Александр Доронин - Перепелка — птица полевая
— Про уколы спрашиваешь? Порядочно. Давай рассказывай, какие есть новости.
— К весне понемногу готовимся. Чай, скоро и сам выйдешь! Без тебя тяжело. Что еще?.. Атякшов кирпич обещал для новой конюшни. Сейчас строителей ищу. В своем селе, сам знаешь, не найти. Конюшню из белого кирпича поставим. — Вечканов расчесал густые с проседью волосы, добавил: — Эх, чуть не забыл сказать: Игорь приехал. Он сегодня тебя навестит.
— Какой Игорь? — удивился Комзолов.
— Какой-какой… Буйнов! Твой племянник. Забыл что ли, зимой с ним встречался, приглашал к себе зоотехником… Не вини его: во время похорон Веры он был в командировке, не знал… Хорошо, что на поминки успел.
Новость о приезде Игоря обрадовала Павла Ивановича. Это же здорово, что парень возвращается на родину. Семье будет надежной опорой. Женя с Митей сейчас, наверное, прыгают от радости. Пока он в больнице, их одних, конечно, не оставят, но всё-таки… Совсем забыл про поминки. Хвороба все в голове перетрясла. Ведь как бывает в жизни: забыл о девяти днях! Девять дней как Вера там, откуда не возвращаются. Живет, живет человек, смеется, радуется и вот на тебе — его как и не было. Разве скажешь о Вере: не было? Сколько радости подарила! Смерть ее будто острием топора оставила в его сердце отметины. Такие раны ничем не залечишь. Палец порежешь, остальные целы, боль пройдет, а поранишь душу — ничем не поможешь.
Думая об этом, Комзолов чуть не забыл о друге. Вечканов понял его состояние, поэтому и молчал: для каждого горя — свое время. Может, о поминках и не надо было вспоминать. Утром Иван Дмитриевич заходил к Комзоловым. Казань Олда с Розой щи варили и кашу. Колхоз помог мясом, мукой, жители — добротой. Только Веру уже не вернешь. Перед больницей об этом говорила и его жена. Говорила, а сама плакала. Да и как не горевать? Вера была самой близкой подругой. И замуж вышли почти в одно время: сначала их свадьбу отпраздновали, потом Комзоловых. Новый год вместе встречали, до болезни Веры. Потом уж какие застолья…
Наконец-то, немного успокоившись, Павел Иванович спросил:
— Дмитрич, как думаешь — ранняя весна будет?
— Снег уже всё равно осел, — председатель показал на окно. — Ветер зря пыжится.
Немного помолчал и начал о другом:
— Совсем забыл сказать: Роза вышла на ферму коров доить.
— Это хорошо. А что наш делец, Трофим, все не выходит с реки?
— Нет. На днях встретил около правления, спрашиваю: «В Суре водится рыба»? Поскрипел зубами, а потом как набросится:
«Ты, председатель, учи уму-разуму тех, кто в поле гнется, а меня не трогай». Сначала думал, что и Розе на ферме не место. С дипломом же! Пускай с техникумским, но дипломом. Потом уже с ней согласился. Выходит, человек без диплома — не человек? Вон Судосев, наш кузнец, всего четыре класса имеет — а его на инженера не променять! Золотые руки: за мотор возьмется — в «Райсельхозтехнику» не вози. Топор возьмет — хоть дом, хоть сруб для колодца срубит. Мастер!
Прошлой осенью его сына, Числава, в Ульяновске встретил. Признался: соскучился, говорит, по Вармазейке, — сказал Комзолов.
— Он — отрезанный ломоть, его не трогай — не вернется.
— Почему не вернется? Ты, Дмитрич, насчет этого, смотрю я, не очень большой стратег. Почему бы парню не возвратиться, когда душа тянет в родное село? В Ульяновск жена перетянула, она оттуда родом. Люди, дружок, как ласточки: где бы ни летали, стремятся к своему гнезду.
В палату вошли больные. Один уже довольно-таки старый, лет под шестьдесят, второй подросток. Поздорововались с Вечкановым и, не снимая одежды, прилегли на кровати. Это не понравилось Ивану Дмитриевичу: как это — в больнице и в измятой одежде?! Он искоса посмотрел на парня и спросил:
— Ты откуда будешь и как зовут-то?
— Ваней. Качелаевский я, а что? — приподнял тот с подушки взлохмаченную голову.
— Был бы в шубе и в ней залез в постель? Топят плохо, мерзнете?
Веснушчатое лицо парня покрылось спелой земляникой.
— И волосы пора постричь. Ножницы не привезти? Машина здесь, во дворе. Привезу?
— Простите, — засмущался подросток.
Смотрит Комзолов, старику тоже стало неловко и сменил разговор:
— Куда, Ваня, ходили, не на уколы?
— К тете Нине. Сказала, скоро Вас навестит.
