Влас Иванов-Паймен - Мост
Эти три человека, не без помощи Захара, собрали вокруг себя довольно большой актив.
И в Заречье Захар для работы в Совете и в комитете бедноты наметил людей стоящих.
Из Кузьминовки в Чулзирму Захар наведывался редко. Однако смог организовать партийную ячейку. Из Чулзирмы в партию записались те же трое: Ахтем-Магар, Шатра Микки, Пашка Васьлей; в Заречье — четверо. И для Чулзирмы и для Заречья ячейка общая. Советы работали раздельно, в то же время комячейка объединяла коммунистов двух селений по обеим сторонам Ольховки, руководила работой Советов и комбедов.
Молодым коммунистам было нелегко: сплошные раздоры с односельчанами.
Кулаки в первое время было притихли. И то, что оба села как бы разделились, основательно спутало их планы. Однако сельские куштаны недолго бездействовали. Вскоре некоторые обстоятельства стали им на руку.
К масленице все молодые мужчины по мобилизации пошли в Красную Армию. Из Чулзирмы Пашка Васьлей, из Заречья — два коммуниста. Актив поубавился, подкулачники осмелели. Временно затаившиеся горлопаны, при подстрекательстве кулаков, стали шуметь и на сходках.
Найти повод для явного возмущения, можно оказать, помогли сами молодые коммунисты. В одном деле они допустили ошибку. Добрый и несколько мягкохарактерный Шатра Микки начал, а Ахтем-Магар с Гревцовым, не подумав как следует, продолжили. А после всем пришлось пожалеть.
На селе у каждого много родни. У бедняков немало и среди имущих. Принуждать людей, связанных с тобой кровно, не очень-то и удобно.
— Мы будем собирать налог в Заречье, а русские — в Чулзирме. Всем будет легче, — предложил Шатра Микки.
Так и поступили. Во время денежных сборов особых столкновений не было. Деньгами платили только богачи, и село это ничуть не взволновало. Волнения начались, когда приступили к вторичному сбору продразверстки.
Только с одной разверсткой рассчитались, пришла другая. Получив такую весть, коммунисты собрались в Заречье. Поскольку денежные сборы прошли спокойно, то и эту работу решили продолжить тем же способом: зареченские пусть работают среди чулзирминцев, а те — в Заречье.
Кулаки нашли повод для возмущения. Но кроме повода были и условия: приближалась черная туча с востока. И называлась она — Колчак. Но кто такой Колчак? Черт его знает. Говорили, что он уничтожает всех, кто за Советы… Ходили слухи, будто Колчак станет новым царем.
Идти-то он идет к этим краям, но дойдет он сюда? Неизвестно. Именно это заставило Фальшина еще сомневаться. Во время наступления белочехов он просчитался, действуя в одиночку. Поэтому сейчас образовал «ячейку».
Вокруг Фальшина тоже собрались люди из обоих сел. И у них провозглашена своя программа: «Советы пусть будут, но без коммунистов». Мы-де не против Советской власти, только лишь против коммун.
В волости все складывалось по-разному, однако нигде еще кулаки открыто не выступали.
Жизнь вроде бы вошла в колею. Наступало время распустить ревкомы, теперь с делами волости справляется исполком.
Число коммунистов стало быстро расти. Партийную работу перестроили, объединив коммунистов нескольких волостей, создали райком.
Решили, что райком должен быть в Ключевке, она на окраине Кузьминовской волости, в то же время — в центре для сел и деревень других волостей.
Ключевка раскинулась у большой полноводной реки, на городском тракте — и Ключевский базар привлекал немало народу из окрестных мест.
Село быстро разрасталось — лавок, лотков и больших красивых домов там невесть когда настроили больше, че:.! в Базарной Ивановке.
После роспуска волостного ревкома Захар готовился к возвращению домой. Райком было не хотел его отпускать, но он сумел упросить, приведя основательные доводы:
— Колчак приближается, — объяснил Захар. — Разумеется, как бы быстро он ни приближался, но через реки: Ольховка, Кутулук, Боровку — с бухты-барахты не сможет переправиться. Вскоре реки вскроются, начнется ледоход. Чулзирма — единственное село в волости на правом берегу Ольховки. Вешние воды надолго отрежут его от других селений. Кулаки тогда, в связи с приближением Колчака, и вовсе распояшутся. Там сейчас всего-то только два коммуниста, да и то с очень небольшим стажем. Я там буду нужнее.
И райком с Захаром согласился.
Пегая лошадь Анук крепко поработала в этом году для народного дела. С тех пор как выехал из села, Захар все время так на ней и ездил. Сегодня, видать, он оседлал ее в последний раз…
Поехать через Заречье, конечно, было бы проще. Однако перед ледоходом там уже и мост разобрали. Лед некрепкий. Через Ольховку Захар переехал по мосту близ Ключевки. А дальше погнал по гористой стороне.
