Иван Щеголихин - Дефицит
Новость рассказала Марине знакомая актриса, которая брала ей обычно билеты на спектакль. Обе стояли в очереди за молоком (палатка открывалась в шесть утра, очень удобно, весь околоток до выхода на работу, до открытия гастронома успевал запастись молоком. Между прочим, это Малышев добился, чтобы установили палатку), в очереди не разговоришься, отошли, актриса в халатике, в косынке на бигудях, неприбранная, сама на себя непохожая, одной рукой держит полу халатика, в другой бидончик; и когда отошли, она вполголоса, как о покойнике, сказала о Жемчужном: «Жена его просто в ужасном состоянии…»
— А ведь получала прилично, и квартира в центре, — продолжала Марина, — в сауну ходил, со всем начальством в друзьях, и всем свинью подложил.
Марина на острой теме любила почесать язык, тут чисто женское, манера такая Малышеву не нравилась, он отмалчивался, но иногда обрывал, если она теряла меру. В компании ей нравилась болтовня с критикой, социальная своего рода щекотка.
— Жена его еще перед гастролями ко мне заходила, — продолжала Марина. — Беременность была двенадцать недель. Каково ей теперь рожать? От кого? Будет ребенок предателя, отщепенца, кому он нужен?
— Матери нужен, — пробурчал Малышев, допил кофе, выключил магнитофон (отъезжающие тоже, кстати, изучают язык), с раздражением отмечая неважнецкое, если не сказать плохое, начало дня, в больницу поехал взвинченный, но по дороге отвлекся, заставил себя успокоиться, отмести эту пыль жизни, в отделение вошел собранным, уверенным в себе хирургом Малышевым, каким его знали не только здесь, но и в городе, не только в городе, но и в области. Впереди обход, назначения, процедуры, перевязки, нормальный рабочий ритм. Однако после пятиминутки опять пошла чертовщина, пригласила его к себе Кереева, главный врач, и попросила о серьезном, как она подчеркнула, деле — составить на Данилову достойную характеристику. Куда, зачем? Для приема ее кандидатом в партию.
— Не дам я ей никакой характеристики! — сразу вскипел Малышев.
А вскипел он потому, что Кереева хлопочет за Данилову не в первый раз, Малышев уже попадал впросак и повторять ошибок не хочет.
Два года назад в туберкулезном диспансере произошло чепе, случай из ряда вон, вспоминать тяжко — давали эфирный наркоз, а операция с термокаутером, с электроножом. Совершенно идиотская несогласованность между хирургом и анестезиологом! Электронож, искра, взрыв эфира, у больной оторвало легкие, остались трое сирот. Велось расследование и довольно долго, по городу мусолили, расписывали случай всячески, хотя и расписывать дальше некуда. Виновных как-то неопределенно наказали, хотя, по мнению Малышева, следовало бы отдать под суд всех причастных. Нарочно не придумаешь такой халатности, тут без языка, знаками можно договориться! Мало-помалу про чепе забыли в быстротекущей жизни, полной всяких случайностей, да и полезно забывать плохое, иначе от перегрузок на стенку полезешь. Потом Кереева попросила Малышева принять в свое отделение анестезиолога Данилову Регину Петровну. «Она с опытом, прошла специализацию в Ленинграде, у нее неплохая характеристика и вообще приятная женщина», — по всем статьям хороша. Малышев согласился, Данилову приняли, явилась она на работу в серьгах, в кольцах, и Малышев сразу же ей заметил, что в его отделении цацки носить не принято. Она послушалась, тут же сняла кольца и серьги, хотя видно было, что дама с гонором. И на первом же собрании, а было она накануне Восьмого марта, выступила и, не жалуясь, а вроде бы с юмором сказала, что она и в Москве была, и в Ленинграде была, в таких-то и таких клиниках, и нигде там смертность не увеличилась оттого, что врачи и сестры носят украшения, там даже мужчины, между прочим, с кольцами, не вводят девушек в заблуждение, и только в нашем отделении монастырь, женщина лишена своего личного счастья, — так и сказала. Выслушали ее сочувственно, посмеялись. Малышев не стал возражать ради женского праздника, пожелал всем хорошего отдыха, они отдохнули и все как одна явились на работу в серьгах и кольцах. Та же Кереева его похвалила, дескать, проявил гибкость и пошел навстречу пожеланиям коллектива. А потом Борис Зиновьев как-то при встрече сострил: «Покрываешь минеров-саперов, тылы готовишь?» Оказалось, Данилова и давала тот эфирный наркоз, Кереева знала, но Малышеву не сказала, а когда он явился к ней с возмущением, просветила — у нее муж в исполкоме ведает культурой, а также здравоохранением, ответственный товарищ и нужный, понимать надо, но не это главное, а то, что не ошибается тот, кто ничего не делает, не станем же мы теперь отнимать диплом, государство ее шесть лет учило, потом она две специализации прошла; работала, случилась ошибка, будем надеяться, последняя. Малышев сказал тогда, что государство ее учило спасать, а не убивать, но все это слова — слова запоздалые, если уж принял — следи за ней, воспитывай, тем более, что сам Данилов никогда не отказывал в помощи городской больнице и впредь не откажет. Если Регина Петровна будет работать в образцовом отделении, каковым является отделение Малышева Сергея Ивановича, то и сама станет со временем образцовой. Напрасно он пошел к Кереевой выяснять отношения, мог бы и сам предвидеть, чем разговор кончится, согласился терпеть Данилову, хотя и заявил: на ответственные операции брать ее анестезиологом не будет. Данилова в свою очередь сказала, что оперировать с Малышевым ей бы не хотелось — он деспот.
