Борис Пармузин - До особого распоряжения
раз уже задаешь себе этот вопрос! И все равно не находишь на него ответа.
Из последних сил лезут дряхлые, отжившие, можно сказать, свой век, люди... Лезут, чтобы показать
свою власть: щелкнуть слабого и на какой-то миг успокоиться, почувствовав превосходство. Даже если
это превосходство над безобидным животным.
Дожди прибили пыль в переулках, на улицах. Но кое-где почва размякла. Вязкая солончаковая грязь
приставала к подошвам, И даже эту незначительную тяжесть чувствовал Махмуд-бек.
На глинобитных дувалах темнели мокрые полосы, мелкие капли чудом держались на голых ветках.
Махмуд-бек, замедляя шаг, жадно вдыхал свежий воздух и наслаждался покоем небольшой улочки.
Шамсутдин в этот миг смотрел на него с тревогой: не случилось ли чего?.. Голова у Махмуд-бека порой
кружилась, и он однажды схватился за локоть Шамсутдина. Но не стал сознаваться в своей слабости,
сделал вид, что ему хотелось обратить внимание спутника на уличного торговца.
- Так и сидит. .
148
Старик дремал за нехитрым товаром, как и несколько лет назад. Он не узнал Махмуд-бека. Скользнул
мутноватыми глазами и успокоился: это не покупатели. Нечего на них тратить силы и слова.
- Сидит. . - ответил Шамсутдин. - Мало что изменилось.
Он прав... Большая, страшная война не коснулась тихих улиц и шумных базаров. Люди старели. Одни
нищали, другие богатели, третьи умирали... Рождалось, взрослело новое поколение.
Мало что изменилось. Так казалось на первый взгляд... Но где-то рядом с этим покоем шла борьба.
За улыбками и поклонами по-прежнему прятались ненависть и хитрость. И Махмуд-беку надо снова
вступать в эту борьбу. А выходил ли он из нее? Ведь даже в тесной тюремной камере он не переставал
работать.
С сегодняшнего дня он снова будет отвечать на улыбки, пожимать руки и обниматься, слегка
похлопывая ладонью по спине. И его будут также похлопывать, словно успокаивая перед
неприятностями.
Фруктовый базар был маленьким, будничным. Он не походил на те яркие торговые ряды, возле
которых сидели заключенные, ожидая подаяния.
Но этот базар тоже напоминал о недавних днях. И Махмуд-бек невольно пошел быстрее. Шамсутдин
понял его. В это тревожное, трудное время Шамсутдин научился понимать его по малейшему жесту,
одному взгляду.
В «Ферганской чайхане» тоже мало что изменилось. Хозяин бросился навстречу Махмуд-беку, обнял
его, засыпал десятком вопросов о здоровье, самочувствии, благополучии. Не ожидая ответа (и так видно,
как выглядит Махмуд-бек!), начал жаловаться на невзгоды и трудное время, на дороговизну и отсутствие
настоящих посетителей, которые не ожидают сдачи.
Хозяин усадил Махмуд-бека и Шамсутдина в угол. Пусть порядочным людям не мешают разные
бродяги и нищие.
В чайхане стихло. Редкие посетители изучающе осматривали Махмуд-бека. Некоторых эмигрантов
Махмуд-бек знал и почтительным кивком здоровался с ними. В наступившей тишине звякнула крышка
чайника. Она болталась на веревочке. Хозяин старательно обварил чайник кипятком, потом шмыгнул с
ним в каморку. Разумеется, за какой-то особой заваркой.
Он принес поднос с фруктами, поставил чайник и доверительно шепнул:
- Китайский... Из Кашгара получил.
Чай был терпким, вкусным. Его аромат, пожалуй, почувствовали посетители.
- Еще что? - спросил хозяин.
Махмуд-бек улыбнулся. Ему всегда нравился этот добрый, искренний человек. Судьба забросила его
в далекий край, но не сломала, не ожесточила. И не было более счастливых минут у чайханщика, чем те,
когда кто-нибудь заводил разговор о Фергане, восторгался тополями, урюковыми садами, торопливыми
арыками. Тогда у чайханщика появлялась печальная улыбка, он шумно вздыхал и без устали угощал
посетителя хорошим, крепким чаем.
- Еще? - переспросил Махмуд-бек. - Пока ничего. Потом.
Хозяин кивнул. Конечно, потом он выложит все новости, которые накопились за последнее время и,
наверное, очень интересуют Махмуд-бека.
Кто-то постучал крышкой чайника, подзывая хозяина к себе, требуя повторить заказ. И чайханщик
стремительно сорвался с места: посетителей надо уважать.
