Александр Бахвалов - Нежность к ревущему зверю
— Сколько часов, не скажете? — спросил солдат, которому хотелось как-то выразить свое хорошее отношение к знакомому летчику.
— А если будешь узнавать о температуре, спросишь, сколько градусников?
Они рассмеялись. Потом закурили, причем, прежде чем прикурить, солдат старательно, с видом участника той же игры огляделся.
— А у вас какое звание? — в тоне вопроса чувствовалось, что солдат задумал ответную шутку.
— Майор запаса.
— Спокойной ночи, товарищ майор! — довольный своей находчивостью, постовой отдал честь.
Утром Лютров узнал, что накануне вечером в гостиницу звонил начальник отдела летных испытаний фирмы Данилов. Интересовался делами экипажа, а когда Чернорай сказал ему, что завтра предстоит последний полет перед заменой двигателей, Данилов распорядился, чтобы после установки самолета на замену двигателей ведущий инженер Углин, бортрадист Коля Карауш и он, Лютров, прибыли па базу. Слава Чернорай, присланный на несколько полетов подменить заболевшего второго летчика, должен вернуться в КБ, где он отрабатывал на тренажере навыки управления новым лайнером «С-441», которому летом запланирован первый вылет.
— А нас для чего отзывают, не спросили?
— Чернорай разговаривал, а он, сам знаешь, человек военный, — улыбнулся Костя Карауш. — Начальству вопросы не задает.
Взлетели, как обычно, во второй половине дня.
Через двадцать пять минут после взлета, когда самолет вышел из зоны связи с аэродромом, Костя Карауш доложил:
— Командир, разрешили третий эшелон набирать, девять тысяч.
Его перебил Углин.
— Подождите, подождите… Командир! Алексей Сергеевич!
— Ау!
— Вот какой вопрос: мы сейчас где находимся?
— Булатбек, уточни.
Связанные самолетным переговорным устройством (СПУ), все на борту слышали каждое слово, к кому бы оно ни относилось.
— Подходим к городу Перекаты, — начал Саетгиреев, — удаление от места взлета…
— Сколько мы ушли? — торопил Углин. — Чего-то у нас непорядок.
— Удаление — двести пятьдесят километров.
— Так, двести пятьдесят, — голос Углина звучал тревожно. — Значит, если верить топливомерам…
— Так, — сказал Лютров, чуя недоброе.
— …У нас топлива сейчас… восемнадцать тонн. И уходит очень быстро.
— Что вы, ребята? — Лютрову было чему удивляться: перед вылетом на борту находилось около шестидесяти тонн горючего.
Но по диктующему голосу Углина Лютров понял, что ведущий не только старается быть точным в подсчетах, но и требует, чтобы к его словам отнеслись серьезно.
— Впечатление такое, — продолжал он, — что с одной стороны, с левой, уходит топливо. Очень быстро.
— Так.
— Кроме седьмых баков, — добавил бортинженер Тасманов.
— И расходный тоже уменьшается. Поэтому…
— Так.
— Ну и шутки у вас, Иосаф Иванович, — невесело сказал Костя Карауш.
— Увы, Костя, это не шутки… Так вот насчет эшелона. Может быть… До Перекатов сколько?
— А сядем мы там? — Чернорай понял, куда клонит ведущий. — Булатбек, сколько там полоса?
— До Перекатов триста. Полоса…
— Запасной аэродром у нас какой? — опять спросил Углин.
— Полоса в Перекатах две… да, две тысячи метров.
— Давайте тогда вернемся, — сказал Тасманов.
— Погодите. От места взлета сколько ушли? — спросил Углин.
— Двести пятьдесят.
— Тогда погодите разворачиваться, лучше идти на Перекаты.
— Булатбек, в Перекатах что за аэродром? — спросил Лютров. — Я там не был.
— Новый аэродром, бетонная полоса. Я был на нем.
— Костя, запроси погоду Перекатов, быстро, сказал Лютров.
— Понял: погоду Перекатов.
— Восемнадцать тонн, — сказал Лютров, — это, братцы, надо снижаться.
— Да, надо снижаться, отозвался Углин. — И садиться в Перекатах. Что-то с топливом…
— Сколько до Перекатов, Булатбек? — спросил Лютров, — Около двухсот пятидесяти, командир.
— Надо снижаться, — сказал Тасманов.
— И обратно двести пятьдесят?
— Обратно уже больше, — проговорил Чернорай.
— Командир, погода в Перекатах ясная, слабая дымка.
— Булатбек, настраивайся на Перекаты, — распорядился Лютров.
— Чтобы не возвращаться, — сказал Чернорай.
— Хорошо, — сказал Лютров. — А как вес? Если мы будем считать, что у нас восемнадцать тонн, а на самом деле вес будет большим? Как мы будем себя чувствовать на полосе аэропорта?
