Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
Фрунзе (адъютанту). Я поручил вам собрать все данные. И что же?
Адъютант. Факты не расходятся со словами товарища Фурманова, но рапорт товарища Дронова расходится с фактами.
Фрунзе (не глядя на Дронова, хотя тот и встал). Если комбриг Дронов не понимает действий Чапаева, то какой же он военачальник? А если понимает и пишет лживые доносы, то как можно терпеть таких господ в армии? Я думаю, что Дронову не место в боевой среде. Ему придется оставить заседание Военного совета и нынче же передать бригаду другому командиру. Чапаев даст такого командира.
Дронов уходит.
Через три с половиной часа мы будем форсировать реку Белую. Никто не должен скрывать от себя немыслимых трудностей этой операции. На нас обрушатся громадные силы! На нас бросятся лучшие, отборные, кадровые части врага. Нам предстоят тяжелые жертвы. И все же мы победим! У нас нет выбора. Здесь решается наше будущее, и здесь завершается наша борьба. Рабство и свобода стоят по берегам этой реки. Республика и страдающий народ ждет. Здесь мы должны нанести смертельную рану врагу. И мы ее нанесем! Приказы отданы, ряды придвинуты. Враг еще ничего не подозревает. Но все командиры должны видеть полную картину военной операции. Товарищ Чапаев, доложите план переправы через Белую, план операции по взятию Уфы.
Чапаев. Слушаюсь. Все должны ясно сознавать, что мы переправляемся на честном слове… (Посмотрел на Фрунзе).
Фрунзе (кивнул, тихо). Да.
Чапаев. И под огнем в какой хотите горячности головы не терять, а беречь каждый плотик. Самое тяжелое дело — переправить артиллерию, потому что паромы у нас из старых заборов. Но смотрите, я сам делал репетицию и вчера ночью свозил туда и обратно целую батарею. Я смог, и вы сможете. Как — покажу. Артиллерия пойдет после восхода солнца, в пять часов двадцать семь минут по астрономии, товарищи командиры. Опять же на пехоту не уповайте. Если вы, сукины де… (остановился) если вы, милые друзья, опоздаете, то нашу пехоту потопят в реке и Белая станет красной от нашей крови. Знайте это! Мы охватим Уфу с трех сторон. Кольцо, по-моему, мы сделать никак не можем. (Посмотрел на Фрунзе, и тот опять утвердительно кивнул.) И если тебе покажется, что ты где-то сидишь и ничего не делаешь, — сиди, придет тебе работа. Как часы ключа слушаются, так и ты приказа. На ту сторону по приказу командующего под покровом ночи первым переправится двадцать второй Иваново-Вознесенский полк наших ткачей. Слышите, ткачи?
Чапаевский командир. Слышим.
Затемнение
На сцене то же заседание. Чапаев садится на свое место. Видимо, утомлен.
Фрунзе (Стрешневу). Может быть, добавите?
Стрешнев. Как военный специалист я ничего не могу добавить.
Фрунзе. Все сделано, все до конца. Завтра встретимся на той стороне. Да. На той стороне. До завтра, товарищи!
Стрешнев, Фрунзе и адъютант уходят.
Чапаев. Все ясно, товарищи командиры? Сегодня Уфа должна быть советской! За невыполнение личного приказа командующего отвечаете головой.
Картина третьяПоле боя под Уфой, за рекой Белой. Выстрелов не слышно, только свистят пули да воют снаряды, рвущиеся где-то далеко. Узоров, Ласточкин и Соловей сидят в укрытии.
Соловей. Люди воюют, наступают, а мы — сидим.
Ласточкин. Мы первыми на берег вступили, первыми в разведку шли.
Соловей. Все равно скажут — в тылу прохлаждались.
Узоров. Ох и тыл! Пули как горох из мешка сыпаются, а ему тыл!
Соловей высунулся из укрытия.
Сядь, оглобля. Убьют напрасно. Приказано ждать — жди.
Соловей. Я гляжу — что наши? Остановились? Не нравятся мне эти остановки.
Узоров. Зачем силу класть напрасно? Ведь еще ни разу Колчак так не бил.