Прошлой осенью в Москве был Всемирный конгресс по гипербарической медицине, послали Данилову, она поехала с удовольствием, приехала, собрались послушать ее отчет, рассказывала она живо, подробно, подогретая общим вниманием. Жили они в роскошной гостинице «Космос», сервис на исключительной высоте. «Как нас встречали, обалдеть можно!» Об иностранцах, о женщинах — «одни уродины» — одеты, обуты просто, драгоценностей минимум, только серебро и камни, а наших за километр узнаешь по талиям в три обхвата — тут она прямо обращалась к Малышеву, желая потрафить его вкусу, — и далее, как иностранки пожирали бутерброды с икрой, а наши жеманничали. Жила она в одном номере с узбечкой, доктором наук, та ее просто извела: кто твой муж, да кто твой любовник, почему у тебя золота нет? «Я ей говорю, что золото под ружьем не надену, это не модно, мещанство, посмотрите на иностранок, а она только рукой машет: «Ай, бишара-бишара», — нищая, значит, несчастная». Юра Григоренко вежливо прервал поток ее ювелирной информации, спросил, какая была аппаратура на конгрессе, видела ли она барокамеру. Видела, даже «залезала» в нее и оценила так: «Говорят о ней много, но мнения расходятся, большинство считает, что пользы от нее мало, а вред большой. Не то в Ташкенте, не то в Чимкенте был случай, рассказывали, просто ужас! Барокамера взорвалась вместе с персоналом, семь трупов. Там же кислород под большим давлением!» Тут, наконец, Малышев подал голос, громко переспросил: «Вместе с персоналом?» — «Да-да, представляете, Сергей Иванович?» — «Это в высшей степени справедливо!» — воскликнул Малышев и далее рассказал сам, что знал о барокамере — метод прогрессивный и способствует успешному хирургическому лечению больных с повышенным операционным риском…
— Нужно дать рекомендацию, нужно, Сергей Иванович, — с нажимом повторила Кереева. — Вы не мальчик, Сергей Иванович, понимать надо, гибкость проявлять надо.
— Возражаю категорически. А если без меня дадите, выступлю на собрании с отводом, предупреждаю вас заранее.
Кереева насупилась, взяла сигарету, щелкнула зажигалкой, закурила, сказала сурово:
— Вы рассуждаете не по-партийному.
Малышев фыркнул — а вы — по-партийному?! — но сказал сдержанно:
— Почему мы не можем принять в партию достойного человека, к примеру, Григоренко?
— Ну вы же не мальчик, — повторила она колко. — В партию идут люди убежденные, а Григоренко, что ваш Григоренко? Приходит на работу в джинсах, здесь надевает приличные брюки, чтобы больных не шокировать, а домой снова надевает джинсы. Так он и коммунистом будет — от и до. У него джинсовая психология, у вашего Григоренко.
«У вашего».
— Но вместе со штанами он не снимает своей убежденности, своего честного отношения к работе, своей инициативы. А у вашей Даниловой ничего этого нет. Кроме своей руки наверху.
— А вам не кажется, что оттуда виднее, кого принимать?
— Нет, не кажется. Виднее тем, кто работает бок о бок с будущим коммунистом. Устав партии для всех един, и никому не позволено делить его на два этажа, для верхов и для низов.
Кереева часто-часто задымила сигаретой.
— Ваша принципиальность, Сергей Иванович, у меня вот здесь! — Она провела себе рукой по горлу.
— Ни я, ни вы, Марьям Хакимовна, не собирались рекомендовать ее в партию. Вам это навязали, муж, видите ли. Муж он ей дома, в постели, а в больнице он ей никто! И я не позволю, чтобы в моем отделении распоряжались без знания дела, в обход и меня, и вас. Мы с вами не пешки. Вам должно быть известно, в партию рекомендуют низовые организации, где хорошо знают человека по его работе, видят его гражданское лицо.
