходят.
(Прощается со всеми; адъютанту.) Еду по частям. Здесь останется Ипполит Антонович.
Адъютант. Есть рапорт Дронова.
Фрунзе. Хорошо, в дороге почитаю… (Берет бумагу.) Что тут? Чапаев?.. Что Чапаев?.. Хорошо, потом.
Адъютант. Я имею важнейшее сообщение, касающееся начальника штаба.
Фрунзе. Оно безотлагательно, это сообщение?
Адъютант. Безотлагательно — очень кратко. Позвольте доложить? Стрешневу сейчас секретным образом передано письмо от генерала Селезнева.
Фрунзе (нахмурился). Кто вам это сказал?
Адъютант. Я знаю это точно. В случае надобности могу дать все подробности.
Фрунзе. Не надо мне подробностей. Беда. От вешателя, от черносотенца… Позвольте, Стрешнев состоит с ним в переписке?
Адъютант. Возможно…
Фрунзе. Тогда ни на минуту не могу оставить на него штаб. Коль скоро существует тень недоверия — нельзя, ничего нельзя. Давно получено это письмо?
Адъютант. Сейчас… почти сию минуту.
Фрунзе. Мне надо коротко подумать. Минут через пять вызовите Стрешнева.
Адъютант уходит.
Фрунзе. А что тут делать, что тут говорить? Изменников справедливо уничтожают. Вот если выдан план контрудара, тогда беда. Один отпетый негодяй может повлиять на судьбу народа. Нет, это немыслимо. Видали мы удары. Переносили дикие предательства и тем сильнее, тем воинственнее становились. Пусть весь штаб окажется негодным, пусть один останусь, все равно не отступлю от принятых решений. И мы ударим не по плану, сегодня же начнет Чапаев первый свой набег. И это лучше и еще стремительнее. Снаряды есть. До вечера я сам успею побывать во всех полках. Ивановцев пущу вперед, не выдадут мои ивановцы. Так поступали великие полководцы, а мне сам бог велел. Но все-таки кто же Стрешнев? Неужели я перестал видеть людей? Слепну, что ли?
Входит Стрешнев. В руках бумаги. Он взволнован.
Стрешнев. Я к вам без спроса. Два чрезвычайных дела. Не знаю, с какого начать. Позвольте с первого.
Фрунзе. Но я не знаю, какое у вас первое и какое второе.
Стрешнев. Они хотят меня запугать угрозами, купить посулами. Мне эстафета… вот она… читайте.
Фрунзе. Судя по вашему настроению, эстафета необычная.
Стрешнев. Прескверная, оскорбительная, недостойная. Мне пишет Селезнев, их генерал, от имени своего верховного правителя. Мне они даруют жизнь в обмен на шпионство. Прочтите, если интересно.
Фрунзе. Нет, Ипполит Антонович, неинтересно.
Стрешнев. Но если у вас останется хоть тень сомнения, тогда увольте, ведите следствие. Я не по найму пошел работать с вами. Не продаюсь. И не в оправдание я принес это послание — по долгу воинской чести, от коей никогда не отступлю.
Фрунзе. Прекрасно, товарищ Стрешнев. На кого же вы сердитесь?
Стрешнев. А вы на моем месте не сердились бы?
Фрунзе. Я?.. Я, как говорит Чапаев, плюнул бы и забыл.
Стрешнев. За истинное доверие не знаю как благодарить! Доверие — не дар. А на войне доверие — тяжелая ответственность.
Фрунзе. Но в чем у вас второе дело?
Стрешнев. Три дня до нашего общего наступления, до первого контрудара, а у нас берут Чапаевскую дивизию на поддержку соседней армии. Весь наш план сводится на нет. Мы проиграем, покатимся назад.
Фрунзе. Постойте. Сон в руку, если он даже приснился наяву. Приказ получен нами не за три дня до наступления, а за несколько часов. Так и отвечайте — за несколько часов.
Стрешнев. Не понимаю.
Фрунзе. Сегодня начинаются генеральные бои. Теперь Чапаева с позиции снимать поздно, нельзя. Но он придет на помощь нашему соседу через тылы врага, на его плечах, по его трупам. Вы остаетесь в штабе, я еду на позицию. До вечера, до ночи. (Уходит.)
Входит адъютант.
Стрешнев (адъютанту). Возьмите вот этот пакет. Делайте с ним что угодно. Командующий знает. Но это что — пустое! Я всегда говорил, что наша Русь — держава военная, и военные полководцы у нас будут рождаться на полях великих битв.
Адъютант (берет письмо, просматривает). Ловок генерал, размашист и самоуверен.
Стрешнев. Дурак, а, между прочим, был неглупым человеком.
Адъютант. Ипполит Антонович, почему бы вам ему не ответить?
Стрешнев. Старо.
Адъютант. Отнюдь. Завладеть одним болваном генералом — это же великолепно. Война.
Стрешнев. Но все-таки это как-то… неблагородно.
Адъютант. А сам-то он, генерал, благороден? Повесить вас грозится, как я вижу. Зовите вы его на рандеву. Напишите ему письмо, а дальше с я все сам оборудую. Ей-богу, я поймаю генерала.
Стрешнев. Подумаю.
Адъютант. Нет, вы сейчас решите.
Стрешнев. Ей-богу, это озорство.
Адъютант. Да вам-то что, жалко Селезнева?
Стрешнев. Подумаю… сейчас мне некогда. Наверно, все актеры интриганы. Впрочем, напишите мне проект ответного письма.
Адъютант. Поймаю генерала, отличусь… Дадут награду. Вот вам и актер… Герой-любовник!
Занавес
Действие третье
Поля войны. Брошенное, подбитое орудие уткнулось дулом в землю. У орудия под колесом сидит мертвец. Валяются ящики, шинели, веревки, снаряды. Три березки в цвету. Глухие, темные заросли. В глубине виден мост через ручей. Вечереет. Входит Настя.
Настя (осматриваясь). Дяденька, ты кто? Спишь ты или мертвый? Господи, сколько мертвецов на земле, и никто их не хоронит. Хоть бы ямы рыли, курганы делали. (Села, подперла голову руками.) Ох как горит земля, ох какая она дымная. Царство тебе небесное, дяденька, успокоился ты, настрадался, как я, безумная. Я теперь уже не боюсь ничего, пускай себе спит мертвый человек. Матушка моя тоже спит, я ведь ее сама зарыла и кольцо сняла ее обручальное. (Посмотрела на кольцо, улыбнулась, запела).
«Хороша я, пригожа,
Да плохо одета…».
(Встала, бредет, увидела веревку, подняла, продолжает песню.)
«Никто замуж не берет
Девицу за это».
И совсем не на тот голос эта песня, и к чему пою — сама не знаю. Нету больше мне никакой возможности, нету пути мне. Нету! (Спокойно.) А батюшка мой не спит. Его ведь удавили, да так на обрывке в речку и уволокли. (Бросилась на землю, зарыдала). Милые вы мои, родненькие, примите меня к себе. Нету пути мне, вся земля горит, мертвецы кругом. (Подняла голову к небу.) Благословите вы меня. (Быстро, суетливо, воровато озираясь, распутывает веревку, делает петлю, затягивает зубами, бежит к дереву, набрасывает веревку на сук, завязывает. Встает на колени и молится без слов. Вдруг кричит.) Что ты делаешь, окаянная! (Тихо, упрямо.) Вот так и делаю. Вот так и делаю. Вот так сама и сделаю все. (Оглянувшись, вздрогнула, вскочила, убежала).
Входит генерал Селезнев. С ним — поручик и капитан в черной форме с изображением черепа на рукавах.
