Журнал современник - Журнал Наш Современник 2009 #1
Такой подход, как нам кажется, очень многое проясняет. В наше время, когда хамство и наглость утверждают не только свою безнаказанность, но и правоту, мало кто отваживается столь определенно противостоять этому именно с позиций Православия. "Доброта вредит нераскаянному человеку"…
Хорошо, что это сказал старец Паисий. Его уж никак не упрекнешь в отсутствии истинной доброты и христианского смирения.
А в основе отношения к нераскаянному человеку (то есть к уверенному в своей правоте хаму!), которое предлагает современный либеральный гуманизм, лежит эгоистическое равнодушие. Оно, хоть и надевает на себя личину христианской любви, достаточно легко опознается по стилистике - исступленно-патетичной или слащаво-умильной.
И Господь отходит от нераскаянного грешника. О чем напоминает все та же притча о блудном сыне. Хотя отец в душе, конечно, любил и жалел его, но не искал "в стране далече" и не оказывал материальной поддержки, так как сыну в том нераскаянном состоянии она была бы во зло, а не во благо. Кстати, в Евангелии от Луки на две главы позже о правильном отношении к обидчику говорится прямо: "Если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему; и если раскается, прости ему" (Лк. 17:3; разрядка наша. - Авт.). Значит, неустанно, "до семидежды семи" прощай, если он, в свою очередь, столь же многократно готов раскаиваться, приходить с повинной.
Преподобномученица великая княгиня Елизавета Федоровна явила пример величайшего прощения, придя к убийце своего мужа спросить, не обидел ли князь его чем-нибудь. Но увидев нераскаянность террориста, отошла от него и, вероятно, помогала ему, как и старец Паисий своим врагам, издалека молитвой, а не делала вид, что ничего не случилось, еще больше утверждая убийцу в сознании его правоты.
Ну а помогут ли молитвы обидчику раскаяться, и насколько "эффективно" кто молится, судить не нам. Это не как в классическом американском кино, где усилия положительного героя непременно венчает happy end. Если уж святые не всех вымаливали, если Самого Христа Иуда предал и не раскаялся, значит, не такая тут простая арифметика.
Людям же, которые, рассуждая о христианском всепрощении, не защищают обидимых и не призывают обидчиков к покаянию, необходимо, на наш взгляд, прежде всего потренироваться прощать своих личных врагов. А то нередко наблюдаешь странную (или, наоборот, естественную?) закономерность: такие "всепрощенцы" с легкостью готовы простить любые оскорбления, издевательства и даже злодейства - но только по отношению к другим. А вот за мельчайшие личные обиды они мстят с истинно ветхозаветной беспощадностью.
ЮРИЙ ЕМЕЛЬЯНОВ ВЕЧНАЯ ВОЙНА АМЕРИКИ
Из истории милитаризации США
Агрессоры и пацифисты
Еще задолго до того, как президент США Дуайт Эйзенхауэр заявил 17 января 1961 года о господстве "военно-промышленного комплекса в США", высшие военные чины и фабриканты оружия занимали значительное место в руководстве страны. О роли военных свидетельствовало то обстоятельство, что 14 из 44 президентов США служили в армии. При этом немало из них достигли генеральских чинов, начиная с первого президента США Джорджа Вашингтона. О том, что в США всегда почетом были окружены военачальники и те, кто служил в армии, свидетельствуют сотни памятников генералам и целым дивизиям в столице страны.
И в то же время особым престижем в Америке военная профессия не пользуется. Сравнивая отношение европейцев и американцев к службе в армии, английский историк Макс Хастингс писал, что всегда "существовало… резкое различие в настроениях по отношению к военной службе "лучших и светлейших" умов среди молодых людей в Америке и в Европе. В Америке за пределами нескольких тысяч "военных" семей военная карьера никогда не была почетной в европейском духе".
Во многом такое противоречивое отношение к военной службе объяснялось неодобрением американцами, во всяком случае значительной их частью, войн, которые вели США. При этом ряд американцев, особенно представлявших творческую интеллигенцию, обращали внимание на вопиющее противоречие между высокими идеалами общества, на которые всегда ссылались правители США, и циничными целями войн и гонки вооружений.