— Ничего, — отозвался Тасманов.
— Ты уверен, что топливо действительно уходит?
— Я грешил на приборы, но они работают.
— Значит, так, — сказал Углин. — Топливо у нас уходит с левой стороны, правая показывает правильно.
— Так.
— Вот и по расходному баку видно…
— Так.
— …Поэтому… если мы ошибемся…
— Так…
— …И у нас в Перекатах вес будет максимальный…
— Так.
— Сейчас я вам скажу… Сто, около ста двадцати восьми тонн. Ничего страшного не будет. А если мы не ошибемся, упадем без керосина.
— Верно.
— Давайте прямо на Перекаты.
— Булатбек, какие машины там садятся?
— «АН-24», «ИЛ-14». Полоса хорошая.
— Ну, добро, пошли на Перекаты. Давай, Булатбек.
— Сейчас, командир, готовлю, — Саетгиреев разворачивал карту.
— Костя?
— Да?
— Свяжи Славу с Перекатами, быстро. Слава?
— Да?
— Докладывай, что идем к ним аварийно.
— Понял.
— Слава, работай, — сказал Карауш,
— Понял. На какой станции?
— На обеих.
— Понял, на обеих… Я — 0801, я — 0801, у меня на борту непорядок, буду садиться у вас, доложите возможность посадки…
Сквозь шум с земли донеслось:
— Перекаты-один, Перекаты-один… Вас понял, посадку разрешаю.
— Вас понял. Повторяю: посадка аварийно, возможно — с ходу, обеспечьте полосу… Возможна посадка с ходу…
— Перекаты-один, Перекаты-один… Вас понял, посадка с ходу.
— Алексей Сергеевич, — позвал Углин.
— Ау?
— Ощущаете крен самолета в правую сторону?
— Да, есть.
— Значительный?
— Нет, не очень.
— Когда будет значительный, скажете. Сколько до Перекатов?
— Двести. Ровно, — сказал Булатбек,
— Что, пора снижаться? — спросил Лютров.
— Подожди, — сказал Чернорай.
Его перебил Углин.
— Алексей Сергеевич, сейчас магистральный топливный кран перекрыт, будет крен, возможно, значительный…
— Хорошо, понял. А слева продолжает убывать?
— Да.
— Здорово?
— Костя, надо передать на наш аэродром, что мы аварийно садимся в Перекатах, — сказал Чернорай.
— Наш не слышит уже. Я через Перекаты с ним свяжусь. Слава, работай с землей.
— Я — 0801… Вас понял, снижаюсь… Курс сто тридцать пять. Повторите! Понял, курс — сто тридцать пять… Леша, занимай пять тысяч, курс сто тридцать пять.
— Понял.
— Командир, левые двигатели могут остановиться, — сказал Тасманов.
— Левые могут встать? Без топлива?
— Правые, а не левые, наверно, — сказал Чернорай.
— Левые, левые! — крикнул Тасманов.
— Горючее-то у нас держится на левой стороне? — У Чернорая были свои выводы после всего услышанного.
— Ушло с левой!
— Уходит с левой, — уточнил Углин.
— Командир, — сказал Карауш, — курс сто тридцать.
— Встанут так встанут, — сказал Чернорай, — на двух дойдем.
— Может, их прибрать, Алексей Сергеевич? Чтобы керосин не уходил? — спросил Тасманов.
— Прибрать?
— Да, левые двигатели. А то не дойдем.
— Рано, — сказал Чернорай, — мы провалимся.
— Как же пойдем на этой высоте на двух? — спросил Лютров.
— Ну, хотя бы один?
— Один можно. Убирайте… Слава, сними обороты с первого.
— На малый газ, — сказал Тасманов, — поставьте первый на малый газ.
— Сколько до Перекатов, Булатбек?
— Сто двадцать.
— А ближе аэродромов нет? — спросил Углин.
— Ближе нет.
— Ничего, ничего, — сказал Лютров, — потихонечку снизимся сейчас и пойдем… Попроси снижения, Костя.
— Понял.
— Что? Лучше не стало? — спросил Тасманов Углина. — Левый я прибрал, магистральный закрыт. Смотри, уровень держится?..
— Костя, как со снижением?
— Даю высоту две пятьсот.
— Курс?
— Курс сто тридцать.
— Понял.
— Все-таки уходит, — услышал Лютров голос Углина. — Что будем делать?
— Надо останавливать и второй двигатель, — сказал Тасманов.
— Второй? — спросил Лютров. — Давайте второй…
— Алексей Сергеевич, топлива осталось двенадцать тонн, нужно немедленно останавливать второй, — сказал Углин.
— Да, убирайте второй.
— Может, их выключить? — спросил Тасманов.
— Надо выключить и закрыть пожарные краны, — согласился Углин.
— Давайте, — сказал Лютров.