В короткие минуты хозяин подходил к Махмуд-беку, присаживался, брал пиалу, отпивал два-три глотка
и сообщал очередную новость. О многом Махмуд-бек уже знал.
О главном хозяин пока не говорил. А это главное должно быть. С Махмуд-беком уже искали встречи
чужие люди. Встреча должна быть «случайной». Никто не рискнет идти в частный дом к человеку,
находящемуся под надзором полиции.
Перед выходом из тюрьмы Махмуд-бек сказал вождю, что лучшим местом для такой встречи может
быть «Ферганская чайхана», куда он часто заходил и раньше. Махмуд-бек поглядывал на дверь, старюсь
в каждом новом посетителе узнать нужного человека. Чаще заходили эмигранты. Их легко отличить по
старым халатам, по дешевым заказам. Сладости, лепешку или горсть сухих фруктов они приносили с
собой, осторожно разворачивали и отводили глаза от чайханщика. Но он-то все понимал. И не осуждал
их за ту скудную трапезу, эту невероятную (до крошки!) бережливость. Его же пальцы тоже научились так
захватывать горсточку заварки, что ни одна чаинка не падала. Да и горсточки с каждым днем
становились все меньше.
Махмуд-бек пил чай медленно. Сделав два-три глотка, ставил пиалу и наслаждался этой мирной
обстановкой. В таких чайханах он бывал в начале тридцатых годов. Заколоченные балки, потертые
паласы, постоянно фыркающий самовар... Своеобразный, неповторимый уют, по которому тоскуют сотни
людей.
В тех чайханах стоял хохот над репликами аскиябазов - острословов, спорили о делах первых
колхозов, с уважением, притихнув, слушали рассказ первого тракториста...
А здесь люди вспоминают прошлое. И боятся думать о завтрашнем дне... Каким он будет?
Махмуд-бек смотрит на старого таджика, которого не знает даже по имени. Где-то видел это темное,
хмурое лицо. Или на чьих-то похоронах, или здесь, в чайхане. Старик только раз метнул недовольный
взгляд в сторону Махмуд-бека. Потом повернулся боком, уселся удобней. И конечно, больше не
посмотрит.
149
Во всех своих бедах старик, наверное, винит руководителей эмиграции, тех, кто затащил его на
чужбину и бросил на произвол судьбы. Старик отщипнул кусочек лепешки и стал медленно жевать.
Редкая бородка нервно вздрагивала.
И этого уже нищего человека хотят втянуть в новую беду, лишить свободы и даже редких, теперь
самых счастливых, минут. . А может, лишить и жизни.
Мужчина лет сорока пяти, не обращая ни на кого внимания, громко чавкает. Он принес кусок холодной
баранины и на виду всей чайханы наслаждается едой. Вот этот человек пойдет на все. Он умеет держать
нож в руках. И баранина ему нужна каждый день. Ему пообещают мясо и власть. Тогда он крепче сожмет
нож. Удары будут точными и сильными.
Хозяин в третий раз подносил чайник. Уже сменились посетители. Только теперь чайханщик,
задержавшись, сказал Махмуд-беку:
- О вас спрашивали.
- Кто? - спокойно поинтересовался Махмуд-бек. - Кому я еще нужен?
Хозяин не ответил на улыбку.
- Чужой... Говорил на фарси.
- Он часто сюда заходит? - спросил Махмуд-бек.
- Да... Почти через день. Уже месяц.
- Он приходит один?
- В это же время появляются, - он пожал плечами, - или мне кажется, братья Асимовы... Вы их должны
знать.
- Вместе заходят?
- Нет. . То один, то другой.
Махмуд-бек не знал Асимовых. Но решил сейчас не расспрашивать чайханщика об этих людях. Ясно,
что они следят за чужим гостем.
- А та штука, - заговорщически подмигнув в сторону каморки, прошептал чайханщик, - там лежит.
Хорошо спрятана...
Только сейчас Махмуд-бек вспомнил о браунинге.
- Пусть лежит. . - сказал он.
На другой день Шамсутдин пришел с полной информацией о братьях Асимовых.
- Шукур старше на два года. Смелый человек, бывал в драках, шрам на правом плече. Ранили ножом.
Говорят, на его совести две жизни.
Махмуд-бек вопросительно посмотрел на Шамсутдина: кто другой?
- Другого зовут Анваром. Тот страшнее.
- Почему?
- Неизвестно, что может выкинуть. Говорят, улыбался, а сам вдруг за горло схватил человека. Потом
отпустил, махнул рукой и ушел.