Соловей. А ты имей в виду и наперед знай — когда деваться некуда, когда конец подходит, тут бывают немыслимые бои. Пан или пропал. Мы, старые солдаты, это видели. (Опять поднялся.) Раненые ползут. Не люблю я этих раненых. Только панику делают. А наши все на том же месте. Один срам. Кто-то тут подползает…
Выползает контуженный.
(Презрительно.) Раненый, что ли?
Контуженный. Сказали — контуженный я.
Соловей. «Сказали» — а сам не знаешь?
Контуженный. Не знаю.
Соловей. Ну, значит, правда — контуженный. Что-нибудь помнишь?
Контуженный. Помню.
Соловей. На передовой линии был?
Контуженный. Был.
Соловей. Что там?
Контуженный. Плохо.
Соловей. Плохо. Тут тебе не ресторан, а война. На войне и убить могут.
Контуженный. Огонь у них крепче нашего. Сил больше, говорю я… прут.
Соловей. Это другая песня. Но ты, контуженный, ползи дальше да помалкивай про огонь. Панику не делай. Ничего не знаю, мол, ничего не помню. Понимаешь меня?
Контуженный. Понимаю.
Соловей. Курить способен?
Контуженный. Способен.
Соловей. На. (Дает папиросу.) Она с огнем. Ползи болей, выходишься.
Контуженный уползает.
Узоров (поднявшись). Наши-то ивановцы отступают, отходят.
Соловей (встал во весь рост). Эх, жалость какая… ведь на полях бойцами стали! Куда ж им отходить? В омут головой, рыбе на потраву? Катится полк. Дрогнул народ. Не вынес. Ребята, что же делать? Ждать? Может, забыли про нас?
Ласточкин. А ты думаешь, мы втроем остановим?
Узоров. Они не бегут, они отступают.
Соловей. Конец один.
Узоров. Не Уфа нам будет, а уха.
Соловей. Митька, за панику пришибу.
Узоров. Ты посмотри, что творится. Сюда идут Чапаев, Фрунзе!
Все смотрят, ждут. Входят Фрунзе и Чапаев. В это время ползком, отбегая и ложась, появляются отступающие бойцы.
Чапаев. Товарищ командующий, право… не место вам здесь… Как хотите, а не место. Просим вас, уйдите на командный пункт.
Фрунзе молчит, смотрит вперед.
Узоров. Смотрите — Фрунзе.
Соловей. Теперь не останусь тут, хоть потом в трибунал.
Ласточкин. Опять с нами Михаил Васильевич. Я в Иваново про это напишу.
Узоров. Погоди ты с письмами.
Бойцы (тихо). Михаил Васильевич здесь!
— Фрунзе ивановцев поведет!
Чапаев. Товарищ командующий, не место вам здесь! Нельзя. Умоляю вас — уйдите.
Фрунзе (спокойно, медленно). Я знаю, Василий Иванович, но сегодня так нужно. (Как Багратион под Аустерлицем[138], крепко обеими руками нахлобучил фуражку, сбросил с плеч шинель, выхватил у первого бойца винтовку, взял ее наперевес.) Ивановцы… за мной вперед… в атаку!
По цепи прокатилась команда: «В атаку!»
Чапаев (Узорову). Не отходи от него. Береги его.
Узоров. Знаю, знаю.
Фрунзе с бойцами уходит вперед. Появляются и уходят новые бойцы. Входят Корчагин и боец. Корчагин ранен.
Корчагин (бойцу). Ты туда иди… ты наступай. Я — жив.
Боец уходит.
Мама, когда меня сбили, я уже не видел ее… Как — кого? Саню. Да разве вы не знакомы? Как странно… Когда меня сбили, ткачи тоже пошли назад. Ты и с ткачами незнакома? Ткачи! Они выткали небо штыками… Синий свет вокруг… светло сегодня очень. Вот и Фрунзе пригибается, бежит… светло сегодня очень. Саня, скажите вы ему, пожалуйста, что я студент, политехник… (Очнувшись.) Видно, туго мне. Как будто засыпаю. (Умолк.)
Далекий бой. Тишина. Появляется Саня, потом Настя.
Настя. Сестра! Весной мы с тобой повстречались… У нас на дворе.
Саня. Настя! (Бросилась на шею.) Ты здесь! Я тоже пришла! Как хорошо.
Настя. Родителей казнили, дом сожгли… вот и пришла.
Саня. Сожгли… казнили… за что?
Настя. Спроси у них.
