Медеу Сарсекеев - Клад
Озипа уже мнила себя в отдельной квартире, где горячая вода и белоснежная ванна. Там она наконец выкупается, не хоронясь от чужих взглядов. А рассуждения свекра были для нее не больше чем очередное промывание мозгов…
Вслух она сказала Токтасыну-ата, что, мол, теперь менять семейное решение поздно, когда ордер на квартиру уже выписан, а новое жилье мужу и ей понравилось.
На швейную фабрику Озипа не пошла, не могла пойти. В горняцком микрорайоне не отыскать занятия по душе, зачастую приходится соглашаться на то, что предложат. Она пошла в бытовку, где стирают спецовки подземным рабочим, это было совсем близко к дому! На стирке белья промаялась с полгода. Тут же приглядела себе работенку в буфете при столовой, а затем перепорхнула на отдельную торговую точку.
Науканбек и в родительском доме отдавал свой заработок отцу до копейки. Неистовый работяга, он был на редкость равнодушен к тому, что ему заплатят. Он считал: деньги не для мужчины. Рубли веселее глядятся в руке того, кто хранит и поддерживает очаг. Геологоразведчики получали хорошо, и он ни разу не слышал от Озипы упрека или хотя бы намека на то, что она сидит без денег. Сам он никогда не проявлял любопытства к заработку жены и вообще в это дело не вмешивался.
Озипа была по-крестьянски расчетлива. Ее добыток в семейный бюджет не только от оклада. Набегало кое-что на пене в кружках пива, подзахмелевшие мужчины иногда уходили, забыв на столе сдачу… Свой добыток Озипа складывала в старенькую дамскую сумку, отдельно от мужниных десяток. Когда подсчитала в конце месяца, сначала испугалась, затем пришла в восторг. Нет, она не крала, специально не обвешивала, не скупилась наполнять пенистой влагой бокалы. Торговлю аккуратно вела, не допускала потерь. И все же набегавшая день ото дня сумма превысила мужнин заработок вдвое. Внутри скромной двухкомнатной квартиры бурильщика к исходу третьего года их семейной жизни негде было приткнуть покупку: обе комнаты и прихожая были забиты новыми вещами, посудой, коврами. А стол их в праздники и в будни ломился от яств. Гости, видя этот достаток, полагали, что молодой их семье щедро помогает из аула отец бурильщика.
2Четыре-пять лет назад Науканбек Токтасынов был одним из самых известных силачей в Актасе. Он мог на спор катить вдоль улицы груженную арбузами бричку, отрывал от земли на все четыре копыта коня, вязал петли из прутьев железа толщиной в большой палец. Его зазывали в секцию борцов и штангистов, но парень по характеру своему не был честолюбивым и не являлся на состязания.
Силу Науканбека охотно использовали возле вышки, где он считал себя вполне своим человеком. Обсадную трубу, за которую хватались двое, а то и трое, чтобы подтянуть поближе к площадке, брал в одиночку. Ради потехи другим мог подважить куском старой трубы валун и перекатывал его на другое место играючи. Любую немыслимую тяжесть только поддай Науканбеку на плечи, донесет, не уронит.
У такого богатыря обычно множество затейливых прозвищ. Лепились они и к Токтасынову, но почему-то ненадолго. Возможно, по той причине, что парень имел несколько увлечений и везде самым неожиданным образом попадал в какую-нибудь историю. Прохожие, глядя на него, хватались за животы от смеха даже тогда, когда он не произносил ни слова. Джигит вообще был неразговорчив, избегал шумных компаний, женщин, кроме законной жены, обходил десятой дорогой — стеснялся их, хотя шутки на тему взаимоотношений полов любил, поддерживал.
Работал Науканбек оголенным до пояса. Могучее тело его с тугими буграми мускулов лоснилось на солнце, словно шкура упитанного быка. Если не напомнят об обеде или об окончании вахты, не выпускал из рук лопаты, пока не скроется солнце… За эту его безотказность и отсутствие чувства меры в работе, какой-то остряк назвал его Вечным двигателем. Конечно же всегда находились люди, которые по-своему жалели богатыря, звали вовремя к столу, напоминали об отдыхе. Пока рос в доме отца, дело для старательного парня всегда находилось. Неоконченного дела не забывал, этой аккуратности он научился у отца. Для него и жара и холод нипочем! А бурильщики ведь не оставляют вышки и в середине долгой зимы.
Кужбанкара — черный исполин — было вторым прозвищем рабочего Токтасынова. А в последнее время его стали окликать словом Несун. В такой дурной привычке молодой бурильщик был менее всего повинен. Таскать домой из буфета кое-что съестное, чаще всего — оставшееся пиво, понуждала богатыря его жена. Если Науканбек не укладывался в привычные человеческие нормы габаритами своего телосложения, то супруга его, невысокая шустрая бабенка, до неприличия располневшая после рождения первого ребенка, была безмерна в своей жадности. Тащила в дом все, что можно было раскачать и сдвинуть с места. А отнести было кому, если она сама не осиливала.