Многие видные писатели и деятели культуры США не раз выступали против агрессивных войн своего государства, обличая их несправедливый характер. После нападения США на Мексику в 1846 году известный писатель Генри Торо отказался платить налог в знак протеста против использования денег налогоплательщиков для ведения войны. Он был помещен в тюрьму, и когда его друг философ Ральф Эмерсон, навестив его, спросил: "Почему ты в тюрьме?", Торо ответил: "А почему ты на свободе?" Выйдя из заключения, Торо написал памфлет "О гражданском неповиновении", в котором резко осуждал войну против Мексики. Против этой войны высказались религиозные деятели. Священник Т. Паркер решительно выступил против "позорной войны" и осуждал всякого жителя Новой Англии, если он шел в армию, давал деньги на ведение войны или оказывал ей иное содействие. В ходе американо-мексиканской кампании возникло первое антивоенное движение в США.
Даже американские генералы, участвовавшие в американо-мексиканской войне, осуждали ее несправедливый характер. Генерал Улисс Грант писал: "Я считаю, что эта война была одной из самых несправедливых, которую когда-либо вела сильная страна против слабой".
С антивоенных позиций выступила оппозиционная партия вигов. Газеты вигов писали: "Всему миру известно, что мы обманули Мексику, что мы -грабители… Кто добровольно вступает в армию или голосует за ассигнование хотя бы одного доллара на войну, предает… права человечества. Всякий житель Соединенных Штатов, достойный американской свободы, должен драться на стороне мексиканцев и низвергнуть подлых, низких… корыстных захватчиков". Принадлежавший тогда к партии вигов А. Линкольн заявлял, что "кровь, пролитая в этой войне, обличает его подобно крови Авеля".
Однако вскоре проявились противоречия в самом антивоенном движении. Несмотря на оппозицию, виги в Конгрессе поддержали военные расходы.
Объясняя это, Линкольн говорил: "…Коль скоро война началась и стала делом нашей страны… мы не можем выступить против войны". Эта противоречивая позиция вигов способствовала тому, что правительство могло уверенно вести кампанию против Мексики. Подобные противоречия были характерны и для последующих антивоенных движений.
Во время американо-филиппинской войны в США вновь возникло антивоенное движение, еще более активное, чем во время американо-мексиканской войны. Была создана Антиимпериалистическая лига, в которой участвовали такие выдающиеся писатели, как Марк Твен, Генри Джеймс (последний заявил: "Пусть будут прокляты Соединенные Штаты за их подлое поведение на Филиппинских островах"), представители ряда профсоюзов и даже некоторые видные предприниматели, включая Эндрю Карнеги. Однако мотивы их выступлений были различными.
Представители американской интеллигенции были возмущены, прежде всего, вопиющим надругательством над моральными идеалами, в которые они искренне верили и которые проповедовали. В своем гневном фельетоне "В защиту генерала Фанстона" Марк Твен противопоставлял Вашингтона, Линкольна и Гранта генералу Фанстону, руководившему жестокими расправами над филиппинцами. Твен утверждал: "Его натуру всегда тянуло к моральному шлаку, как натуру Вашингтона - к моральному золоту… Он имел врожденную склонность к гнусному поведению… И вот теперь, - писал Марк Твен, - натура Фанстона… возвращается домой учить наших детей ПАТРИОТИЗМУ!… Генерал станет для молодого поколения образцом, кумиром… Что нам делать, как бороться с этой катастрофой?"
Возмущение и страхи писателя были понятны, но, кажется, что он не замечал, что и до Фанстона американцы творили злодейские преступления по отношению к "туземцам", в том числе и на американской земле. Писатель словно не желал видеть, что воспитание американцев на рассказах о честности Вашингтона, идеализация других "отцов американской нации" и всей американской общественной системы вели не только к некритическому, однобокому освещению американской истории, но и порождали обманчивую уверенность в том, что американцы, воспитанные на идеалах демократии, свободы и гуманизма, защищены ими, как непробиваемой броней, что они в принципе не способны к злодейству. Это также порождало иллюзию того, что лишь Америка является носителем высшей морали, что всякий американец добродетелен от природы. Поэтому американцы, сталкиваясь с иными народами, не признавали за ними права на человеческое обращение. Несмотря на резкость, критика Марка Твена, Генри Джеймса и других представителей творческой интеллигенции не была глубокой, а потому она не оказала заметного воздействия на общественное сознание.
