Вера Кетлинская - Дни нашей жизни
Григорий Петрович горячо благодарил профессора и, как был, без пальто, проводил его до машины. Он приятно удивился, когда дня через два снова увидел Карелина, бодро шагающего через двор по направлению к конструкторскому бюро. Еще через два дня Григорию Петровичу понадобился Котельников, но оказалось, что Котельников поехал в институт, к профессору Карелину, делать какое-то сообщение на кафедре.
Тем временем исправленные чертежи были спущены в цех, золотники изготовлены, регулятор собран и испытан. На испытании Григорий Петрович снова увидел профессора. В спецовке и старых, вздувшихся на коленях брюках, Карелин оживленно переговаривался с Котельниковым и стариком Перфильевым.
Григорий Петрович подошел поздороваться. Профессор, как заправский металлист, подобрал к ладони замасленные пальцы и подставил для пожатия запястье.
— Блестяще работает? — спросил Григорий Петрович, с нежностью оглядывая регулятор, доставивший столько мучений.
— Кто? — невпопад переспросил профессор, тут же понял, улыбнулся и пробормотал: — Да, ничего, хорошо.
Он ушел с Котельниковым, не дождавшись конца испытаний.
Регулятор установили на место.
Григорий Петрович не мог нарадоваться, сборщики работали с праздничными лицами, да и все рабочие цеха, проходя мимо стенда, неизменно задерживали взгляд на затейливой надстройке, на сверкающих колонках «минаретов», — стоят!
А вечером главный инженер зашел в кабинет директора и утомленно сказал, как бы продолжая разговор:
— Обидно все-таки, что додумались так поздно и первоклассная машина пойдет с несовершенным регулированием.
— Да вы что, Дмитрий Иванович?!
В кабинете было по-вечернему сумрачно. Григорий Петрович включил свет, чтобы разглядеть лицо Алексеева. Алексеев сощурился и упрямо повторил:
— Да, отсталое, несовершенное регулирование на машине-красавице! Очень обидно!
— Позвольте! Общепризнано, что более совершенных машин ни у нас, ни за границей нет. Проект вызвал не только одобрение, но и восхищение... Была промашка с этими «окнами», но ее исправили... Профессор Карелин — самый крупный специалист в этих вопросах...
— Да, — подтвердил Алексеев. — Именно в содружестве с ним Котельников разработал совсем новую схему регулирования. Схему более простую и красивую, более прогрессивную и безотказную!
Он подождал вопросов, не дождался, и сказал с необычной для него твердостью:
— На следующих трех машинах придется регулятор ставить новый.
— Но предварительное испытание прошло блестяще! — воскликнул Немиров, защищаясь от нового осложнения. — Да что они, шутки со мною шутят?
Алексеев вздохнул и промолчал.
— Вы познакомились с этой их... выдумкой?..
— Да! — сразу оживился Алексеев. — Да, Григорий Петрович! И что же будешь делать, когда техническая мысль не стоит на месте! Новая схема оригинальна и проста, как все гениальное.
— Уж и гениальное! — проворчал Немиров и, как-то странно посмотрев на Алексеева, рассеянно сказал: — Ну ладно, об этом успеем.
Он начал складывать и убирать в ящики стола накопившиеся за день бумаги, привычной возней смиряя волнение.
Алексеев неподвижно сидел в кресле, грузный, обмякший, давая отдых всему своему большому телу, раз выпала нечаянная минутка. Ему не нужно было ни спорить, ни выслушивать возражения или сомнения. Он понимал и жесткую неумолимость сроков, и рискованность переделки «на ходу» одного из ответственнейших узлов машины, и материальные осложнения... Все, что мог возразить директор, Алексеев уже сказал себе прежде, чем прийти сюда.
— Черт возьми, мы не опытная лаборатория, не научно-исследовательский институт, а завод! — с раздражением сказал Немиров, захлопывая ящики, и вскочил с юношеской легкостью: — А в общем, утро вечера мудренее!
Выйдя во двор, в полумрак тихого, непривычно теплого весеннего вечера, он увидел освещенные окна конструкторского бюро и свернул на приветливый огонек.
Небольшой дом, окруженный молодыми деревцами, стоял в конце главной внутризаводской аллеи, протянувшейся на добрый километр. Глаз издали примечал белые матовые плафоны и зеленые колпачки настольных ламп. От домика веяло сосредоточенной тишиной, которую подчеркивала грохочущая неподалеку жизнь производственных корпусов.
«А ведь одного от другого уже не отделишь», — сказал себе Немиров, и завод представился ему не таким, каким он ощущал его обычно — хорошо изученным, до конца понятным производством, — нет, сейчас он представился вечно меняющимся и движущимся, насыщенным огромной внутренней работой обновления и роста.
Внезапная мысль, мелькнувшая еще во время разговора с Алексеевым, вернулась и заставила Немирова замедлить шаги. Жизнь все время вмешивается, понукает, и с прежними соображениями хозяйственника не проживешь — куда там! Был у недальновидных директоров такой идеал — хорошо освоенная продукция неизменного типа... А сейчас и не заговоришь об этом: засмеют! Выпускаешь великолепные машины, да еще в этакие сроки, — и все равно: тянись выше, совершенствуй... Пусть над тобой висит план, себестоимость... ан нет, выкручивайся и умей делать так, чтоб и одно и другое совместить! Черт возьми, этот злосчастный регулятор вдруг поднял кучу вопросов. Где-то они назревали, беспокоили, а тут все сразу вылезли наружу. Формула ясна — технический прогресс. И суть проста: было три центра — наука, конструкторы, производство. Сблизились, сцепились, требовательно воздействуют друг на друга. Складывается новая традиция. Слово для нее найдено теплое, радостное — содружество. И ты, директор, со своими промфинпланами, лимитами, обязательствами, сроками, никуда от этого не денешься.
Он остановился один на полутемной аллее и сам себе до конца уяснил: весь смысл содружества в том, чтобы время между рождением новой идеи и ее воплощением в металле сократить. «Значит, моя задача — сделать так, чтобы оно сокращалось максимально быстро. Чтобы весь путь технического прогресса — от кабинета ученого до станка рабочего — был упрощен и облегчен».
— Так, так, — пробормотал он и тут же вздохнул: — Это прекрасно, но попробуй-ка не сдать турбины в срок!
Как он и ожидал, все работники, занимающиеся регулятором, были на местах. На подоконнике лежали свёртки с булками и разной снедью — верный признак того, что люди приготовились к ночному бдению. А в кабинете рядом с Котельниковым сидел Карелин. Белый ежик профессора и густые, спутанные волосы главного конструктора дружно склонились над чертежом.
Обе головы разом поднялись, две пары глаз выжидательно уставились на вошедшего.
— Ну, рассказывайте, что вы тут надумали, «все вверх дном», — сказал Немиров, мимоходом сжал руку профессора и подсел к чертежу. — Только терминологией не оглушайте, я в регулировании не специалист.
Признание далось ему нелегко, он не любил показывать, что знает что-либо хуже других. Но сейчас ему было необходимо подробное и понятное объяснение существа нового проекта, иначе — как принимать решение? Можно созвать технический совет и авторитетно руководить заседанием, нащупывая в разноголосице мнений наиболее здравую точку зрения. Но разве это заменит собственную убежденность, вот это алексеевское «оригинально и просто, как все гениальное»?
Котельников затребовал старую схему, приколол ее рядом с новой. Он объяснял толково и строго, будто читал лекцию, и только порой горячая интонация, не соответствовавшая сухости технических понятий, выдавала его влюбленность в новый проект.
Немиров слушал и вглядывался в лежавшие перед ним схемы, стараясь уловить преимущества нового регулятора. Но он слишком плохо разбирался в технике регулирования, чтобы понять это. Зато опытный глаз инженера приметил внешнее изменение многих деталей.
— Интересно, — скупо одобрил он, дослушав объяснения, и спросил, насколько значительны будут перемены в деталях, могут ли быть использованы уже изготовленные детали и уже отлитые заготовки.
— Кое-что, — осторожно ответил Котельников.
— Что ж, готовьтесь доложить на техническом совете. Тогда и решим.
Машина ждала у подъезда. Он сел в нее и закурил, хотя обещал Клаве не курить на свежем воздухе.
— В Дом культуры, — сказал он удивленному Косте.
Техническая библиотека была уже закрыта, но ему удалось перехватить у выхода библиотекаршу. Сухонькая женщина с гладко зачесанными седыми волосами без возражений взяла у вахтера ключ, открыла библиотеку и молча достала каталоги.
— Все, что у вас есть по регулированию турбин, — сказал Григорий Петрович.
— А-а! — протянула она, бросив на директора любопытный взгляд, и, отложив каталоги, стала перебирать читательские карточки. Вынув одну, пробежала глазами недавние записи и пошла собирать журналы и книги. Читать приходилось «вверх ногами», но Григорий Петрович все-таки разобрал фамилию читателя — Полозов.