…Последнее время и Захару пришлось размышлять немало. Только ему не надо было, как Мурзабаю, спорить с выдуманным Тагамом.
Путь революции, путь партии — для Захара единственно правильный путь. Он правильный, но неизведанный. Такой дорогой никто в мире не пробовал ходить. Как и Мурзабай, Захар думал о сельском хозяйстве. И его тревожили разруха, беспокойное будущее.
В Ключевке в этом году создана сельскохозяйственная коммуна. Если там коллективный труд удастся — хорошо. А вдруг ничего не получится? Крестьянина можно отпугнуть. Захар надеется на удачу. Победим вооруженного врага, так жизнь и наладится… Вот вынырнул Колчак — кто это мог предвидеть? Сам произвел себя в «верховного правителя». Вроде бы царем хочет стать. Не выйдет! Настоящего царя расстреляли, пристрелят и тебя, Колчак. Красная Армия, только еще избирающая силы, сразу не смогла остановить Колчака. Теперь остановит. Говорят, должна прибыть Чапаевская дивизия. Штаб уже в городе. Может, удастся повидать Румаша. Несколько лет как отец и сын расстались. Мальчиком был тогда Румаш. Хорошим малым…
Думы Захара невольно пошли по другому пути: на ум снова пришло родное село.
Вторая продразверстка осложнила дело. Закрома действительно остались без зерна. Крестьянин, не до конца поверивший в революцию, даже тот, кто до сих пор молчал, начнет сопротивляться. А если найдутся еще и подстрекатели? Скажет слово Мурзабай — и часть села против Советов поднимется. Мурзабай, пожалуй, так не поступит. Даже потеряв сына, он держал себя сравнительно достойно. Насчет хлеба он не станет жадничать! Для себя немного припрячет в Камышле, а остальное отдаст. Но ведь кроме него есть еще там и Хаяр Магар. Этот опаснее.
Вспомнился случай на свадьбе — шесть лет прошло… Ведь тогда Захар, перегнав Магара, всерьез его разозлил, а сам, не остановившись в Ягали, умчался в Вязовку. Хаяр Магар тогда стал его личным врагом. А сейчас не враг? Классовый враг. С тех пор так и не встречал его. В прошлые разы на собрания куштан не являлся. Не только Магар, но и другие куштаны тогда приутихли. Невесть как там теперь!
Разбудоражив душу воспоминаниями о Хаяр Магаре, теперь, чтобы малость успокоиться, Захар потихоньку затянул:
Как двенадцать косарей встанем рядом,
Да двенадцать косарей вставши рядом, —
Не украсим ли наш луг мы нарядом.
Много свадебных песен знал Захар. Но когда пел на свадьбах, то ли от того, что был во хмелю, или уж настолько знал их назубок, в значение слов он не вдумывался. Сейчас запел, стараясь вникнуть…
В крестьянском деле — как в любом — кроме тяжелого труда, есть еще и своя красота! В песнях об этом поется мимоходом, но верно, правдиво.
Перед глазами возникло двенадцать крепких мужиков. Они идут в ряд по цветущему лугу, и широко, разом, в едином размахе сверкают косы. Несравненна красота луга, удивительна прелесть работы!
Чего только не поется в песнях за свадебным столом. И в каждой — восхваляется труд, народное умение.
И Захар замурлыкал под нос:
Вишневый ствол крепок, ай, говорят,
Говорят, и дуги из него гнут.
Хоть дуга и получится, ай, плохая,
Все равно: вишневая! — говорят.
Бедными нас люди, ай, называют,
Бедными нас люди называют,
Хоть нас и бедными называют,
Но богачи за родню почитают.
Но и песней не смог Захар развеять своего беспокойства. Она только растревожила.
Иногда на селе трудно разобраться в расстановке сил. Бедняк и богач в одном селе переплелись родственными узами и нитями обычаев. Если захочет, скажем, Фальшин или Хаяр Магар…
Мерно шагавшего коня Захар вдруг подхлестнул и погнал рысью.
Гони, Захар, коня, гони! Так гони, как на свадьбе, когда хотел обскакать Хаяр Магара… В Чулзирме сейчас той справляют, постарайся поспеть на пего. Ты теперь уже не боишься богатого тойбуся, даже если погибнуть на кровавой свадьбе доведется — не струсишь, скрываться не станешь…
Неспокоен и сын Захара — Тарас. Пока его отец спешил в село, он, встревоженный тем, что узнал, помчался на лыжах в другой конец Чулзирмы.