Науканбек удался на редкость послушным мужем, и эту его безотказность быстро усекла в своих планах расторопная Озипа. Огромный увалень, напоминающий медведя, перекатывал возле киоска бочки, сгружал ящики, мыл бокалы, когда жена не успевала обслуживать завсегдатаев торговой точки. Работы в той забегаловке вечно не убывало. Чтобы удержать бесплатного помощника возле себя, женщина время от времени совала ему в руки наполненный бокал, увенчанный шапкой желтой пены, кусок колбасы или бутерброд с ветчиной. Вприкуску с пивом Кужбанкара мог умять полбуханки хлеба, круг колбасы, несколько таранок. Продукция Аткасского пивоваренного завода дарила богатырю ощущение сытости и удовлетворения жизнью. Едва выцедит работяга кружку-другую, блаженная теплота поднимается от низа живота к груди и все вокруг становится прекрасным, а расплывшаяся Озипа, снующая в грязном переднике между столами, кажется воплощением сказочной феи… Выросший полусиротой, когда со школьных лет ему с отцом приходилось успевать и в доме, и на поле, а подростком подставлять спину под тяжесть наравне со взрослыми, Науканбек млел от доброго взгляда женщины, радовался, будто малое дитя, выглаженной сорочке, парующей тарелке с едой, не говоря уже о ласке, на которую супруга была неистощима. В постели Озипа вела себя столь же ненасытно, как не знал устали Науканбек возле клокочущего мотора бурового станка. И это соответствие друг другу двух богатырей духа мужчина воспринимал как дар судьбы. При хорошем настроении Озипа не скупилась плеснуть своему благоверному немного граммов спиртного «для скусу»…
Радушием хозяев щедро пользовались званые и незваные гости их дома. Иные упивались до такой степени, что не владели собою. Печальной обязанностью главы семьи оставалось выпить стаканчик с гостем, поддержать компанию. Озипа не замечала особых страданий мужа из-за этой вынужденной меры гостеприимства. Если и не случались гости, он ласково напоминал жене утром, перед уходом на вахту: «Старушка, не осталось ли там на донышке?» И виновато хлопал ресницами, ожидая шкалик на опохмелку. Не получив желаемого, замыкался и уходил из дому, громко хлопнув дверью.
Наличие семьи как-то не отягощало Науканбека, не изменило его беззаботности, от которой до равнодушия к жене и сыну один шаг. Когда он возвращался домой после десятидневной отлучки, день-два был внимательным и ласковым с Озипой, брал на руки ребенка, чинил игрушки. Но вскоре все домашнее ему надоедало. Озипа видела, как он томится, скучает по тому, что вошло в его привычку.
Внезапно он оставлял игру с сыном, брал с вешалки замызганную кепку, а то и вовсе простоволосым, непричесанным уходил на улицу. Городская суета привлекала его разнообразием картин, всякими происшествиями. Если навстречу попадался такой же неприкаянный дружок, уставший от понуканий жены, он сразу веселел, нащупывая в кармане завалявшийся рублишко. И не встретит по пути, знает, где пропадают в свободное время собутыльники. В парке, неподалеку от бильярдной, всегда терся кто-либо из любителей сообразить «на троих». Если компании все же недоставало на полную бутылочку, Науканбек, забыв все обиды на жену, вел их к орсовскому буфету.
Надо отдать должное Озипе: она пока не выносила домашних сцен на улицу. На людях она всегда оставалась отменной женой. Поставив перед мужем, а затем и перед его знакомыми по кружке пива, спокойно выждав, когда джигиты опростают посуду, говорила мужу нежным голоском о том, что осталось недоделанным дома. Мужчина тут же исчезал, зная, что за нежными словами Озипы последуют жесткие действия.
Временами Озипа задумывалась, стараясь определить истоки такой слабости у мужчин. Науканбека частично извиняло то, что запойной страстью болели и другие бурильщики. Отец молодой женщины да и свекор Токтасын не пили так уж часто, поэтому их домочадцы в полной мере не испытывали всей беды от зеленого змия. Теперь Озипа все чаще раздражалась, видя мужа отупевшим и беспомощным, неспособным после загула даже на обыкновенную работу дома. А она все больше нуждалась в помощи. Теперь у них стало двое малышей. К тому времени у них был собственный дом, выстроенный на окраине Актаса. Однажды женщина спросила бурового мастера, завернувшего к ним в дом, чтобы поговорить об очередном происшествии на вахте:
