Николай Асанов - Открыватели дорог
Тот утвердительно кивнул.
— Но это же свинство! — возмутилась Нонна.
— Почему? — равнодушно спросил Ярослав. — Какой же учитель будет поддерживать бунтующих учеников? Хорошо еще, что сейчас не средневековье. В те времена старшины цеха просто выпороли бы нас на площади и выпроводили за стены города. Нет, теперь времена либеральные. Вон у американцев ученый, поступивший в лабораторию фирмы, передает все материалы своих исследований в ведение этой самой фирмы, хотя никто из директоров ни уха ни рыла не смыслит в его выдумках. Нет, в нашем случае не свинство, нас просто хотят образумить.
— Зачем вы так, Ярослав! — У Нонны задрожали губы.
— Что, обиделись за папочку? — грубо спросил он.
С Ярославом творилось что-то непонятное. Он стал резок даже с друзьями.
Да, Ярослав, пожалуй, без института пропадет. Он мог бы пойти к ракетчикам, к химикам. И там и тут науки смыкаются с физикой элементарных частиц. Но он жаждет только эксперимента и только в странном ядерном мире. Они как-то шутя и не шутя высчитывали, сколько времени продержатся на зарплату Аннушки в том случае, если мстительный Михаил Борисович даст им отрицательные характеристики и им придется доказывать причастность к науке с твердостью неофитов. По Аннушкиным подсчетам выходило, что если они не станут требовать чекушку к обеду, то она их прокормит месяца три. Алексей восхитился, закричал: «А мы еще будем подрабатывать переноской мебели из магазина!» Магазин мебели был в их доме. Ярка со странной злостью — ведь разговор-то был шуточный! — сказал: «Так тебя и примут в артель, с твоими-то музыкальными руками! В магазине будем прирабатывать мы с Валькой. А ты будешь отсиживаться дома…» Нонна — она теперь была постоянно с ними, — стараясь снять возникшее напряжение, неосторожно воскликнула: «А я буду носить ему завтраки!» И Ярка вот так же грубо сказал: «Если папа позволит!» Нет, Ярослав все время пытается обособить Нонну, ему не хочется признавать ее равной. И Алексею пришлось напомнить в тот вечер: «Вальке некогда будет носить мебель, он станет готовить новый эксперимент для Крохи…» Ярослав словно и забыл, что Валька больше не водится с ними.
Вот и сейчас, после грубых слов Ярослава, губы у Нонны задрожали. Алексей сидел рядом с нею и видел ее лицо в профиль. Ярослав сидел сзади, навалившись грудью на спинку переднего сиденья. Алексей чувствовал на своем плече его руку. Ярка не видел лица Нонны, но и он, видно, понял, что сморозил глупость, потому что вдруг замолчал и откинулся назад. Больше его рука не мешала Алексею, но и это показалось недобрым. Будто Ярка начисто отделился от них.
Но у дома Ярка попрощался с Нонной с привычным дружелюбием, даже пригласил зайти. Нонна отказалась: было поздно. Алексей тоже не пошел: зачем беспокоить Аннушку? Тем более что новости привезли дрянные.
А на следующий день, в понедельник, секретарь директора Марина Саввишна позвонила и сказала полушепотом — в присутствии академика она всегда не говорила, а шептала:
— Завтра, к одиннадцати, вас приглашает Иван Александрович!
Алексей переждал немного, чтобы она успела дозвониться и к Ярославу, а потом позвонил ему сам.
— Ну, что ты скажешь? — спросил он.
— Тебя интересует мое лирическое отношение?
— Не только! — нетерпеливо сказал Алексей.
— Тогда подожди. Я к тебе скоро поднимусь.
Алексей позвонил Нонне. Нет, ее к Ивану Александровичу не приглашали. Позвонил Вальке. Тот ничего не слыхал, ему не звонили, и он очень рад. Впрочем, Валька всегда старался быть как можно дальше от небожителей. Он с облегчением ответил, что у него на горизонте все спокойно.
Итак, дело пока ограничивалось разговором с Алексеем и Ярославом. Что ж, тем лучше. Ведь они и есть главные виновники. Им и отвечать.
Ярослав пришел через полчаса. Наверное, «собирал информацию». Был он мрачен.
Сел на стол Алексея, сдвинул бумаги в сторону, покачал ногой, выстукал на зубах что-то вроде похоронного марша, посвистел немного, спросил:
— Наводишь глянец для своего сменщика? — И ткнул пальцем в горку папок.
— Вычисляю массу новой частицы, — с неудовольствием ответил Алексей.
— За что я тебя люблю, Алешка, — развязно заговорил Ярослав, — это за то, что ты похож на Архимеда!
— При чем тут Архимед? — рассердился Алексей.
— А при том, что, когда горели Сиракузы, Архимед так и не встал со своей лежанки, — ты же проходил, наверно, в школе, что древние греки и пили, и ели, и работали лежа? — так вот, Архимед и не подумал выглянуть в окно, не приближается ли пожар к его дому, а все продолжал свои вычисления.
— Давай ближе к делу!
— Ближе к делу, ближе к телу… Моя хата с краю… С миру по нитке — удавленнику веревка… — бессмысленно бормотал Ярослав, тупо глядя на Алексея черными упрямыми глазами. — Да, тогда в Сиракузы приехали пожарные и успели залить огонь. Обгорела только крыша Архимедова дома. А он узнал об этом на следующий день утром, когда закончил расчеты и пошел погулять со своей собачкой… Кстати, у древних были собаки?
— В Греции было все, и дураки тоже были! — буркнул Алексей.
— Ты не сердись, Алеша, — тихо проговорил Ярослав, и в голосе его явственно прозвучала усталость. — Конечно, мы с тобой не пророки, предвидеть будущее не обучены, но столько-то мы понимаем, чтобы сказать: наше дело швах! Впрочем, был бы хомут, а шеи у нас крепкие…
Эта унылость в голосе и в лице Ярослава, которому всегда и все было нипочем, так удивила и даже испугала Алексея, что он вскочил из-за стола, будто собирался звать «Скорую помощь». Ярослав мрачно усмехнулся и удержал его за плечо.
— Погоди, спешить некуда. У нас еще масса времени. До одиннадцати часов завтрашнего утра.
Алексей снова сел. Он лихорадочно соображал, чем и как успокоить друга. В таком состоянии Ярослав мог натворить немало чудес. Как раз вовремя. Когда каждое лыко им могут записать в строку. В строку будущей характеристики. Конечно, характеристики все равно дадут паршивенькие, но зачем же нарываться на издевательские?
Ярослав взял со стола статуэтку Ники, повертел в тонких пальцах. Сегодня и Ника не оживала, оставалась тяжелым металлом, удобным разве что для удара по голове. Да и в глазах Ярослава было именно такое выражение, будто он примеривался, как бы половчее ударить кого-то статуэткой. Но вот он вздохнул, поставил статуэтку обратно на стол и сказал:
— Ты ее забери домой. Положи в портфель. И свои бумаги тоже. А то, знаешь, прикажут выложить на стол пропуска, а потом комендант произведет опись «выморочного» имущества, и черта с два ты допросишься своих забытых вещей. Мы ведь по ножу идем, как в Коране говорится, и вряд ли доберемся до рая. Скорее всего угодим в ад. Тут, пожалуй, и Ника не поможет!
Он погладил статуэтку ладонью, и — странное дело! — в этот миг Ника снова затеплилась жизнью и красками, — свет из окна упал на нее переливчато, что ли? Алексей сказал:
— Давай сходим в партком, Ярослав. Покажем Кириллову нашу докладную. Ведь если в академии запиской заинтересуются, они прежде всего позвонят ему.
Такой разговор заходил и раньше между ними. Но Ярослав стоял на своем: никто защищать их не станет. Порой Алексею казалось, что для Ярки и на самом деле «страшнее кошки зверя нет». Вот и сейчас он меланхолически сказал:
— Ну что может Кириллов? Он же не ученый, а механик. Кстати, тебя никогда не занимало, почему в нашем институте секретарем парткома всегда выбирают кого-нибудь из инженеров и никогда — ученого?
Алексей недоуменно взглянул на Чудакова. В самом деле, почему? И нехотя предположил:
— Ученые — теоретики, а на такую работу нужен практик… — И нечаянно оживился: — А Кириллов не просто инженер! Все опыты у него на глазах проходят.
— Да, проходят, — не сдавался Ярослав, — но Кириллову важен только ход опыта, как работают его машины. И вообще партийная организация занимается только вопросами воспитания. Не будут же они разрабатывать теорию физики!
— Вот мы и попросим Кириллова перевоспитать нашего Шефа, — слабо улыбнулся Алексей.
— Так он тебе и возьмется! Это тебе не детская комната при отделении милиции: «Мальчик, зачем ты стащил у девочки ее завтрак? Ай, какой нехороший мальчик!»
Он спрыгнул со стола, помахал руками, как мельница крыльями, присел несколько раз на носках. Алексей видел, что все это делается от смущения: как же, разнюнился! Вот он выпрямился, лицо стало спокойным. Суховато сказал:
— Итак, до завтра. Имей в виду, нас судит триумвират: сам Иван Александрович, его заместитель и Шеф. Шеф уже трижды ездил к Ивану Александровичу на дачу. Список наших работ, мой автореферат по докторской диссертации, твои документы, что ты подавал на конкурс по замещению должности старшего научного сотрудника, — все это доставлено Ивану Александровичу. И — это уж мои догадки! — приложены все доносы, которые сочиняли на нас или только что сочинили по требованию Шефа Кроха, Подобнов и Анчаров. Так что готовься, брат, выпить чашу до дна…