— Кто это тетя Нина? — Вечканов понял, что зря обидел парня. Здесь не колхозная ферма — больные. Посидел еще немного, подал руку Комзолову: — Пока, Паша, мне пора. Еще на кирпичный нужно зайти. Завтра вновь забегу. Атякшов на совещание вызвал. До свидания! — Встал с места и, посмотрев на парня, добавил: — Ты, тезка, не сердись. Я это сказал так, ради совета. А вот волосы остриги — не идут. — И вышел из палаты.
«Всегда вот так: ляпнет что-то, а потом оправдывается, — подумал Комзолов о председателе. — И у парня нашел недостатки!»
* * *На улице большими, с грачиную голову, хлопьями валил снег. Грустили березы. Глядя на них, Павел Иванович вдруг вспомнил сестру, умершую при родах Игоря. Комзолов тогда учился на третьем курсе университета, жил с Вечкановым в одном общежитии, хоть и факультеты у них были разные.
Шли экзамены. Паша каждое утро брал одеяло, учебники, шел на берез Инсара. Раздевался, повязывал на голову полотенце и, лежа на животе, «грыз» науку. В тот день он тоже был на берегу. Наука была не очень трудной: сорта пшеницы Паша хорошо знал, умел наладить сеялку, сколько и какие удобрения внести, какое поле вспахать, какое оставить под парами. Не зря профессор Данилов во время практики говорил студентам:
— Учитесь у Комзолова. Он на своем горбу все испытал.
Паша с детства учился хлеборобскому делу, не выходил с поля. Вначале с отцом на тракторе работал, затем до армии водил комбайны.
На агронома пошел учиться из-за этого: обещал себя земле-матушке, которая баюкала его, как колыбель. Он до сих пор не забыл: выходил в поле с восходом солнца, там пшеница колыхалась морем, радовала душу. А как пели перепелки — слушаешь их с открытым ртом! «Куд-куды, куд-куды», — кричали они во ржи. Хоть сами и с детский кулачок, а голоса на тридевять земель раздаются.
Поле питает душу не только хлебом и птичьим пением. Кто слышал перепелиные песни, тот, как считает Павел Иванович, уже счастливый человек. Перепелка — птица полевая, с ней связано самое дорогое в жизни — хлеб. Нет на столе хлеба — и песни не нужны.
* * *Лежит как-то Комзолов на берегу реки, готовится к экзаменам. Голова гудит как улей: наука вроде бы не очень сложная, но столько в ней всяких тонкостей. В книгах одни поучения. Все вроде бы гладко. Почему же тогда есть почти нечего? И не только студентам. Зайдешь в магазин — хлеб из кукурузы. Черствый, при разломе сыплется. Видимо, и на Украине, откуда привезли кукурузную муку, кроме этой культуры, ничего нету. Ее и в Вармазейке сеяли. Заставляли. Посеют — она поднимет похожие на змею листья и начинает вянуть. Раз ряды культиватором пройдут, другой — кукуруза еще больше желтеет. Что ей не хватает? Тепла, плодородной земли. А у них — суглинок, осока и та не шибко растет. Вот почему в кукурузе не пели перепелки — птицам нет жизни там и гнезда не свить. Перепелки — птицы полевые. Им нужна сильная, налитая солнцем рожь.
Лежал тогда Паша на берегу, ломал голову. Не заметил даже, как подошел Ваня Вечканов. Лицо бледное-бледное, а сам еле стоит.
— Что с тобой? С экзамена выгнали? — спросил Комзолов друга.
— Ваша Маша умерла, — вздохнул он тяжело.
— Как умерла? Ты думаешь, о чем говоришь?! — вздрогнул от неожиданности Паша.
— Федю Варакина видел. Тот привез эту печальную весть. Сказал, что Маше помочь не успели…
Паша с Ваней поехали в больницу, куда, по рассказу друга, привезли сестру. Больница находилась на окраине города. Вокруг здания росли огромные репейники, валялись железные трубы. Двухэтажный деревянный дом удивил парней: окна с внутренней стороны с железными решетками. Им открыл дверь мужчина с опухшим лицом в смятом белом халате и вяло спросил, кто они и зачем пришли.
— А-а, которую сегодня привезли… Она в морге, — как будто ничего и не случилось, ответил он.
С Вармазейки за гробом ездили вдвоем: Володя, их зять, и Федя Варакин. За Пашей в общежитие зашли рано утром. Он глаз не сомкнул. Сначала долго плакал, потом достал альбом с фотографиями, смотрел снимки. Сестра прислала их совсем недавно, словно сердце почувствовало… Вот она на Суре, купается, совсем юная. Вот пляшет на сцене — училась в кульпросветучилище. Вот на свадьбе, в белом платье, около нее во весь рот улыбается Володя, муж. Высокий, широкоплечий. Вот Маша беременная — Игоря носила, это уже в Кочелае. Володя работал тогда в больнице, квартиру только что получили. У них дома Павел Иванович был всего раз, после свадьбы. Работая агрономом, он часто проезжал мимо этого дома. Он и сейчас на том месте, на берегу Суры, в саду. Теперь там живут другие.
